Уильям Коллинз - Лунный камень Страница 28

До сих пор я держал себя очень откровенно с сыщиком Каффом. Но вкрадчивость, с какою он вторично обратился ко мне с этим вопросом, заставила меня быть осторожнее. Сказать попросту, меня вовсе не радовала мысль помогать его розыскам, если эти розыски приводили его, словно змею, ползущую в траве, к моим товарищам — слугам.

— Я ничего не заметил, — сказал я, — кроме того, что все мы растерялись, включая и меня самого.

— О! — сказал сыщик. — И вы ничего больше не имеете мне сказать, не так ли?

Я ответил с невозмутимой физиономией (льщу себя этой мыслью):

— Ничего.

Унылые глаза сыщика Каффа пристально уставились мне в лицо.

— Мистер Беттередж, — сказал он, — позвольте пожать вам руку. Я чрезвычайно вас полюбил.

Почему он выбрал именно эту минуту, когда я обманул его, чтоб высказать мне свое расположение, понять но могу. Но, разумеется, я несколько возгордился, не на шутку возгордился тем, что наконец-то провел знаменитого Каффа!

Мы вернулись домой, Кафф попросил отвести ему для допроса особую комнату, а потом присылать туда слуг, живущих в доме, одного за другим, по порядку их звания, от первого до последнего.

Я привел сыщика Каффа в свою собственную комнату, а потом созвал всех слуг в переднюю. Розанна Спирман пришла вместе с другими, такая же, как всегда. Она была в своем роде не менее опытна, нежели сыщик, и, я подозреваю, слышала в кустарнике, как он расспрашивал меня о слугах вообще, прежде чем увидел ее. Но по лицу ее нельзя было и догадаться, что она помнит о существовании такого места, как наш кустарник.

Я отправлял к сыщику одну служанку за другой, как мне было ведено.

Кухарка первая вошла в судилище, другими словами — в мою комнату. Она оставалась там очень недолго. Выводом ее было, когда она вышла:

— Сыщик Кафф не в духе, но сыщик Кафф настоящий джентльмен.

Вслед за нею отправилась горничная миледи. Оставалась она гораздо дольше. Заключением ее было, когда она вышла:

— Если сыщик Кафф не верит словам порядочной женщины, то он мог бы, по крайней мере, оставить свое мнение при себе!

Потом отправилась Пенелопа. Оставалась минуты две, не больше.

Донесение:

— Сыщика Каффа очень жаль; должно быть, он в молодости был несчастлив в любви, батюшка.

После Пенелопы пошла старшая служанка. Оставалась, как и горничная миледи, довольно долго. Вывод:

— Я поступила к миледи не затем, чтобы какой-нибудь полицейский подозревал меня в глаза.

Потом пошла Розанна Спирман. Оставалась дольше всех. Никакого вывода — мертвое молчание и бледные, как смерть, губы. Самюэль, лакей, пошел вслед за Розанной. Оставался минуты две. Донесение:

— Стыдно должно быть тому, кто чистит сапоги мистеру Каффу.

Нанси, судомойка, пошла последней; оставалась минуты две. Донесение:

— У сыщика есть сердце, он не насмехается, мистер Беттередж, над бедной работящей девушкой.

Отправившись в судилище, когда все уже было закончено, узнать, не будет ли мне каких-нибудь новых приказаний, я нашел сыщика глядящим в окно и насвистывающим «Последнюю летнюю розу».

— Набрели на что-нибудь, сэр? — спросил я.

— Если Розанна Спирман отпросится из дому, — сказал сыщик, — отпустите ее, бедняжку, но сперва дайте мне знать.

Уж лучше было бы мне промолчать о Розанне и мистере Фрэнклине. Было ясно, что несчастная девушка возбудила подозрения сыщика Каффа, несмотря на все мои старания не допустить этого.

— Надеюсь, вы не считаете Розанну причастной к пропаже алмаза? — осмелился я спросить.

Углы меланхолических губ Каффа искривились, и он пристально посмотрел мне в лицо.

— Я думаю, лучше будет не говорить вам ничего, мистер Беттередж, — сказал он, — а иначе вы, пожалуй, расстроитесь.

Я усомнился: уж точно ли удалось мне тогда, в саду, провести знаменитого Каффа. К моему облегчению, нас прервал стук в дверь, и пришло известие кухарки: Розанна Спирман отпросилась выйти, по всегдашней своей причине: болит голова и хочется подышать свежим воздухом.

По знаку сыщика я сказал:

— Пусть ее идет.

— Где у вас выход для прислуги? — спросил он, едва мы остались одни.

Я показал ему его.

— Заприте дверь вашей комнаты, — проговорил сыщик, — и если кто-нибудь спросит обо мне, скажите, что я сижу здесь и размышляю.

Он опять скривил углы губ и исчез.

