Георгий Полонский - Доживем до понедельника Страница 3

- Тю… Не Тютчев?

- Холодно.

- Фет?

- Холодно. Это не из школьной программы.

- Сдаюсь…

- Баратынский.

- Ну, знаете! Никто не обязан помнить всех второстепенных авторов, - раздражилась вдруг Светлана Михайловна. - Баратынский!

- А его уже перевели, вы не слышали разве?

Она смотрела озадаченно.

- Перевели недавно, да. В первостепенные.

За что он ей мстит? За что?! И она сказала, платя ему той же монетой:

- Вы стали злым, безразличным и одиноким. Вы просто ушли в себя и развели там пессимизм! А вы ведь историк… Вам это неудобно с политической даже точки зрения.

Вот этого ей говорить не стоило! Мельников едко усмехнулся и отрезал:

- Я, Светлана Михайловна, сейчас даю историю до семнадцатого года. Так что политически тут все в порядке…

Он поднялся, чужой, холодно поблескивающий стеклами очков, в черном пальто, накинутом на плечи…

Она поняла, что его уже не вернешь, и мстительно спросила вслед:

- Вас, очевидно, заждалась ваша мама?

- Очевидно. До свидания.

Хлопнула дверь.

Сидит Светлана Михайловна в полутемном зале одна, слушает гулкие шаги, которые все дальше, все тише.

Черт бы подрал его с этими шуточками! Учитель не имеет права на них! Учитель - это же ясность сама, ему противопоказана двусмысленность… Разве не так?

Они встретились в булочной - учитель и ученик.

- Пять восемьдесят - в кондитерский, - сказал ученик кассирше. Он был интеллигентный, симпатичный - и почти совсем сухой, в то время как на улице наяривал ливень, отвесный, как стена.

- Двадцать две - хлеб, - сказал Мельников.

И тут парень, отошедший с чеком, заметил его.

- Илья Семенович!

- Виноват… - Дождь сделал непрозрачными мельниковские очки.

Пришлось их снять.

- Боря Рудницкий, если не ошибаюсь?

- Так точно! Вот это встреча!…

Дальнейшее происходило в кабине серой "Волги". Борис сидел с шофером, Мельников - сзади, засовывая хлеб в портфель.

- Ну вот… так-то веселей, чем мокнуть. Приказывайте, Илья Семенович, куда вам?

- Хотелось бы домой, на старый Арбат, там переулок…

- Отлично. Толик, слыхал? - обратился Борис к шоферу; тот кивнул и дал газ. - Все там же живете, все там же работаете… - с тепловатой грустью не то спросил Мельникова, не то констатировал Борис.

- Да. Боря, а что означает сия машина? - В тоне Мельникова благожелательное удивление.

- Как что? - засмеялся Борис. - Простую вещь означает: что в моем департаменте о ценных кадрах заботятся лучше, чем у вас… Мне, например, уже тогда было обидно, что такой человек, как вы, распыляет себя в средней школе… месит грязь, рискует в гололед… Не только несправедливо, но и нерентабельно для общества! С гораздо более высоким КПД вас можно использовать…

Борис говорил это с тем особым дальновидным юмором, который амортизирует резкость любых суждений и не позволяет придраться к ним…

- Расскажи о себе, - переключил его Мельников.

- А что я? Я в порядке, Илья Семенович, жалоб нет.

- Женат?

- Свободен. - юмор Бориса утратил долю своей естественности. - Да, кстати, ведь там у вас обосновалась одна наша общая знакомая?… Как она?

- Рано судить, - с заминкой ответил Мельников. - Есть свои трудности, но у кого их нет?

- Так ведь она обожает их, трудности! Настолько, что создает их искусственно. Себе-то ладно, это дело вкуса, но другим она их тоже создает…

Помолчали. Мельникову хотелось спросить, что значат эти слова, но его что-то удерживало.

Вдруг, разом потеряв свой "амортизирующий" юмор, бывший ученик повернулся к Мельникову и жарко заговорил:

- Ну ладно: вам я скажу, вам это даже надо знать! Представьте себе невесту, которая буквально у входа в загс бормочет: "Прости меня", швыряет цветы и бежит от тебя! Бежит, как черт от ладана… Красиво? Мало того, что меня опозорили, мало того, что у моего отца был сердечный приступ, так еще сорвалась моя командировка в Англию. На год командировочка! Сами знаете, как они любят посылать неженатых! Да еще в страны НАТО! Про свои чувства я уж и не говорю…

Летели в окнах дрожащие, обгоняющие друг друга огни… Чтобы закруглить эту тему без надсады и зла, Борис сказал:

- А вообще-то все к лучшему. Знаете такую песенку? -

В жизни всему уделяется место,

Рядом с добром уживается зло…

Если к другому уходит невеста,

То неизвестно, кому повезло!

Огни, огни… Лиц мы не видим.

- Или я неправ?

- Прав, Боря, прав… Здесь можно остановить?

