Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз Страница 29

— Вот и Сандрингем, — объявил дядя.

— Как-как? — удивленно переспросила Джилл.

— Сандрингем. Тут мы и живем. Название я услышал от твоего отца. Помню, он говорил про такое местечко в Англии.

— Да, есть такое. — Джилл проглотила смешок. — Там живет король…

— Правда? Вот у кого наверняка нет забот с прислугой! А мне приходится платить горничной полсотни долларов в месяц, да еще двадцатку парню, который смотрит за печью и колет дрова. Грабители, сущие грабители! А скажешь что поперек, тут же увольняются…

3

Джилл продержалась в Сандрингеме десять дней, да еще потом удивлялась, оглядываясь на тот отрезок своей жизни, как ее хватило так надолго. Чувство уныния и заброшенности, возникшее еще на станции, только росло по мере привыкания к новой обстановке. Восточный ветер стих, и солнце иногда пробивалось сквозь тучи, давая намек на тепло, но сумрачный вид дяди Элмера, по-видимому, был его постоянным свойством и не зависел от погодных условий.

Тетка, преждевременно увядшая и вечно простуженная, никак не способствовала бодрости духа, равно как и остальные домочадцы: меланхоличный Тибби восьми лет от роду, спаниель несколькими годами старше да приходящий кот, который, правда, неизменно был душой компании, но появлялся куда реже, чем хотелось бы.

Между тем, представление мистера Маринера о Джилл как о богатой молодой леди с интересом к недвижимости нисколько не меркло. Что ни утро, он водил ее по окрестностям, показывая разные дома, в которые вложил большую часть нажитых бизнесом средств.

Недвижимость Брукпорта была центром его жизни, и смущенной Джилл пришлось ежедневно осматривать гостиные, ванные, кухни и спальни, пока одно лишь звяканье ключа в замке не стало вызывать у нее нервную дрожь. Большинство дядиных домов были перестроены из ферм и, как заметил один незадачливый покупатель, не так уж и тщательно. Дни, проведенные в Брукпорте, оставили в памяти у Джилл ощущение холодной затхлой сырости.

— Недвижимость надо покупать! — неизменно поучал мистер Маринер, запирая дверь очередного дома. — Не снимать, а покупать. Тогда, если не захочешь тут жить, можешь сдавать на лето.

Лето… Бывает ли оно вообще когда-нибудь в Брукпорте? Во всяком случае, зима пока не спешила разжимать свою хватку. Впервые в жизни Джилл испытала вкус настоящего одиночества. Она бродила по полям со снежными заплатами, доходя до скованной льдом лагуны, и полная тишина вокруг, лишь изредка нарушаемая далекими выстрелами какого-то оптимиста, пытавшегося добыть утку, казалась не безмятежной, а гнетущей. Невидящими глазами смотрела Джилл на зловещую красоту ледяных болот с красноватыми и зеленоватыми солнечными бликами. Одиночество давало простор мыслям, а думать сейчас было пыткой.

На восьмой день пришло письмо от дяди Криса, жизнерадостное и даже какое-то бесшабашное. Похоже, дела у него шли неплохо. Не вдаваясь, по своему обыкновению, в подробности, он разглагольствовал о будущих крупных сделках и грядущем процветании, а в качестве осязаемого свидетельства успехов вложил в конверт двадцать долларов, чтобы племянница потратила их в брукпортских лавчонках.

Письмо доставили с утренней почтой, а спустя два часа дядя Элмер, как обычно, повел Джилл смотреть очередной дом, который на сей раз оказался поближе к поселку. Запас своей собственной недвижимости дядя уже исчерпал, и дом принадлежал его знакомым. Как посреднику, ему полагался процент от сделки, а Элмер Маринер был не из тех, кто пренебрегает мелкой выгодой.

В его сумрачности этим утром появилась нотка надежды, словно проблеск солнечного света в дождливый день. Все обдумав, дядя пришел к выводу, что Джилл равнодушна к его предложениям, поскольку запросы ее выше. Ей требуется жилье куда роскошнее, чем домики за двенадцать тысяч.

Дом стоял на холме с видом на лагуну. Несколько акров земли, частная пристань с купальней, молочное хозяйство, спальные веранды — короче, все, что только может пожелать разумная девушка. Сегодня дядя Элмер ни на миг не допускал мысли о новой неудаче.

— Они запрашивают сто пять тысяч долларов, — сообщил он, — но я уверен, что уступят за сто. А если выложить задаток наличными, скинут и еще. Дом превосходный, можно даже приемы устраивать. Миссис Браггенхейм снимала его прошлым летом и хотела купить, но не давала больше девяноста тысяч. Если нравится, решайся поскорее, не то мигом перехватят.

Выносить это дольше Джилл была не в силах.

— Видите ли, дядя, — деликатно возразила она, — все мое богатство в этом мире — двадцать долларов.

Наступила болезненная пауза. Мистер Маринер бросил на племянницу быстрый взгляд в надежде, что она шутит, но вынужден был отвергнуть эту мысль.

— Двадцать долларов! — воскликнул он.

— Двадцать, — подтвердила Джилл.

— Но твой отец… он же был богат! — жалобно простонал дядя. — Он же состояние сделал перед отъездом в Англию.

— Ничего не осталось. Меня ободрали как липку, — улыбнулась Джилл, находя в ситуации изрядную долю юмора. — В «Объединенных красках».

— Что за «Объединенные краски»?

— Место такое, — объяснила Джилл, — где обдирают честных людей.

Мистер Маринер помолчал, переваривая новость.

— Ты играла на бирже? — ахнул он наконец.

— Да.

— Кто же тебе разрешил?! Куда смотрел майор Сэлби? Уж ему-то следовало быть осмотрительнее!

— Наверное, следовало, — скромно потупилась Джилл.

Новая пауза растянулась почти на четверть мили.

— Да, плохи дела, — вздохнул дядя.

— Куда уж хуже, — согласилась Джилл.

После этого разговора атмосфера в Сандрингеме переменилась. Когда люди бережливые обнаруживают, что гостья, которую они считали богатой наследницей, на самом деле нищая, их поведение меняется тонко, но ощутимо, а чаще всего скорее ощутимо, чем тонко.

Ничего не говорится вслух, но мысли бывают даже слышнее слов. Воздух звенит от напряжения, и поневоле чувствуешь, что дальше так продолжаться не может. Подобное же ощущение нависшего рока возникает по ходу действия древнегреческой трагедии.

Тем же вечером, после ужина, миссис Маринер попросила Джилл почитать ей вслух.

— У меня так устают глаза, милочка, — пожаловалась она.

Казалось бы, мелочь, однако значимая, подобно тому библейскому облачку величиною в ладонь человеческую, что поднималось от моря. Джилл стало ясно, что хозяева решили извлечь из нахлебницы хоть какую-то пользу.

— Да, конечно, тетя, — учтиво отозвалась она. — Что вам почитать?

Занятия этого Джилл терпеть не могла. В горле начинало першить, а глаза мигом пробегали всю страницу, извлекая раньше времени все интересное. Однако, понукаемая совестью, она отважно взялась за дело. В то же время, хоть и было жаль родственников, на которых свалилась непрошеная гостья,