Томас Гарди - Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный Страница 3

Несомненно, в этом, как и в других сравнениях Гарди, сказывается особенность индивидуального авторского восприятия и оценки, обновленный взгляд, не нарушающий, однако, объективной логики развития реалистического характера. И в библейские и в античные времена знали и писали о змеином яде любви, у Гарди в «конце века» противоречие любовного чувства предстает и в его естественно безобидном виде, как нечто, что воспринимается, но не сознается, что воздействует на жизнь, но не ломает ее, не мешает ее здоровому развитию, и как нечто загадочное в ряду других необъяснимых загадок, которые начинают требовать к себе внимания, несмотря на, казалось бы, более важные житейские задачи и проблемы. И тот факт, что сторонники философии позитивизма с легкостью объясняют подобные явления, еще более озадачивает тех, кому практически на себе приходится испытывать воздействие странных противоречий. На ферме Тэлботейс, уединенной и замкнутой, еще сохранившей патриархальный быт и нравы, батрачка Тэсс, полюбив Энджела Клэра, преображается, забывая на время былые горести, на этой же ферме неразделенная любовь ее подруг Рэтти, Изз и Мэриэн гнет их и губит в них источник радости.

Присматриваясь к литературным характерам в переломный период, на рубеже веков, А. Блок заметил: «Культура выпустила в эти «переходные» годы из своей лаборатории какой-то временный, так сказать, «пробный» тип человека, в котором в различных пропорциях смешано мужское и женское начало», — мужественность и женственность как бы утончили человека, сделав его восприимчивее. «Приходится сказать, что все литературное развитие XX века началось «при ближайшем участии» именно этого типа»[1]. При всей неожиданности высказанного поэтом, в его наблюдении схвачено нечто, привлекающее внимание.

Тэсс Дарбейфилд и Энджел Клэр, ее возлюбленный, Джуд Фаули и Сью Брайдхед, его возлюбленная, представляют собой подобные «пробы», не повторяющие друг друга, но «исполненные» как бы с одним и тем же намерением. Если воспользоваться логикой блоковской мысли, то можно сказать, что культура, цивилизация отразилась на их природе, способствовала ее очеловечиванию хотя бы тем, что развила у них восприимчивость, и этим самым вызвала новые запросы, не только новые мысли, но и новые эмоции, говоря словами того времени — запросы более утонченных и впечатлительных «нервов».

Перед героями Гарди возникают новые и необычные проблемы, для многих странные, однако ими не надуманные. Джуд и Сью, к примеру, страшатся брака, опасаются, что «принудительные семейные узы» убьют в них «нежность и непосредственность». Простая женщина выражает полное недоумение: «Вот они, новые-то понятия, до чего доводят! В мое время никому и в голову не приходило бояться брака; никто не боялся ничего, кроме пушечного ядра да пустого буфета!» И все же опасения своих героев относительно брачных уз, в том их виде, как они предстают в романе, автор считает серьезной проблемой. Джуд и Сью страдают не только от социальной несправедливости, но и от грубости и пошлости нравов, от казенщины, от истощавших идеалов, от «буквы», которая, как гласит эпиграф, «убивает».

Автор называет Джуда и Сью «слишком чувствительной парой» вслед за их собственным признанием: «Мы ужасно восприимчивы».

Гарди дает пример того, о чем опять-таки можно сказать словами Блока: «Природа мстит за цивилизацию тонко, многообразно и жестоко, месть эта отражается на невиновных больше, чем на виновных»[2].

Джуд и Сью чувствуют и мыслят не шаблонно, они способны подняться над предрассудками и условностями. Их душевным движениям свойственна утонченность и одухотворенность. В них развита и осознана потребность осмысленной, вдохновенной деятельности, отношений очеловеченных, чуждых ложным предубеждениям и торгашескому принципу. Но именно они, ни в чем не повинные, становятся жертвами, и их «чувствительность», дар цивилизации, оказывается их ахиллесовой пятой. В жизненной борьбе они попадают в неравное положение даже по сравнению с Арабеллой Донн, скроенной из грубой плоти. Упрощенная чувственность и пошлость интересов не мешают ее цепкой практической хватке и деловитости.

«Сильно очерченная личность» в том виде, как она предстает в романах «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и «Джуд Незаметный», не терпит схемы, она проявляет себя разносторонне. Гарди дает развернутую характеристику личности, разбирая сложную систему мотивов ее поведения, в том числе и мотивы «интимные», вытекающие из индивидуальной природы человека. У героев Гарди, говоря словами А. М. Горького, «своя биологическая и социальная логика действий».

