Синклер Льюис - Том 2. Бэббит. Человек, который знал Кулиджа Страница 28

— Уж если бы я сбежала… Впрочем, это я так…

— А вам кто-нибудь уже говорил, что у вас замечательно красивые руки?

Она посмотрела на свои руки, спустила кружевной рукав пониже, но в общем не обращала на Бэббита внимания, погрузившись в невысказанные мечты.

Бэббит слишком раскис в этот вечер, чтобы выдерживать роль неотразимого (хотя и строго добродетельного) мужчины. Он вернулся к карточным столам. Никакого восторга в нем не вызвало и предложение миссис Фринк, маленькой пискливой дамочки, попробовать заняться спиритизмом и столоверчением: «Знаете, мой Чам умеет по-настоящему вызывать духов — честное слово, он меня даже иногда пугает!»

Дамы весь вечер не участвовали в беседе, но тут, поскольку известно, что женский пол больше интересуется миром духовным, тогда как мужчины сражаются с грубой материей, они взяли инициативу и закричали: «Да, да, давайте, давайте!»

В темноте мужчины вели себя торжественно и глупо, а их жен от восторга пробирала дрожь. Но когда мужчины пожимали им руки, они хихикали: «Ведите себя как следует, а то я все скажу!»

И в Бэббите проснулся некоторый интерес к жизни, когда рука Луэтты крепко сжала его пальцы.

Все наклонились вперед, затаив дыхание. Кто-то громко вздохнул, заставив соседей вздрогнуть. В мутном свете, просачивавшемся из передней, все казались неземными существами и чувствовали себя бесплотными. Миссис Гэнч вдруг взвизгнула, и все вскочили с неестественной веселостью, но Фринк зашикал, и все благоговейно притихли. Внезапно, не веря себе, они услышали стук. Все уставились на еле видные руки Фринка, но, убедившись, что они лежат спокойно, заерзали на местах, притворяясь, будто на них это не произвело впечатления.

Голос Фринка звучал серьезно:

— Кто здесь?

Стук.

— Означает ли один удар «да»?

Стук.

— А два удара — «нет»?

Стук.

— Леди и джентльмены, просить ли нам этого духа связать нас с духом кого-нибудь из усопших знаменитостей? — шепотом спросил Фринк.

Миссис Орвиль Джонс умоляюще протянула:

— Ах, давайте поговорим с Данте! Мы научали его в литературном кружке. Ты, конечно, знаешь, кто он был, Орви?

— Ясно, знаю! Поэт из итальянцев. Где я, по-твоему, воспитывался, а? — обиженно сказал ее муж.

— Помню, помню, тот самый, который проехался по туристской путевке в ад! — сказал Бэббит. — Я-то его стишков не читал, но мы про него учили в университете.

— Вызвать мистера Данта! — торжественно провозгласил Эдди Свенсон.

— Вам, наверно, легко с ним столковаться, мистер Фринк, все-таки вы оба — поэты! — сказала Луэтта Свенсон.

— Оба поэты! Откуда вы забрали себе в голову такую чушь! — возмутился Верджил Гэнч. — Конечно, этот самый Дант в свое время, наверно, неплохо разворачивался, — не знаю, сам не читал, — но, если говорить правду, разве он бы справился, если б ему пришлось заняться полезной литературой, каждый день выдавать для газетного синдиката стих, как приходится Чаму!

— Верно! — поддержал его Эдди Свенсон. — Этому старью что! Времени у них было по горло! Мать честная, да я сам мог бы отхватить неплохую поэмку, если бы мне на это дали целый год и разрешили писать про всякую допотопную чепуху, как этому Данту.

— Тише! — потребовал Фринк. — Молчите, я сейчас его вызову… О Светлоглазый дух, спустись во… м-ммм… во тьму пределов и приведи сюда дух Данте, мы, смертные, хотим послушать мудрые его слова!

— Ты забыл дать ему адрес: тысяча шестьсот пятьдесят восемь, Серная улица, Огненные Холмы, Ад, — загоготал Верджил Гэнч, но все были оскорблены в своих религиозных чувствах. А вдруг, даже если это стучит Чам, вдруг все-таки что-то есть, да и вообще интересно поговорить со стариком из какого-то там века, словом, из прошлого.

Стук. Дух Данте явился в гостиную Джорджа Ф.Бэббита. Казалось, он исполнен готовности отвечать на все вопросы. Он даже сказал, что «не прочь провести с ними вечер».

Фринк передавал его слова, называя все буквы алфавита, пока дух не отмечал стуком нужную букву.

Литтлфилд ученым тоном спросил его:

— Правится ли вам в раю, мессир?

— Мы счастливы в горних высях, синьор. Мы рады, что вы изучаете высшую истину спиритуализма, — отвечал ему Данте.

Все задвигались, зашуршали крахмальные рубашки, потрескивали корсеты. А вдруг — вдруг что-нибудь есть на самом деле?

