Синклер Льюис - Том 4. Элмер Гентри Страница 28

— …весьма и весьма важный… Круглый год нисходят к нам все эти сокровенные духовные дары, и за них-то мы и должны вознести хвалу господу в День Благодарения… за них в первую очередь, а не за материальные… это… материальные блага. Как вы полагаете — полезная мысль? Стоит остановиться на ней завтра?

— О, да! Еще бы! По-моему, чудесная мысль! (У него заныли руки — так хотелось ее обнять.)

Фрэнк и мисс Болдуин к этому времени сели и углубились в невыносимо долгую беседу о способах воздействия на этого маленького сорванца Катлера: дрянной мальчишка заявил, что не верит, будто вороны приносили пророку Илье хлеб и мясо, — уж он-то знает повадки этих самых ворон! Фрэнк считал, что не следует порицать мальчугана за чистосердечные сомнения, но если он заведет себе привычку каждый раз выскакивать и подрывать авторитет учителя дурацкими вопросами…

— Лулу! — взмолился Элмер. — Пойдем на минутку в ту комнату. Мне нужно спросить у вас кое-что о церковных делах, а я не хочу, чтобы еще кто-то слышал.

В Шенеймской церкви, кроме «зала» для молитвенных собраний, имелся еще просторный чулан, в котором хранились молитвенники, швабры, щетки, складные стулья, чашки для причастия. Свет проникал в него через запыленное окошко.

— Мы с сестрой Бейнс пошли взглянуть на наглядные пособия для воскресной школы, — небрежно и громко объявил Элмер.

Она не запротестовала — значит, теперь они связаны общей тайной. Он уселся на опрокинутое ведро, она примостилась на лесенке-стремянке. Ему было приятно чувствовать себя маленьким рядом с нею и смотреть на нее снизу вверх.

Элмер понятия не имел, что ему спрашивать «о церковных делах», но в обществе молоденькой женщины ему еще никогда не приходилось лезть за словом в карман. Он начал наступление:

— Мне нужен ваш совет. Я никогда еще не встречал человека, в котором так гармонично сочетались бы здравый смысл и высокие духовные качества.

— Ах, что вы, брат Гентри! Вы мне просто льстите!

— Нет, нет! Я говорю серьезно! Вы просто недооцениваете себя. А все потому, что вы всю жизнь прожили в захолустном городишке. Вот если б вы жили в большом городе — ну, в Чикаго, например, поверьте, там оценили бы вашу… это… ваше редкостное понимание духовных ценностей… ну, и все такое прочее.

— О! Чикаго! О-о! Я бы там умерла от страха!

— А вот я как-нибудь возьму и повезу вас туда, покажу вам город! Представляю себе, что тут пойдут за разговоры про греховодника-пастора!

Оба весело рассмеялись.

— Нет, серьезно, Лулу, я вот что хотел бы знать… это… Да! Я, знаете ли, хочу вас спросить: скажите — вам не кажется, что мне следует приезжать сюда на молитвенные собрания по средам?

— Да, по-моему, это было бы очень неплохо.

— Да, но ведь, с другой стороны, ездить-то придется все на той же старой дрезине…

— Верно…

— А вы даже представить себе не можете, как много я вынужден заниматься по вечерам в семинарии.

— Да, воображаю!

Оба понимающе, сочувственно вздохнули. Он положил свою ладонь на ее руку. Они вздохнули еще раз, и он отдернул руку, чуть ли не стыдливо.

— Но, конечно, я вовсе не намерен себя щадить. Жертвовать собою ради паствы — почетный долг пастора.

— Да, это правда…

— Хотя, конечно, при таких дорогах, как здесь, а в особенности зимой… К тому же большая часть прихожан живет на дальних фермах… им будет трудно сюда добираться… а?

— Правда ваша. С дорогами зимой плохо. Да, по-моему, вы правы, брат Гентри.

— Ах, Лулу! А ведь я-то вас зову по имени. И если вы не будете называть меня просто Элмером, то я подумаю, что это мне в укор: значит, я поступаю нехорошо!

— Так ведь вы пастор, а я — так, никто.

— Ну нет, вы не никто!

— Нет, никто!

Они расхохотались.

— Послушайте, Лулу, милая. Не забывайте, что я еще, в общем-то, совсем мальчишка — в этом месяце только будет двадцать пять, — всего на пять или шесть лет старше вас. Так попробуйте же называть меня Элмером — посмотрим, что получится.

— О-ох! Неловко!

— Да вы только попробуйте!

— Нет, не могу! Да как это вдруг!..

— Ну и трусиха!

— А вот и нет!

— Нет, трусиха!

— Ничего подобного!

— «Ничего подобного», а сама трусит!

— Ну, пожалуйста: Элмер! Вот вам!

Снова смех, но на этот раз уже смех двух задушевных друзей. Как бы в порыве веселья Элмер взял ручку Лулу, сжал ее, провел ею по своей руке. Он так и не выпустил эту ручку, но пожатие его было чисто дружеским и — ну разве что самую малость — нежным.

