Бут Таркингтон - Великолепные Эмберсоны Страница 3

Гостю бы всё разложили по полочкам, потому что здесь никогда не уставали просвещать новичков: приезжих обязательно тащили на "небольшую прогулку по городу", даже если для этого хозяину приходилось нанимать извозчика, и коронным номером всегда был Эмберсон-Хаус. "Только посмотрите на оранжерею на заднем дворе, — не унимался горожанин. — И на кирпичную конюшню! Да в ней, говорят, жить можно, такая она большая; там есть водопровод, а на втором этаже четыре комнаты для работников, один даже перевез туда семью. Один работник присматривает за домом, женатый смотрит за лошадьми, а его баба стирает белье. В стойлах четыре коня, у хозяев своя карета, а уж таких прогулочных колясок, клянусь, вы никогда не видали! Сами-то они зовут две "повозками" — нос так задирают, уж где нам до них! Прямо кажется, как только новинка появляется, они сразу ее покупают. А упряжь — даже в темноте сразу слышно, что едут Эмберсоны, по колокольчикам. В нашем городе такого шика, как теперь у Эмберсонов, отродясь не было; и думаю, городку это обойдется недешево, потому что многие за ними потянулись. Майорова жена с дочкой в Европу съездили, и моя жена говорит, что с тех пор примерно в пять они каждый день заваривают чай и пьют его. Для желудка, поди, как вредно, прямо ведь перед ужином, да в любом случае чаем сыт не будешь — ежели ты не больной. Жена говорит, что у Эмберсонов и салат не как у людей, они его сахаром да уксусом не заправляют. Поливают сначала оливковым маслом, потом уксусом и едят отдельно — не кладут в тарелку к другому блюду. А еще они едят оливки: такие зеленые штуки, на жесткие сливы похожи, приятель рассказывал, что на вкус они как гнилой иллинойский орех. Жена моя тоже хочет прикупить, говорит, с десяток съешь — привыкнешь. Вот уж я не собираюсь есть гнилые орехи десятками, так что от оливок воздержусь. Бабская еда, наверно, но в городе-то будут есть да морщиться, раз уж их сами Эмберсоны на стол подают. Да, сэр, некоторые их даже с больными животами жевать будут! Сдается мне, они с удовольствием бы спятили, если б это помогло им сравняться с Эмберсонами. Возьмем хотя бы старикашку Алека Минафера: на днях пришел ко мне в контору — да пока рассказывал о своей дочке Фанни, его чуть удар не хватил. Говорит, мисс Изабель Эмберсон завела пса — сенбернар называется — и Фанни тут же приспичило такого же заиметь. Ну старик уж ее убеждал, что, кроме терьеров-крысоловов, которые мышей уничтожают, собак на дух не переносит, но она не отстает, и он в конце концов согласился. А потом она — Боже ж ты мой! — заявляет, что Эмберсоны-то собаку купили и без денег ей никто собаку не даст, а стоят такие от пятидесяти до сотни долларов! И старик меня спрашивает, слыхал ли я, чтоб кто-нибудь собак покупал, ведь, конечно, коль даже захочешь водолаза или сеттера, то щенка тебе задаром отдадут. Говорит, что понимает, что можно сунуть негру центов десять или даже четвертак, чтоб он собаку утопил, но платить за пса полсотни долларов, а то и больше — да он лучше сам повесится, прям в моей конторе! Конечно, всем ясно, что Майор Эмберсон деловой человек, но бросать деньги на собак и на всякую чепуху… поговаривают, что этот шик разорит его, ежели семья вовремя не остановится!"

Вывалив это на приезжего, один горожанин, после многозначительной паузы, добавил:

— Всё это очень смахивает на мотовство, но когда мисс Изабель выходит на прогулку с этой собакой, понимаешь, что псина денег своих стоит!

— А девушка красивая?

— Ну, сэр, лет ей восемнадцать-девятнадцать, и даже не знаю, как получше выразиться, она чертовски привлекательная юная леди!

Глава 2

Как-то одна горожанка весьма красноречиво отозвалась о внешности мисс Изабель Эмберсон. Это была миссис Генри Франклин Фостер, настоящий авторитет в области литературы и властительница дум общины, — именно так писали о ней обе дневные газеты в статьях об основании Женского поэтического клуба; и ее слова об искусстве, беллетристике и театре имели силу закона, а не мнения. К примеру, когда до городка наконец, после аншлагов в больших городах, добралась "Хэйзел Кирк"[13], многие сначала дождались оценки миссис Генри Франклин Фостер, а потом смело высказались сами. Дошло до того, что после спектакля в вестибюле театра образовалась целая толпа жаждущих ее мнения.

— Я пьесу не видела, — сообщила им миссис Генри Франклин Фостер.

— Как! Мы все знаем, что вы сидели в четвертом ряду прямо по центру!

— Да, — улыбнулась она, — но я сидела за Изабель Эмберсон. И не могла отвести взгляда от ее волнистых каштановых волос и чудесной шеи.