Но Бэббита беспокоило другое: вдруг Чам Фринк и в самом деле спиритуалист! Для литератора Чам был вполне порядочным малым, аккуратно посещал пресвитерианскую церковь на Чэтем-роуд, участвовал в обедах клуба Толкачей, любил сигары, автомобили, соленые анекдоты. Но вдруг втайне он… Черт их знает, этих высоколобых, ведь настоящий спиритуалист — это что-то вроде социалиста!

Но в присутствии Верджила Гэнча никто не мог долго сохранять серьезность.

— Ну-ка, спросим у Дантика, как там Джек Шекспир и этот римский дядя, которого окрестили в мою честь Верджилием, как они там поживают и не хотят ли сниматься в кино! — заорал он, и все сразу расхохотались. Миссис Джонс взвизгнула, Эдди Свенсон потребовал, чтобы у Данте спросили, не холодно ли ему ходить в одном венке.

Польщенный Данте скромно отвечал на вопросы.

Но Бэббита мучила проклятая неизвестность, и он мрачно раздумывал, сидя в спасительной темноте: «Сам не знаю… мы так легкомысленно относимся, думаем — умней нас никого нет. Неужто такой человек, как Данте… Надо было раньше почитать его стихи. А теперь всю охоту отбило».

Почему-то Бэббиту мерещился скалистый холм, а на вершине, под сенью зловещих туч, одинокая, суровая фигура. Его самого огорчило внезапно вспыхнувшее презрение к лучшим своим друзьям. Он крепко сжал руку Луэтты Свенсон, и ему стало легче от ее живого тепла. Привычка, как старый солдат, встала на стражу, и он встряхнулся: «Что это на меня напало сегодня, черт подери?»

Он похлопал по ручке Луэтты, желая показать, что в его пожатии ничего предосудительного не было, и крикнул Фринку:

— Слушайте, а может, заставим старичка Данта почитать нам свои стишки? Потолкуйте-ка с ним. Скажите ему: «Буэна джорна, синьор, коман са ва, ви гейтс? Кескесе[7] насчет маленькой поэмки, а, синьор?»

Снова зажгли свет. Женщины уже сидели на краешке стульев в решительной и выжидающей позе, которой жена обычно показывает, что как только кончит говорить очередной собеседник, она весело скажет мужу: «Знаешь, милый, а не пора ли нам домой?» На этот раз Бэббит не делал бурных попыток удержать гостей. Ему — да, ему необходимо было кой о чем подумать… Снова заговорили о спиритических сеансах. («Ох, почему они не идут домой! Почему они не уходят?») С уважением, но без всякого энтузиазма слушал он глубокомысленные наставления Говарда Литтлфилда; «Соединенные Штаты — единственная страна в мире, где государственное устройство является нравственным идеалом, а не только общественным установлением». («Правильно, правильно… да неужели они никогда не уйдут?») Обычно он обожал «заглядывать хоть одним глазком» в таинственный мир машин, но в этот вечер он почти не слушал откровений Эдды Свенсона: «Если хотите брать выше классом, чем джэвелин, так лучше зико не найти. Недели две назад решили сделать опыт — имейте в виду, что опыт был поставлен честно, по всей форме! Взяли обыкновенную туристскую машину зико и на третьей скорости пустили ее в гору, на Тонаваду, и один тип мне сказал…» («Зико неплохая машина — о господи, неужели они всю ночь собираются тут сидеть?»)

Наконец гости с шумом стали расходиться, повторяя: «Мы так чудно провели время!»

Больше всех шумел на прощание сам Бэббит, но, выкрикивая любезности, он думал про себя: «Фу, все-таки справился, а то мне уже казалось, что я не выдержу!» Он предвкушал самое утонченное удовольствие, уготованное хозяину: поиздеваться над гостями в ночной тишине. Закрыв двери, он сладострастно зевнул, выпятил грудь и, подрагивая плечами, с презрительным видом обернулся к жене.

Но та вся расплылась в улыбке:

— Ах, как все вышло мило! Я знаю, они были просто в восторге. Правда?

Нет, нельзя. Смеяться он не мог. Это было бы все равно что издеваться над счастливым ребенком. И он торжественно солгал:

— Ну еще бы! Самый удачный прием за весь год — ни у кого такого не было!

— А какой чудный обед! Честное слово, цыплята удались изумительно!

— Еще бы! Хоть королеву угощай. Я таких чудных цыплят сто лет не ел!

— И как Матильда удачно их зажарила! А суп какой вкусный, верно?

— А как же! Дивный суп. Такого супа я с пеленок не пробовал.

Но тут голос ему изменил. Они стояли в передней, под ярким светом плафона с квадратным, похожим на ящик абажуром из красноватого стекла, обрамленного полосами никеля. Жена в упор посмотрела на Бэббита.

— Что с тобой, Джордж? У тебя такой голос… Можно подумать, что тебе вовсе не было весело!