Жорж Санд - Жак Страница 3

Итак, ты хочешь отказаться от всего, чем жил до сих пор и чем мог бы жить и дальше? А ведь твоя жизнь — это бездна, куда вперемежку падало все хорошее и все дурное, что дано чувствовать человеку. Ты за один год прожил двадцать жизней обыкновенного человека; ты исчерпал и растратил много существований, еще не зная, началось ли твое собственное существование. А на ту жизнь, которая теперь предстоит тебе, ты тоже будешь смотреть как на переходное состояние, как на узы, которые должны порваться и уступить место другим. Я не более, чем ты, поклоняюсь правилам нашего общества, от рождения ненавижу их; но где ты найдешь людей, которые в силах бороться против общества и даже просто жить без него? А какова женщина, на которой ты женишься? Такая же, как ты? Можно ли отнести ее к числу тех редкостных натур, каких рождаются единицы на протяжении целого столетия, к числу созданий, назначением которых является любовь к истине и которые умирают, так и не внушив людям этой любви? Не принадлежит ли она к тем, кого мы называли дикарками в часы нашей грустной веселости? Жак, берегись! Во имя неба, вспомни, сколько раз мы оба с тобой считали, что встретили себе подобных, и сколько раз оба оставались одинокими! Прощай! Не спеши! Постарайся хотя бы поразмыслить хорошенько. Подумай о своем прошлом, подумай о прошлом твоей сестры Сильвии.

III

От Фернанды — Клеманс

Тилли…

Дорогая, сегодня я сделала открытие, которое произвело на меня странное впечатление. Слушая текст брачного контракта, я узнала, что Жаку тридцать пять лет. Разумеется, такой возраст не назовешь пожилым; к тому же человеку столько лет, сколько ему кажется с виду, а при первой встрече я дала Жаку на десять лет меньше. И все же, не знаю почему, но самое звучание этих слов — тридцать пять лет! — испугало меня. Я посмотрела на Жака удивленно и даже сердито, словно он до сих пор обманывал меня. Однако ж он никогда не говорил мне, сколько ему лет, да мне и в голову не приходило спросить его об этом. Я уверена, что он тотчас же сказал бы мне правду: по-видимому, он весьма равнодушен к таким вещам и совершенно не заметил, какое впечатление произвело не только на меня, но и на многих присутствовавших при чтении контракта то обстоятельство, что моему жениху тридцать пять лет.

А ведь я находила его чуточку староватым для меня, когда думала, что ему только тридцать!.. И уж как бы я ни старалась перебороть себя, признаюсь, Клеманс, мне досадна эта разница в возрасте: мне теперь кажется, что Жак гораздо меньше мой товарищ и друг, чем я воображала; он чуть ли не в отцы мне годится — ведь он старше меня на восемнадцать лет! Право, мне это немножко страшно, и характер моей привязанности к нему как-то меняется. Насколько я могу судить, во мне происходит перемена: мое доверие и уважение к Жаку возрастают, а восторг и гордость уменьшаются. В общем, нынче вечером мне было совсем не так радостно, как утром, — и этого я не могла скрыть. Мне все вспоминается твое письмо, и я думаю об этом «старом и холодном человеке», каким он тебе кажется. А между тем, Клеманс, если бы ты только видела Жака! Как он красив, какая у него стройная, юная фигура, какие мягкие и простые манеры, какой добрый взгляд, какой благозвучный и свежий голос. Право, ты и сама в него влюбилась бы! Он поразил, он пленил меня с первой же минуты, и каждый день меня все больше привлекали его манеры, его взгляд и звук его голоса; но надо правду сказать: до сих пор мне недоставало ни смелости, ни хладнокровия, чтобы хорошенько его рассмотреть. Когда он приходит, я здороваюсь с ним и смотрю на него с радостью, и в это мгновение ему семнадцать лет, как и мне, а потом я уже и не смею смотреть на него, потому что он не сводит с меня глаз. Стоит выражению его лица хотя бы слегка измениться, я замечаю, что он наблюдает за мной, и отказываюсь от роли наблюдательницы. Да и зачем мне эта роль? Разве я увижу в нем что-либо неприятное для меня? И разве у меня хватит умения угадать его тайные мысли и чувства, если он даст себе хоть немножко труда скрыть их от меня? Я так молода, а он… У него, вероятно, большой жизненный опыт!.. Иногда он наблюдает за мной, а я подниму на него робкий взгляд, будто жду его приговора, и вдруг читаю на его лице столько любви, удовольствия и какое-то безмолвное, тонкое и нежное одобрение, что сразу успокаиваюсь и чувствую себя счастливой. Я вижу, как все, что я делаю, все, что я говорю, все, что думаю, нравится Жаку, и вместо сурового критика нахожу в нем существо, понимающее меня, снисходительного друга, быть может, возлюбленного, ослепленного страстью.

Ах, да зачем же я порчу свое счастье и ослабляю свою любовь, копаясь в таких мелочах! Не все ли равно, больше или меньше Жаку на сколько-то лет? Он прекрасен, мой чудесный Жак, в нем столько благородства, его вполне заслуженно уважают и восхищаются им все, кто его знает, и он любит меня, я уверена в этом. Чего мне еще требовать?