Незавидные женихи из городка (а они все считались таковыми) не хотели довольствоваться картиной, столь заворожившей миссис Генри Франклин Фостер: они из кожи вон лезли, лишь бы мисс Эмберсон повернулась к ним лицом. Она особенно часто, как заметили некоторые, поворачивала его к двоим: один преуспел в борьбе за внимание благодаря своей блистательности, а второму помогло беспроигрышное, хотя и не самое выигрышное, качество — настойчивость. Блистательный джентльмен "вел наступление", осыпая сонетами и букетами, — и в сонетах не было недостатка рифм и остроумия. Он был великодушен, беден, щегольски одет, а его поразительная убедительность всё глубже затаскивала его в долговую яму. Никто не сомневался, что ему удастся покорить Изабель, но, к сожалению, однажды он перебрал с весельем, и во время серенады, исполняемой при луне на лужайке перед особняком Эмберсонов, все видели, как он врезался в контрабас и был под руки уведен в ожидающий экипаж. Одного из братьев мисс Эмберсон, помогавшего с исполнением серенады и тоже переполненного неизбывным весельем, друзья прислонили к входной двери; Майор, в халате и тапочках спустившийся за сыном, поругивал отпрыска, откровенно давясь от смеха. На следующий день мисс Эмберсон сама посмеивалась над братом, но с женихом повела себя иначе: просто отказалась его видеть, когда тот пришел с извинениями. "Кажется, вас очень волнует судьба контрабасов! — писал он ей. — Обещаю их больше не ломать". Она не ответила на записку, но две недели спустя прислала письмо, в котором говорилось о ее помолвке. Она выбрала настойчивого Уилбура Минафера, который никогда не разбивал контрабасы и сердца и вообще серенад не пел.

Несколько человек, из тех, что всегда знают, что будет, заявили, что ни капли не удивлены, потому что Уилбур Минафер "хоть и не Аполлон, но очень трудолюбивый и многообещающий молодой предприниматель и хороший прихожанин", а Изабель Эмберсон "довольна разумна — для такой красотки". Но помолвка ввергла в ступор молодых людей городка и большинство их отцов и матерей и даже потеснила литературу, став темой обсуждения на очередном собрании Женского поэтического клуба.

— Уилбур Минафер! — воскликнула любительница поэзии, интонацией показав, что весь ужас ситуации объясняется одной лишь фамилией жениха. — Уилбур Минафер! Я такой чуши в жизни не слыхала! Подумать только, выбрала Уилбура Минафера просто потому, что мужчина, в тысячу раз лучше его, был несколько разгорячен при исполнении серенады!

— Нет, — сказала миссис Генри Франклин Фостер. — Дело не в этом. И даже не в том, что она боится, что он станет легкомысленным мужем и хочет отгородиться от этого. И не в том, что она набожна или ненавидит беспутство; и не в том, что он сам оттолкнул ее своим поведением.

— Но она же бросила его из-за этого.

— Нет, не из-за этого, — сказала мудрая миссис Генри Франклин Фостер. — Если б мужчины только знали — и хорошо, что они не знают, — что женщине всё равно, любят они гульнуть или нет, если дело не касается ее лично, а Изабель Эмберсон определенно всё равно.

— Миссис Фостер!

— Да, всё равно. Но ей не всё равно, что он выставил себя на посмешище прямо перед ее домом! Теперь она думает, что ему на нее плевать. Вероятно, она ошибается, но это уже засело в голове и отступать поздно, ведь она успела согласиться выйти замуж — и на следующей неделе разошлют приглашения. Свадьба будет с эмберсоновским размахом, с устрицами, плавающими в ледяных чашах, с оркестром из другого города, с шампанским и шикарными подарками — особенно дорогой будет от самого Майора. Потом Уилбур увезет ее в самое дешевое свадебное путешествие, а она станет его доброй женушкой, но дети у них будут такими избалованными, что город вздрогнет.

— Но, ради всего святого, откуда вы знаете, миссис Фостер?

— Разве она может влюбиться в такого, как Уилбур? — спросила миссис Фостер, но ответить никто не посмел. — Значит, вся ее любовь уйдет на детей, и это погубит их!

Пророчица ошиблась только в одном, а в остальном ее дар предвидения не подвел. Свадьба прошла с Эмберсоновским великолепием, были даже устрицы во льду; Майор преподнес молодым проект нового особняка, не менее изысканного и внушительного, чем Эмберсон-Хаус, и обещал построить его на свои деньги в Эмберсон-эдишн. Оркестр, конечно, пригласили чужой, не местный, до сих пор страдающий от потери контрабаса; как утверждало пророчество и утренняя пресса, музыканты приехали издалека; и в полночь все по-прежнему пили шампанское за здоровье невесты, хотя сама она два часа назад отбыла в свадебное путешествие. Четыре дня спустя чета вернулась в город, и эта краткость ясно показала, что Уилбур и впрямь экономил как мог. Все говорили, что жена из Изабель вышла хорошая, но последний пункт предсказания оказался неточен. У Уилбура и Изабель не было детей; был лишь один ребенок.