Генри Миллер - Вспоминать, чтобы помнить (Remember to Remember) Страница 3

Конечно, есть и другие места, кроме дома, милого дома. Опрятные, чистые места, вроде церквей, к примеру. Разве может быть что-нибудь опрятнее и чище внутреннего помещения храма — я имею в виду, конечно, протестантскую церковь? Пожалуй, только больница или морг. Снаружи церкви всегда немного нелепы — стены цвета желчи и темные витражи; на одних — парят в облаках овцы, на других — Иисус, наш Спаситель, на кресте. Однако внутри — отрада для глаз. Ряды скамей, Псалтыри в задних карманах. А на кафедре — один из тех хороших, чистеньких, честных людей, которых называют «божьими». Перед ним графин с водой — на случай, если он захочет пить или охрипнет. Как же он любит свою паству, дорогой, добрый пастор! Он любит каждого из них, как любит своего обожаемого Иисуса. Прекрасный человек! Вот если бы только он не нес такую ахинею! Если бы действительно говорил дело!

Нет, церковь не то место! И кегельбан не то, и кинотеатр, и бильярдная, и аптека, и военная академия, и тюрьма, и приют для глухонемых, и психушка. Все они жалки, унылы и зловещи. Даже если принадлежат «Лосям». И все же однажды, оказавшись в Глен-Эллен, где был дом Джека Лондона, я подумал: «Если есть в Америке место, похожее на Рай, то оно здесь». Но позже мне сказали, что Лондон не часто бывал в этом доме. Он был слишком большим непоседой. Найдя Рай на земле, он изгнал себя из него.

Говорят, что Пушкин, прочитав «Мертвые души» и до слез нахохотавшись, воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия!» То же самое я мысленно говорю себе, думая об Америке. «До чего же грустное место! Какое ужасное поражение!»

Похоже, и французы, благодаря нынешней моде на американскую литературу, начинают это понимать. Вероятно, их поражает, что американские писатели говорят о своей стране вещи гораздо более жесткие, чем иностранцы. Они признают, что книга Дюамеля об Америке («Scenesdela Vie Future»*), если сравнивать ее с произведениями таких писателей, как Фолкнер, Стейнбек, Колдуэлл, Дос Пассос, кажется вполне невинной. И поздравляют наших писателей с такой растущей трезвостью взгляда.

* «Сцены будущего» (фр.) — публицистическая книга французского писателя Жоржа Дюамеля (1884— 1966). — Здесь и далее — примеч. пер.; примечания автора оговариваются специально.

Эта «будущая жизнь», о которой спешит предупредить соотечественников Дюамель, уже пришла в Советскую Россию. То, что другого пути нет, там, кажется, приняли как само собой разумеющееся. Русские уже в новом мире — ногами вперед. А мы у себя притворяемся, что можно одновременно жить сразу в двух мирах. С партийной точки зрения наши лучшие писатели — реакционеры. Они якобы плетутся у чего-то там в хвосте. В произведениях этих социальных сатириков слишком много пессимизма, слишком много разочарованности. А энергичные, устремленные в будущее люди должны быть полны веры, отваги и оптимизма.

Не нужно забывать, что наши самые талантливые писатели оказывают весьма незначительное влияние на страну в целом. Народ по-прежнему будет голосовать за программы республиканцев и демократов. Россия сознательно и стремительно рвется вперед, понукая и подстегивая себя. Мы же, американцы, бредем, пошатываясь, как пьяные, мало что соображая. Люди, которые обеспечили нашу победу в войне, в большинстве своем — консерваторы, это ученые, специалисты, промышленники и изобретатели. Им не нужен новый мир, они хотели бы вернуться к добрым старым временам. Русские же мечтают о новом мире и готовы на все, чтобы поскорее жить в нем. Но хотим мы того или нет, новый мир уже на пороге. Однако по большому счету он никому не нравится. Даже русские чувствуют себя в нем не очень уютно. Конечно, те, кто верит в новый порядок, очень надеются на то, что простой человек в конце концов воспользуется плодами тех изобретений и открытий, которые сейчас совершаются. Но каким образом, хотел бы я знать? Похоже, никто не в состоянии дать вразумительный ответ на вопрос, как произойдет это чудо. Как простой человек сумеет воспользоваться всем этим, если у него нет потребности оказаться в раю? Как может воцариться новый порядок, если у людей, которым предстоит его создать, нет новых сердец, нового сознания?