IV

От Клеманс — Фернанде

Из аббатства О-Буа, Париж…

Получила оба твоих письма в один день. Два удовольствия разом! Радости хоть отбавляй, да вот беда, дорогая моя Фернанда: все дело портят тревога и беспокойство, которые вызвали у меня твоя неуверенность и какое-то ненадежное положение. Ты спрашиваешь у меня совета в самом важном и самом сложном для женщины деле; ты просишь, чтобы я разъяснила тебе то, чего я и сама не ведаю, — ведь я незнакома с твоим окружением, ничего не знаю о происшествиях, очевидицей которых не была. Ну каких же ответов ты ждешь от меня? Из тех штрихов, что ты набросала, я могу составить лишь смутное, шаткое мнение, и тебе придется долго вдумываться в него и подвергнуть его подробному разбору, прежде чем согласиться с ним.

С господином Жаком я незнакома и поэтому не могу сказать, легко ли будет тебе пренебречь такой преградой, как большая разница в годах, разъединяющая вас; но я могу кое-что сказать тебе об этом в общих чертах. Ты уж сама решай, надо ли отбросить мои соображения, если ты уверена, что к тебе они неприменимы.

Существует мнение, что мужчины созревают для жизни в обществе позднее, чем женщины, что в тридцатипятилетнем возрасте мужчины менее рассудительны и менее опытны, чем двадцатилетние женщины. Я полагаю, что это неверно. Мужчина обязан составить себе карьеру и, лишь только окончит коллеж, добиваться положения в обществе; а юная девица, покинув монастырский пансион, находит уже готовое для нее положение: либо она тотчас выходит замуж, либо до замужества еще несколько лет живет при родителях. Вышивать гладью и крестиком, хлопотать по хозяйству, шлифовать свои изящные таланты, потом стать супругой и матерью, кормить грудью детей и купать их — вот и все, что полагается делать добродетельной женщине. И я считаю, что при такой программе двадцатипятилетняя женщина, если она после замужества не вращалась в свете, — попросту говоря, еще дитя. Я думаю, что в девицах она лишь выезжала в свет, танцевала там на балах под надзором своих родителей и научилась лишь искусству одеваться, грациозно ходить, грациозно садиться, грациозно делать реверансы. Однако в жизни нужно научиться многому другому, и женщины учатся этому на свой риск. Обладать грацией, изящными манерами, некоторым остроумием, самой выкормить детей, а потом посвятить несколько лет поддержанию порядка в доме — всего этого еще недостаточно, чтобы оказаться вне опасностей, которые могут нанести смертельный удар семейному счастью. Зато как много узнаёт мужчина, пользуясь неограниченной свободой, которая предоставляется ему, лишь только он выйдет из отроческих лет! Сколько грубого опыта, суровых уроков, разочарований изведает он в течение первого же года, и как это идет ему на пользу! Сколько мужчин и женщин успевает он изучить в том возрасте, когда женщина знает лишь двоих людей — отца и мать.

Итак, совершенно неправильным является мнение, что двадцатипятилетнего мужчину можно приравнять к пятнадцатилетней девочке и что в разумном брачном союзе мужу следует быть на десять лет старше жены. Правильно, конечно, что муж должен стать защитником и руководителем жены — ведь он же глава семьи, но надо пожелать, чтобы он был благоразумным и просвещенным главой. Даже когда супруги в одинаковом возрасте, мужу вполне достаточно предоставленного ему превосходства; если же муж значительно старше, он этим злоупотребляет, становится ворчуном, педантом или деспотом.

Предположим, что господин Жак никогда не будет похож на такого мужа; допускаю, что он наделен всеми достоинствами. О любви я не говорю — да, представь себе! Скажу только, что я совершенно не верю, будто любовь необходима в браке, и сомневаюсь, действительно ли ты влюблена в своего жениха; в твоем возрасте девушки нередко принимают за любовь первую свою сердечную склонность. Я говорю только о дружбе и уверяю тебя, что женщина погибла, если не может смотреть на мужа как на лучшего своего друга. А ты уверена в том, что можешь уже теперь быть лучшим другом тридцатипятилетнего мужчины? Знаешь ли ты, что такое дружба? Знаешь ли ты, сколько нужно взаимной симпатии для того, чтобы зародилась дружба, какое сходство вкусов, характеров и мнений необходимо, чтобы она упрочилась? А какая симпатия может возникнуть между двумя людьми, которые по одной уже разнице в возрасте получают от одних и тех же предметов совершенно противоположные впечатления? То, что привлекает одного, отталкивает другого; то, что более зрелому кажется достойным уважения, молодой находит скучным; то, что жене кажется милым и трогательным, в глазах мужа опасно или смешно. Подумала ли ты обо всем этом, бедняжка Фернанда? Не ослеплена ли ты потребностью любить, которая так жестоко мучит иных девушек? А может быть, тебя вводит также в заблуждение тайное тщеславие, в котором ты не отдала себе отчета? Ты бедна, и вот является богатый человек и просит твоей руки. У него и замки и земли, он красив, держит прекрасных лошадей, хорошо одевается; он тебе кажется очаровательным, потому что все считают его таким. Твоя маменька, женщина самая корыстная, самая лживая и хитрая на свете, все устраивает так, чтобы свести вас. Возможно, она уверила свою дочку, что господин Жак без ума от нее, а его уверила, что ты влюбилась в него, хотя в действительности вы, может быть, нисколько не влюблены — ни ты, ни он. С тобой случилось то, что бывает с юными пансионерками, у которых волей случая есть какой-нибудь кузен, и они неизбежно в него влюбляются, поскольку это единственный знакомый им мужчина. Я знаю, у тебя благородное сердце, и ты совсем не думаешь о богатствах господина Жака, как будто их и нет у него; но ведь ты женщина, ты не можешь остаться равнодушной к тому обстоятельству, что своей красотой и прелестью совершила одно из тех чудес, на которые общество смотрит с изумлением, ибо они действительно явления редкостные: богатый человек женится на бедной девушке.