- Так ведь еще не ваш переулок… я ж помню его!

- А неважно, я дворами - короче… Спасибо. Мне еще в аптеку…

- А вот и она, - сказал шофер Толик.

- Благодарю… Прав ты, Боря, в том, что мой КПД - он и впрямь мог быть существенно выше…

Хлопнула дверца.

"Волга" сначала медленно, словно недоумевая, сопровождала Мельникова, идущего по тротуару, а затем рванула вперед.

Он ел без всякого интереса к пище, наугад тыкая вилкой и глядя в "Известия".

Его мать - старуха строгая, с породистым одутловатым лицом и умными глазами - сидела в кресле и смотрела, как он ест. Вздрагивающей ладонью она поглаживала по голове бронзовый бюстик какого-то древнего грека - Демосфена? Демокрита? Геродота? - словом, кого-то из них.

- Кто-нибудь звонил? - поинтересовался Мельников.

- Звонили… - Полина Андреевна не оживилась от вопроса.

- Кто же?

- Зрители.

- Кто-кто? - переспросил Мельников.

- Зрители кинотеатра "Художественный" - терпеливо объяснила мать. - Спрашивали, что идет, когда идет, когда бронь будут давать… У них 291-96, а у нас 241-96… вот и сцепились.

- Ну, это поправимо.

- А зачем поправлять? Не надо! Человеческие голоса услышу, сама язык развяжу… а то я уж людскую речь стала забывать!

Мельников засмеялся, покрутил головой.

- Мама! А если баню начнут спрашивать? Или Святейший Синод?

Старуха, не обратив внимания на эту издевку (над кем и над чем, спрашивается?), продолжала свое:

- Тебе не повезло. Тебе очень не повезло: в свои 76 лет твоя мать еще не онемела… Она еще, старая грымза, хочет новости знать - о том, о сем… Вот ведь незадача! Ей интересно, о чем сын думает, как работа у него, как дети слушаются… С ней бы, с чертовой перечницей, поговорить полчаса - так ей бы на неделю хватило… всё-ё бы жевала…

- Мама, но там не театр, там обычные будни. Я не знаю, что рассказывать, ей-богу… - Он честно попытался вспомнить. - Говорил я тебе, что к нам пришла работать Горелова? Моя ученица, помнишь, нет? Наташа Горелова, выпуск семилетней давности… Бывала она здесь…

Полина Андреевна просияла и повернулась к сыну всем корпусом:

- Ну как же. У неё роман был с этим…

- С Борей Рудницким. Ну вот тебе и все новости. - Мельников направился в свою комнату. - Нет, еще одна: сегодня ей сорвали урок…

Теперь он у себя.

Здесь властвуют книги. Верхние стеллажи - под самым потолком. Это не нынешние подписные собрания сочинений со знакомыми всем корешками, - нет, у этой библиотеки еще довоенный базис, старые издания - в большинстве.

На стене одна репродукция - с известной картины "Что есть истина?" Николая Ге. Диспут Понтия Пилата с Христом: для римского прокуратора Иудеи в слове "истина" - труха, но Сын Божий, хоть и близок к мукам Голгофы, а слова этого уступать не намерен…

Старенькое пианино с канделябрами, диван, рабочий стол. На столе, в сочетании, понятном одному хозяину, лежат том Шиллера, книжка из серии "Библиотека современной фантастики" и давно сделавшийся библиографической редкостью (а некогда еще и способный схлопотать своему владельцу беду!) журнал "Каторга и ссылка"…

Илья Семенович расслабил узел галстука, повалился на диван, взял одну из этих книг. Но нет, не читалось ему…

Глядя поверх страницы, он думал, курил и, наконец, до чего-то додумавшись, резко поднялся, чтобы забрать от мамы к себе переносной телефонный аппарат. Когда он, путаясь в длинном перекрученном шнуре, направился к себе, Полина Андреевна весело окликнула его:

- Слушай, а привел бы ты ее к нам! Ведь будет же что вспомнить…

- Например?

- Ну как же. Например, как ты сам жаловался, что ее глазищи мешают тебе работать?… Как уставятся молитвенно…

- Мама!

- Что? Или я сочиняю! Это что-нибудь да значило, а? Уж не знаю, куда глядел этот ее парень…

- Будет, мама, ты увлеклась, - перебил Мельников, рассерженно недоумевая (о чем это она?! что за бред!), и, потянув за собой телефонный шнур, ушел к себе, заперся.

- Нет, обязательно приведи! - в закрытую дверь сказала Полина Андреевна. - Скажи, я пригласила…

Разговор этот, похоже, взбесил Мельникова.

Он лежал и смотрел на телефон, стоящий на полу, как на заклятого врага. Отвернется в книгу. Потом посмотрит опять… Пресек наконец сомнения, набрал номер.

- Алло? Алло? - неразборчивым клекотом ответила трубка.

Мельников, после нелепо долгой паузы, спросил: