Блез Сандрар - Ром Страница 3

II. ЖИЗНЕННЫЕ ДЕБЮТЫ

Как я уже сказал, когда я впервые увидел Жана Гальмо, он напомнил мне Дон Кихота.

Некоторые из его фотографий такое впечатление еще усиливают.

Но это не одно лишь физическое сходство; в моральном плане мое первое впечатление оказалось еще ближе к истине.

Дон Кихот.

За всю свою жизнь он доказал это бессчетное количество раз. Но уже с самых первых шагов, с первого появления на той сцене, которая называется общественной жизнью, Жан Гальмо бросается в борьбу за правду и справедливость.

И с самых первых шагов его жизнь расцветает в атмосфере романтической…

1900.

Вот уже десять лет Францию раздирают на части различные группировки. Альфред Дрейфус больше не на острове Дьявола, но он пока еще не вернул себе честное имя. Теперь у его дела легион сторонников, а ведь в 1894 году их вовсе не было… Но при этом они здорово рискуют. Общественное мнение, возбужденное неутомимой пропагандой правой прессы и по глупости своей уважающее то суждение, которое уже вынесено, по большей части настроено враждебно к тому, кого все еще считают предателем.

Процесс в городе Ренне, первые попытки пересмотра дела, приводят к парадоксальному результату: капитан Дрейфус признан невиновным в тех преступлениях, за которые был осужден; настоящим автором того нашумевшего бордеро, как предполагается, мог быть другой офицер — его имя названо, это майор Эстерхази; однако позор и осуждение капитана Дрейфуса остаются в силе, хотя пришедшее вскорости президентское помилование положит конец его страданиям.

Штабное командование защищается отчаянно, боясь позора.

Но такой результат никого не устраивает, и поделом, особенно с тех пор, как правая пресса, привычная к ловкому передергиванию карт, вдруг запустила в общество новый фантом: якобы у истоков этого дела сам-третей стоял германский император. Майор Эстерхази всего лишь переписал текст подлинника, не предназначенного для придания огласке и для распространения, поскольку на полях его прочли замечание, написанное Вильгельмом II собственноручно! Публикация этого замечания вполне способна была привести к войне.

Правительство, целиком и полностью поддерживая начавшийся новый пересмотр дела, желает, чтобы страна сперва утихомирилась. На все запросы и требования оно также отвечает отказом. Ему нужен виновник.

Но друзья Дрейфуса не хотят такого перемирия с ощетинившимися штыками, ведь оно никого не может обмануть. Необходимо во что бы то ни стало отразить яростные инсинуации правой прессы. Необходимо раз и навсегда добиться полного и безоговорочного подтверждения невиновности капитана. Полным ходом идет поиск документов, новых доказательств…

1903. Знаменитая речь Жана Жореса[4] в палате депутатов — речь, произнесенная не для того, чтобы успокоить страну.

Молодой, никому не известный человек пишет шефу «Птит репюблик» — газеты Жореса. Он подписывается: Жан Гальмо.

Кто такой? Уж не подсадная ли утка?

Этот незнакомец утверждает, что уже некоторое время идет по следу, на который он напал в Сан-Ремо, этом центре разведки и контрразведки в двух шагах от французской границы. Некто Эльмут Вессель, бывший лейтенант германской армии, отправленный в отставку после того, как за ним открылся карточный долг и несколько случаев мошенничества, возможно, имел известного рода отношения со Статистическим бюро Берлинского военного штаба — в просторечии Бюро военного шпионажа. Этот Вессель, возможно, состоит на службе у французской контрразведки. Он живет в Ницце и часто наезжает в Монте-Карло со своей любовницей, Матильдой Бомлер, которая к тому же и его подельница. С парочкой связан Станислас Пшиборовски, бывший чиновник австрийского Министерства путей сообщения.

Каким образом Жан Гальмо, в те годы работавший в Сан-Ремо учителем, молодой незнакомец, которому никто не поручал вести никакого расследования, ухитрился проникнуть в столь таинственный мир шпионажа, как ему удалось втереться в доверие к этим троим личностям и раздобыть у них сведения?

Он пишет на бланке Общества защиты интересов Сан-Ремо (Италия), он там начальник.

Сомнения понять легко. Мы видели письмо, где шеф «Птит репюблик», рассыпаясь в дружеских уверениях к этому незнакомцу, даже в письменном виде не преминувшему испытать на нем власть своего обаяния, которое всегда будет ему сопутствовать и станет главной силой всей его жизни, отвечает ему весьма уклончиво.

