Ганс Шерфиг - Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион Страница 3

— Спокойно! — рявкнул полицейский. — Где вы взяли велосипед? Кто его владелец?

— Я владелец! — решительно ответил Карелиус.

— Как же так? Ведь это дамский велосипед! Чем вы можете объяснить это?

— Ах, разве дамский? — смутился лектор, посмотрев на валявшийся рядом с ним велосипед. — Да, в самом деле дамский, это машина моей жены.

— Ага, значит, велосипед вовсе не ваш. А почему вы заявили, что он ваш собственный? Соврали, да только неудачно!

— Что же, по-вашему, я не имею права ездить на женином велосипеде? Что тут такого?

— А почему вы решили поехать на велосипеде вашей жены?

— Вот еще, неужели я обязан давать вам отчет? Ей-богу, я волен поступать, как мне вздумается. Должно быть, я случайно схватил этот велосипед, вероятно, он стоял с краю. Да, по-видимому, именно так и было.

— Ах, по-видимому! Ну ладно, это мы еще расследуем!

— Будьте уверены, это дело обязательно расследуют! И ваше поведение тоже! Вся эта история будет иметь для вас серьезные последствия. Я ответил вам на все вопросы, на которые обязан отвечать, и даже сверх того. А теперь я желаю узнать ваше имя. И прошу также, назовите мне ваш номер, я хочу выяснить это, прежде чем вы уйдете. Если вы думаете, что я и дальше намерен терпеть такое обращение, то вы глубоко ошибаетесь!

— А я и не собираюсь покидать вас. Я просто не в силах с вами расстаться! — издевательски заявил полицейский.

— Да говорите же, как вас зовут! — громко потребовал лектор Карелиус.

— Заткни глотку! — невозмутимо отозвался полицейский.

— Извольте сейчас же сообщить мне ваше имя! Скажете вы, наконец, как вас зовут, какой у вас номер? — кричал Карелиус; он не знал, что давно уже прошли те времена, когда служащие полиции опознавались по номерам.

Полицейский снова вывернул Карелиусу руки, и с такой силой, что тот согнулся колесом.

Второй полицейский широким размеренным шагом перешел через улицу на противоположный тротуар, где стояла окрашенная в зеленый цвет телефонная будка; полицейские обычно пользовались ею, чтобы поднять тревогу и вызвать себе подкрепление. Тем временем на полупустынной по случаю воскресенья улице собралось немало народу.

— Да вы с ума сошли! Совсем рехнулись! — кричал Карелиус. — Ой, вы сломаете мне руку! Неужели никто из вас не хочет помочь мне? Ну хоть чем-нибудь! — в отчаянии обращался он к собравшимся вокруг него любопытным.

— Вряд ли найдется охотник помочь вам нападать на полицию! — хихикнул полицейский и еще ниже пригнул Карелиус а к земле.

— Я требую привлечь по моему делу свидетелей! — проговорил Карелиус. — Я требую… — Но тут он замолчал, ибо полицейский прижал голову несчастного лектора к своему животу.

— Да он просто бешеный! — пожаловался полицейский своему коллеге, когда тот вернулся. — Он кусается, плюется и даже грозит, что призовет на помощь прохожих.

— Сейчас мы наведем порядок! — ответил второй полицейский и крикнул зрителям: — Назад! Осадите назад! Проходите дальше, будьте любезны пройти!

— Я заявлю протест! Я буду жаловаться! — вперемежку со стонами бормотал лектор Карелиус, уткнув голову в живот полицейского. — Это будет иметь серьезные последствия для вас обоих, вас непременно уволят! И накажут! Ой-ой-ой, да вы просто ненормальный!

Толпа любопытных не могла толком понять, что тут происходит; кто-то предположил, что схватили вора или насильника, а возможно, и сторонника мира. Люди охотно помогли бы пострадавшему, во-первых, потому, что народ в этой стране ненавидит полицейских, а во-вторых, все люди, естественно, испытывали симпатию к тщедушному человеку, с которым так грубо обошлись два дюжих полицейских.

— Это молодчики из гитлеровских отрядов! — крикнул кто-то. — Скорпионы!

— Не задерживайтесь, проходите! — повторял полицейский.

Но вот послышался гудок полицейской машины. Громоздкий автомобиль с зелеными фарами и желтым флажком на радиаторе прогромыхал по мостовой и, с визгом затормозив, остановился.

Когда наряд вооруженных до зубов полицейских выскочил из машины, столпившиеся зеваки шарахнулись в сторону.