Сталкиваясь с явлениями загадочными, Гарди не берется все объяснять, но если видит влиятельное действие мотива скрытого и пока таинственного, решается отметить его. Он говорит о влиянии темных инстинктов, о тайне наследственности, о «странной разнице между полами» и «вражде полов», однако говорит без той прямолинейности, с какой о тех же вопросах первыми и громче всех тогда в литературе заговорили натуралисты, полагая, что ими найден наконец ключ к основным тайнам человеческого существования.

Томас Гарди откликался на литературные веяния и споры, присматривался к движению литературы, учитывал требования новизны, однако шел своим путем даже тогда, когда соприкасался с популярным направлением или общим потоком. Что бы он ни писал, всюду пробивался особый мир, особый взгляд, свой круг тем и вопросов, в чем-то общий, такой же, как у других современников, и тут же заметно от них отличающийся.

Некоторые эпизоды и мотивы в «Джуде Незаметном» послужили критикам поводом к тому, чтобы поставить этот роман в зависимость от литературных теорий и практики французских натуралистов. Среди других указывали на сцену знакомства Джуда с Арабеллой Донн (ч. I, гл. VI). Гарди возражал, считая эти упреки необоснованными, возникшими из одностороннего и недальновидного взгляда на литературный процесс. Он утверждал, что еще в самом начале своего творчества интересовался проблемами, о которых стали писать натуралисты, говорил, что сцены, подобные отмеченной, написаны скорее в духе и традиции Фильдинга, чем писателей-натуралистов. Грубая и навязчиво представленная деталь и в самом деле еще не может служить признаком натурализма. Образ возникает и формируется у Гарди в иной системе художественного мышления: грубая деталь подчеркивает натурализм ситуации и обстановки — не более того. Точная бытовая обрисовка воспроизводит вульгарную простоту нравов и передает психологическое состояние персонажей. Без пояснений выявляет себя характер дочки свиновода. Суть его видна всем, кроме Джуда. Бросается в глаза натуралистичность ее облика, яркая чувственность, смягченная внешней миловидностью, отчего вспыхивает здоровая, но затаенная и робкая чувственность восторженного и мечтательного героя. И трагическая ирония проступает в контрасте между наивной приподнятостью его помыслов и реальной обстановкой, приземленной, бесцеремонно грубой, в которой поэзия чувств уступает место практическому соображению и расчету.

События в романе «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» развертываются по логике биографического сюжета, однако автор описывает не весь жизненный путь героини, а несколько значительных его этапов, называя их — и соответственно части романа — фазами. Мысль автора от личной судьбы переходит к истории рода, от него — к национальной истории и среди других идей, извлекаемых из обширного, последовательно разбираемого материала, затрагивает идею возмездия, популярную в конце прошлого и в начале нынешнего века, особенно у литераторов — символистов и натуралистов.

Заглавие романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» и в известной мере его сюжет были навеяны размышлениями автора над судьбой его собственного рода, некогда отмеченного рыцарским достоинством. Томас Гарди — сын провинциального строителя-подрядчика, «не владевшего искусством обогащения», — вырос в семье, представлявшей ответвление древнего рыцарского рода Ле Гарди. Род оскудел, его могущество утратилось, отпала фамильная приставка «Ле», остались семейные предания и легенды, мелкие вещественные признаки былого величия, так же как в случае с Тэсс Дарбейфилд. Душевный склад героини, ее импульсивность, чувствительность, беззащитность перед грубой силой передают нечто, что отличало самого Гарди, свойственно было его характеру. Когда Энджел Клэр рассуждает об иссякшей энергии у представителей древних знатных семей, то и в этих рассуждениях выражается мнение самого писателя и его родителей, объяснявших отсутствие честолюбивых устремлений у Гарди-отца и Гарди-сына их принадлежностью к оскудевшему знатному роду.

Иногда кажется, что подобные многочисленные наблюдения едва привязаны к сюжету: слишком они разнохарактерны, отрывочны и способны, можно подумать, скорее затемнить, чем прояснить, замысел. Однако при первой же попытке читателя что-нибудь опустить утрачивается естественность развития авторской мысли, отнюдь не плавной, часто наталкивающейся на препятствия, с муками и трудом находящей форму для своего выражения, зато не поверхностной, не схематичной, а глубокой и самобытной. Биография героини связывается с местной историей, а история местная — с национальной, и судьба крестьянской девушки Тэсс Дарбейфилд из рода д’Эрбервиллей, поруганной и униженной беспутным отпрыском нувориша Саймона Сток-д’Эрбервилля, присовокупившего к своему богатству фамилию знатного рода, обретает уже обобщенный смысл, заставляя думать о трагической судьбе английского крестьянства, о судьбе народной. Различные мотивы соединяются автором в единый узел, и отчетливыми становятся причины как личного, так и общего свойства, их участие в гибели «чистой женщины».