Оставшись один, я почувствовал сильнейшее любопытство, подтолкнувшее меня самолично заняться розысками.

Было ясно, что подозрения сыщика Каффа были возбуждены ответами слуг на допросе. А между тем две служанки (кроме самой Розанны), остававшиеся на допросе дольше других, — горничная миледи и горничная по дому, — были из самых ярых гонительниц несчастной девушки. Придя к этому заключению, я будто случайно заглянул в людскую, увидел, что там происходит чаепитие, и тотчас на него напросился.

Надежда моя найти союзника в чайнике оправдалась. Менее чем через полчаса я знал столько же, сколько сам сыщик.

Ни горничная миледи, ни первая горничная по дому не поверили вчерашней болезни Розанны. Эти две чертовки — прошу прощения, но как же иначе назвать злых женщин? — несколько раз прокрадывались в четверг после полудня наверх, пытаясь отворить дверь Розанны и всякий раз находя ее запертою, стучались и но получали ответа, слушали и не слышали никакого звука изнутри.

Когда девушка спустилась к чаю и снова была отослана в постель по причине нездоровья, две вышеупомянутые чертовки опять попробовали отворить ее дверь и нашли ее запертой, заглянули в замочную скважину и нашли ее заткнутой, видели свет под дверями в полночь и слышали треск огня (огонь в спальне служанки в июне!) в четыре часа утра. Все это они рассказали сыщику Каффу, который, вместо благодарности за их желание помочь ему, посмотрел на них кислым и подозрительным взглядом, явно показывая, что не верит ни той, ни другой. Отсюда — нелестный отзыв обеих женщин о сыщике.

Отсюда (а также и под влиянием чайника) — их готовность дать волю языку о неджентльменском обращении сыщика с ними.

Так как я уже подметил уловки знаменитого Каффа и знал, что он намерен тайно следить за Розанной, когда она выйдет на прогулку, мне стало ясно, что он нарочно не показал обеим горничным, как существенно они ему помогли. Покажи только женщинам подобного рода, что считаешь их показания достойными доверия, и они до того зачванятся этим, такого наговорят, что сразу заставят Розанну Спирман быть начеку.

Я вышел из дома. Летний вечер был удивительно хорош. Я сильно жалел бедную девушку и вообще был очень встревожен оборотом, какой приняло дело.

Направившись к кустарнику, я встретил мистера Фрэнклина в его любимой аллее. Он давно уже вернулся со станции и успел переговорить с миледи. Она рассказала ему о непонятном отказе мисс Рэчель дать осмотреть ее гардероб и привела его этим в такое уныние, что он, казалось, не решался больше говорить о барышне. Фамильный характер сказался в нем в этот вечер впервые во всей своей силе.

— Ну, Беттередж, — сказал он, — как нравится вам атмосфера тайны и подозрения, в которой мы все теперь живем? Помните утро, когда я приехал с Лунным камнем? Боже мой, как я жалею, что мы не бросили его в пески!

После этой вспышки он не захотел продолжать разговора, пока не успокоится. Мы молча шли рядом минуты две, а потом он спросил меня, куда делся сыщик Кафф. Невозможно было обмануть мистера Фрэнклина, сказав ему, будто сыщик сидит в моей комнате и размышляет. Я рассказал ему все, как было, упомянув в особенности то, что горничная миледи и горничная по дому сообщили о Розанне Спирман.

Ясный ум мистера Фрэнклина постиг в одно мгновение, на кого направлены подозрения сыщика.

— Вы, кажется, говорили мне сегодня утром, — сказал он, — что один из лавочников уверял, будто встретил Розанну вчера, по дороге во Фризинголл, когда мы предполагали, что она лежит больная в своей комнате?

— Да, сэр.

— Если горничная тетушки и другая женщина говорят правду, значит лавочник действительно встретил ее. Болезнь была предлогом, чтобы нас обмануть. У нее была какая-нибудь преступная причина, для того чтобы тайно побывать в городе. Запачканное краской платье, по-видимому, принадлежит ей, а огонь в ее комнате в четыре часа был разведен для того, чтобы сжечь это платье. Розанна Спирман украла алмаз. Я сейчас же пойду и скажу тетушке, какой оборот приняло дело.

— Нет, повремените еще, сэр, — послышался меланхолический голос позади нас.

Мы быстро обернулись и очутились лицом к лицу с сыщиком Каффом.

— Почему же? — спросил мистер Фрэнклин.

— Потому что, сэр, если вы скажете миледи, то миледи передаст это мисс Вериндер.

— Предположим, что передаст. А дальше?

Мистер Фрэнклин произнес это с внезапным жаром и запальчивостью, как если б сыщик смертельно оскорбил его.

— А как вы думаете, сэр, — спокойно сказал сыщик Кафф, — благоразумно ли задавать этот вопрос мне — и в такую минуту?