— О-о-ох! Я по доброй воле поеду с вами, — простонал лектор Карелиус. — Я сам намерен отправиться в полицейский участок! Я хочу…

В этот момент Карелиуса схватили и бросили в закрытый кузов машины вперед головой, так что он упал плашмя, а все полицейские уселись по обе стороны от него, друг против друга, и уперлись сапогами ему в бока. Велосипед его жены тоже втащили в машину; на багажнике все еще торчали купленные утром газеты.

Чуть подальше в сточной канаве валялись разбитые очки вместе с пеклеванным хлебом и булочками из придворной пекарни.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Я намерен жаловаться, — заявил лектор Карелиус, когда его доставили в полицейский участок.

— Он что, невменяемый? — поинтересовался сержант полиции, даже не взглянув на арестованного. Сержант сидел за письменным столом, углубившись в чтение назидательного иллюстрированного журнала. Этот журнал, который носил название «Супермэн»[6], выходил еженедельно и пользовался большим успехом среди служащих полиции.

— Совершенно невменяемый, — ответил полицейский, который держал Карелиуса. — Он кусал нас и даже пытался…

— Я намерен жаловаться, — настаивал Карелиус.

— Он даже пытался удрать, — продолжал полицейский, — а когда я схватил его, он стал сопротивляться, начал бить меня, грубо обошелся со мной, а также с полицейским надзирателем Перно, который первый окликнул его…

— Ах, значит вас зовут Перно! — воскликнул Карелиус. — Я ведь спрашивал фамилию этого человека, но он отказался назвать себя.

— … с полицейским надзирателем Перно, который первый окликнул его, когда он мчался на велосипеде, по-видимому краденом, — спокойно продолжал полицейский. — Он грубил нам и несколько раз отпускал по нашему адресу обидные замечания и всякие бранные слова.

— Это неправда! — крикнул Карелиус.

— Он обзывал нас «гитлеровскими молодчиками» и «скорпионами» и пытался настроить против нас толпу.

— Это совершенная ложь! — в полном отчаянии снова крикнул лектор Карелиус. — Как может полицейский так лгать?

— Кажется, вы правы, он совершенно невменяем, — сказал сержант полиции, не отрываясь от журнала «Супермэн». — Пока он не уймется, бесполезно устраивать допрос. Примите меры, чтобы утихомирить его!

И в то время как полицейские, повалив Карелиуса на пол, начали со знанием дела избивать его дубинками и кулаками, сержант сидел к ним спиной; вот почему впоследствии он с чистой совестью мог заявить суду, что он — и это вполне соответствовало действительности — не видел, как били арестованного.

После такой потасовки лектор вполне «утихомирился», то есть попросту потерял сознание. Его оттащили в отдельную камеру и оставили одного.

Вскоре полицейский надзиратель не без труда составил рапорт с незначительными грамматическими ошибками и переписал его на пишущей машинке. Из этого рапорта явствовало, что задержанного и доставленного в полицейский участок строптивого мужчину зовут Аксель Эдвин-Эмиль Карелиус; он утверждает, что имеет постоянную работу в качестве лектора и постоянное местожительство в доме № 68 по улице Цитадели, а также, что он родился в столице 8 января 1905 года.

«В воскресенье 21/V в 11 час. 06 мин. упомянутый выше Аксель Эдвин-Эмиль Карелиус был замечен вследствие его подозрительно быстрой езды на дамском велосипеде, по-видимому краденом. Когда патрулировавший полицейский надзиратель Томас Перно окликнул велосипедиста, предлагая ему остановиться, тот прибавил ходу и, несмотря на повторные оклики, уже доехал до конца улицы, на которой в тот момент было лишь незначительное движение.

Полицейский надзиратель Эвальд Бриош, слышавший эти оклики, подскочил к удиравшему велосипедисту и остановил его. После этого упомянутый Аксель Карелиус сделался совершенно невменяемым и начал драться, кусаться и самым грубым образом бить полицейского ногами; когда же на помощь своему коллеге явился полицейский надзиратель Перно, он тоже подвергся избиению. Однако обоим полицейским удалось, наконец, побороть и задержать буяна, который, не закрывая рта, выкрикивал бранные слова, причем неоднократно употреблял такие выражения, как „гитлеровские молодчики“ и „скорпионы“; помимо того, он прибегнул к угрозам и призывал стоявшую вокруг толпу напасть на полицию.

На вопрос относительно велосипеда он сначала ответил, что велосипед принадлежит лично ему, а позднее, когда было указано, что велосипед дамский, он изменил свое заявление, сказав, что это машина его супруги. Он был не в состоянии привести какое-либо объяснение, почему и с какой целью он взял велосипед своей супруги.