Он ему не верит? «Сейчас Жорес отсутствует; я сообщу ему о вашем письме, как только он вернется» — вот постскриптум, заключающий это письмо. Какой прием приготовил трибун социалистов молодому неизвестному учителю из Сан-Ремо?

13 марта 1904 года, как раз когда близится новый пересмотр дела Дрейфуса, который окажется последним, в газете «Пти Нисуа» появляется подписанная Жаном Гальмо статья, где раскрываются его связи с этим шпионским трио. Там Гальмо указывает даты встреч Пшиборовского с Чернуши и Марешалем в парижском отеле на улице Лафайет, упоминает о действиях шайки Весселя во время процесса в Ренне и там же дает понять, что ему известно и множество других подробностей…

В это время он уже не учитель. В «Пти Нисуа» уже появлялось несколько заметок, подписанных его именем. Он дебютировал в журналистике.

Эта статья не могла пройти мимо внимания парижских судей. Имя Жана Гальмо обнаружат в одном из бесчисленных постановлений кассационного суда. Получив информацию об этом деле, суд поручает следователю из Ниццы произвести необходимые следственные действия с целью проверить места пребывания и связи различных шпионов в этом городе, и тот же самый следователь 24 марта 1904 года запишет показания Жана Гальмо. Показания весьма весомые, ибо по ходу своего импровизированного расследования Жану Гальмо удалось совершенно точно установить, что капитан Дрейфус никогда не был связан с Берлинским военным штабом…

Гальмо еще нет и двадцати пяти: вот уже два года он, на свой страх и риск, без всякого содействия, ведет романтические и опасные расследования.

В подобном начале жизненного пути есть некий избыток живописности. Этот молодой человек «кое-что из себя представлял».

Знаменательна эта авантюра на заре его карьеры. Тут ясно проступают характерные черты этого человека, как раз и позволяющие нам сравнить его с образом Дон Кихота. Угадывается в этом и тот романтический ореол, который в дальнейшем окружит атмосферой таинственности все начинания Жана Гальмо.

И наконец, тут уже можно увидеть, что совсем молодым Жан Гальмо быстро схватывал самую суть вещей, был целеустремлен, умел добиваться, чего хотел.

Откуда он такой явился?

В прошлом у него оставалось немногое; однако Жан Гальмо был из тех, кто вечно устремлен в будущее.

Но при этом, как мы увидим дальше, всей его жизнью, всеми его помыслами всегда владело только одно: девственный лес, воспоминание о гвианской чаще. И этот Гальмо, этот человек действия, в минуты самых острейших своих кризисов снова превращался в мечтателя, в поэта, каким он и был, и даже в камере тюрьмы Санте, с пером в руке, он забывал обо всем, уступая влечениям сердца.

Что ж! Эти черты, определившие характер, — мы видим их еще в его детстве. Я знаю, что ребенком он часто терялся в лесу вблизи Монпазье, и когда встревоженные родители сбивались с ног, разыскивая его, то в конце концов находили сидящим под деревьями с книгой на коленках.

А в тринадцать лет этот симпатичный мальчуган основывает в школе газету — газету, которую сочиняет совершенно один и которую продает по пять су. Проходит еще год — и начинается то самое дело Дрейфуса, которое займет собою все его отрочество…

Он был сыном учителя начальной школы, человека с характером очень цельным, твердым, можно сказать — стоическим, Эдуара Гальмо, карьере которого вечно будут мешать его духовный ригоризм и категоричность жизненных принципов. Однако Жан Гальмо скорее и прежде всего близок к своей матери, женщине португальского происхождения (семья Берж де Муазан приехала во Францию из Лиссабона около 1760 года), оказавшей совершенно особое влияние на того, кому суждено будет стать конкистадором XX столетия.

Последуем за Жаном Гальмо в школу Бержерака, в лицей д'Эвре и потом в лицей Кана, где он ходит на подготовительные курсы, надеясь поступить в Высшую нормальную школу.

Он удачно выдерживает экзамены (первое место по школе во втором классе и в классе риторики, грамота по истории в третьем и во втором классе, по классу риторики и философии; директор лицея Малерб в Канне написал: «Ученик Гальмо обладает прилежанием и дисциплиной, которые могут послужить надежной гарантией для его будущего».

Сердце у него золотое.

Что ж, стать ему преподавателем, скромным преподавателем, которому предстоит с трудом карабкаться по пути, розами отнюдь не устланному? Уже тогда Жан Гальмо в совершенстве владеет английским, немецким, испанским и итальянским. Но как ему применить знание всех этих языков, если он обречен переезжать из одного провинциального лицея в другой?