Сказав, что Америка — грустное место, я имел в виду именно это. Печально сознавать, что страна, имеющая такие огромные возможности, так мало сумела ими воспользоваться. Печально сознавать, что почти никто среди нас не любит свою работу, почти никто не верит в то, что делает, и почти никто, кроме записных оптимистов, не надеется на лучшее будущее. И еще печальнее наблюдать, как ничего не делается для того, чтобы что-то изменилось. Да, я знаю, что рабочие создают свои организации, бастуют или грозят забастовкой, пытаясь добиться повышения заработной платы и улучшения жизни. Но я также знаю, что при непрерывно растущей дороговизне они никогда не станут получать достаточное денежное вознаграждение. Америку пугают «диктатурой пролетариата». Но присмотритесь к простым, рядовым людям, так называемым «массам». Неужели вы действительно думаете, что эти мужчины и женщины могут диктовать будущее Америке? Разве могут рабы мгновенно переродиться в правителей? Эти бедняги умоляют, чтобы их вели, и их ведут — только в тупик.

Война окончена, но вместо обещанных Четырех Свобод мы имеем все виды тирании, все виды нищеты, все виды лишений. Победители, как это обычно бывает, перессорились. Где вожди, кто они, кто будет строить новый мир или поможет ему привиться у нас? Можете вы назвать таким вождем Сталина, или президента Трумэна, или де Голля, или Английский Банк? Неужели они воплощают дух времени? Неужели это те люди, которые выведут нас из пустыни?

Новый мир рождается из необходимости, рождается в муках, как все новое на земле. Он возникает в результате действия сил, которые мы лишь смутно себе представляем. Составляющие элементы этого будущего мира образуют целое, которое невозможно постичь с помощью политической идеологии. Только новая ментальность, новое сознание, только новый взгляд на вещи, способный охватить все противоречивые тенденции процесса и подняться над ним, позволит человечеству приспособиться к порядку и духу нового мира. Как только люди проникнутся сознанием того, что «эра изобилия» неизбежна, все современные идеи — мелкие, разрушительные, взаимоисключающие — исчезнут, как туман. В настоящее время в мире нет ни одного политического лидера, который видел бы дальше собственного носа, нет ни одного ученого, который принимал бы во внимание уже выпущенные на свободу новые силы, не говоря уже о том, чтобы управлять ими или хотя бы контролировать их. Мы только сейчас начинаем смутно догадываться, что яйцо мира на самом деле треснуло и что это случилось уже несколько столетий назад, а за ним дрогнул и космос, в котором люди будут вынуждены играть роль богов.

Можно сказать, что атомная бомба — это всего лишь первый рождественский подарок от неких тайных сил, формирующих новую эру. Но вряд ли стоит надеяться, что мы удовлетворимся одной только этой потрясающей новой игрушкой. Как быстро привыкли мы к железным дорогам, пароходам, автомобилям, самолетам, электродвигателям! За считанные мгновения мы можем связаться с Китаем, Индией, Австралией, черной Африкой, и всего несколько часов (это сегодня, то ли еще будет завтра!) нам требуется, чтобы перенестись туда. А сами мы, миллионы и миллиарды человеческих существ, движемся тяжело и неуклюже, словно парализованные и глухонемые. При желании мы, американцы, могли бы и сейчас обеспечить остальное человечество всем необходимым. Для этого нам не нужна ничья помощь. У нас всего в избытке — я имею в виду физическое наличие. Что же касается наших возможностей, здесь ничего точно сказать нельзя. Войны дают только слабый намек на истинные возможности нации в экстремальных ситуациях. У нас есть тайные запасы, которые, если их высвободить и пустить в дело, покажут безграничные мощь и энергию. Мы можем пробудить такие надежды, такое мужество, такой энтузиазм, что страсти времен Французской революции покажутся пустяшными. Говоря это, я имею в виду только то, чем мы и впрямь располагаем, что мы на самом деле знаем и что мы можем, несмотря на всю нашу близорукость, действительно видеть. Я ничего не говорю о подавленных, разрушенных мечтах наших изобретателей, наших ученых, наших инженеров, наших поэтов, о том, чего мы могли бы достичь, если бы их поддержали, а не мешали. Но даже с тем, что мы знаем и чем располагаем, можно преобразить жизнь на земле всего за несколько лет. С этой точки зрения то, чего Россия надеется достичь за последующие двадцать лет, покажется детской забавой. На самые дерзкие мечты наших самых отчаянных мечтателей я отзовусь так: «Да, все это возможно. И может сбыться прямо теперь, начиная с завтрашнего дня. Причем в гораздо большей степени, чем может вообразить самый пылкий фантазер». Будущее летит к нам навстречу со скоростью дикого мустанга, мы уже ощущаем его жаркое дыхание.