— Как? Неужели вы в самом деле боитесь бедного, старого Элмера? — проворковал он.

— Да, капельку, самую малость.

— Но отчего?

— Ну, вы такой большой, сильный, важный, как будто вы гораздо старше, и потом у вас такой голос раскатистый — бум-бум!.. Нет, слушать-то я его ужасно люблю, но и боюсь тоже. Так и чудится, вот посмотрите на меня сердито и скажете: «Ах, ты, скверная девчонка!» — и мне придется тут же исповедоваться в грехах. И потом вы такой ужасно образованный: знаете столько длинных слов и можете объяснить такие вещи в библии, которых мне никогда не понять. К тому ж вы ведь духовное лицо… настоящий баптистский пастор.

— Гм… Да… Но разве это мне мешает быть и мужчиной тоже?

— Да, мешает! В каком-то смысле…

Теперь голос его звучал уже не игриво, а жадно, требовательно:

— Стало быть, вы и мысли не допускаете, что я могу вас поцеловать?.. Посмотрите на меня… Посмотрите на меня, говорю вам!.. Вот так!.. Нет, не отворачивайтесь. Ага! Покраснели? Ах, милая моя, бедняжечка, девочка моя дорогая! Значит, вы все-таки можете представить себе, что я вас целую!..

— Нет, это нехорошо…

— Стыдно?

— Да, стыдно.

— Слушайте, дорогая. Я кажусь вам ужасно взрослым и серьезным. Таким я, разумеется, и должен казаться на кафедре прихожанам. Но загляните мне в душу… Я ведь просто большой, застенчивый мальчишка, и мне так нужна ваша помощь! Вы — знаете что, дорогая? Вы мне напоминаете мою мать…

Фрэнк Шаллард напустился на Элмера сразу же, как только они перед ужином остались наедине в комнате, отведенной им на ферме Бейнсов (их привезли сюда ночевать Лулу и мисс Болдуин):

— Послушай, Гентри… Элмер. По-моему, это выглядело не особенно прилично: увел мисс Бейнс в чулан и проторчал там с ней добрых полчаса… А когда вошел я, вы оба так и подскочили с виноватым видом…

— Ага! Стало быть, наш любезный приятель Фрэнк подглядывает, как любопытная старая баба!

Комната, в которой им предстояло провести ночь, находилась под самой крышей и была похожа на просторную, полутемную пещеру. Кувшин на темном ореховом умывальнике был разрисован золотыми и пестрыми цветами, неизвестными ботанике. Оба умывались перед ужином. Элмер, злобно уставившись на Фрэнка, потянулся за полотенцем. С могучих, обнаженных до локтя рук его прямо на ковер закапала вода.

— Я не подглядываю, Гентри, и ты это прекрасно знаешь. Но ты здесь священник, а ради блага наших ближних наш долг — избегать даже видимости греха…

— Грешен тот, кто во всем видит грех. Тебе, может, и это приходилось слышать?

— Будь покоен, Элмер, может, и приходилось.

— Подозрительный пуританин — вот ты кто! У тебя грязные мысли! Видишь зло там, где его и в помине нет.

— Пуритан ненавидят не за то, что они подозрительны, а за то, что их подозрения чаще всего бывают весьма справедливы. Так вот что, Элмер. Я не хочу тебе доставлять неприятности…

— Уже доставляешь

— …но мисс Бейнс… Она на вид вроде и легкомысленная, кокетливая, но я уверен твердо, что на самом деле эта девушка чиста, как младенец, и я не намерен стоять сложа руки и наблюдать, как ты ее… как ты ее обхаживаешь.

— Скажите, пожалуйста, какой страшный! Ну, а если я, предположим, хочу на ней жениться?

— А ты — хочешь?

— Что ж ты спрашиваешь? Ты же сам все на свете знаешь, мог бы и это знать.

— Так, значит, хочешь?

— Я ведь не сказал, что нет.

— Ну, твоя риторика для меня слишком сложна. Будем считать, что хочешь. Отлично! Сообщу о твоих намерениях старосте Бейнсу.

— Черта с два ты сообщишь, понятно? Ты имей в виду, Шаллард, я тебе не позволю совать нос в мои дела. Ясно? И точка!

— Если б ты не был духовным лицом, а я не занимал официального положения в этом приходе, тогда бы точка. Я и сам не особенно люблю читать мораль другим: пустое дело. Но ты духовное лицо, ты пастор в этом приходе, а я вместе с тобой несу ответственность за его благополучие. И будь я проклят, если я потерплю, чтобы ты на моих глазах совращал первую же девушку, попавшую в твои потные лапы! Ладно, не размахивай кулаками! Конечно, тебе ничего не стоит со мной разделаться. Но ты не посмеешь. Тем более здесь, в доме церковного старосты. Карьеру себе погубишь… Господи! И какой только сброд мы любезно посвящаем в баптистские священники! Да, так я повторяю: я не намерен сидеть и смотреть, как ты соблазняешь…