Джон Пассос - Большие деньги Страница 3

– Непременно нужно повидаться, не забывай нас! – сказал он еще раз и, легко впрыгнув на сиденье, захлопнул дверцу.

Чарли вернулся к своему такси, а перед глазами стояли эти продолговатые глаза газели, ее последняя дразнящая улыбка.

– Скажите, – обратился он к таксисту, – вы случайно не знаете, сохранены ли еще льготные тарифы на услуги для офицеров в гостинице «Макальпин»?

– Конечно, – ответил тот, дернув уголками губ, – вас обслужат на все сто, если вы офицер. А если солдат, то можно и пинка в зад получить. – Он резко включил скорость.

Машина выехала на пустынную широкую булыжную мостовую.

Нью-йоркское такси шло куда легче, чем парижские кэбы. Вокруг громоздились большие склады, крупные маркеты – все закрыты.

– Вот так-так! Кажется, здесь у вас довольно тихо, – сказал он, наклоняясь поближе к окошечку, чтобы было легче говорить с шофером.

– Да, тихо, черта с два! Точно как в аду… Сами убедитесь, как только начнете искать работу, – огорошил его таксист.

– Но что-то не припомню, чтобы здесь царила такая гробовая тишина, клянусь Богом!

– Ну почему бы не насладиться тишиной? Ведь сегодня воскресенье, не так ли?

– Конечно, воскресенье. Забыл об этом.

– Воскресенье, о чем разговор!

– Ну теперь я вспомнил. На самом деле воскресенье.

Новости дня XLIV

Эта мелодия – «Янки Дудл»[1]

Эта мелодия – «Янки Дудл»

но пока время не пришло и владельцы газет еще не присоединились к мощному движению с целью успокоения взбудораженных умов они сообщают все нужные новости но ставят куда меньший акцент на возможные природные катаклизмы.

Управлению стального треста позволено попирать демократические права граждан которые как они не раз подчеркивали являются законным наследием жителей нашей страны

Эта мелодия – «Янки Дудл»Эта мелодия – «Янки Дудл»Эта мелодия – «Янки Дудл»Заставляет меня встатьи всех радостно приветствовать

оставшиеся в живых члены команды шхуны «Онато» отправлены за решетку после прибытия в Филадельфию

Я еду готовьтесь США.И скажу

Нет другой такой… большой земли, как наша.

Возвратившийся из Европы Чарлз М. Швоб был приглашен на ланч в Белый дом. Там он заявил, что наша страна, конечно, процветает, но не до такой степени, как хотелось бы, потому что проводится множество вызывающих тревогу расследований

наша… от Калифорнии до острова Манхэттен

Чарли Андерсон

Коридорный отеля с крысиной физиономией поставил чемоданы на пол, проверил краны умывальника, чуть приоткрыл окно, сунул ключ в замок, после чего, вытянувшись по стойке «смирно», сказал:

– Больше ничего не нужно, лефтенант?

«Жизнь продолжается», – подумал Чарли, выуживая из кармана двадцатипятицентовик.

– Благодарю вас, сэр лефтенант. – Он, пошаркав ногами, откашлялся. – Там, за океаном, наверное, все просто ужасно, лефтенант?

– Что вы! – засмеялся Чарли. – Все там было о'кей!

– Как мне хотелось бы поехать туда, лефтенант! – Парнишка осклабился, демонстрируя свои острые, как у крысы, зубы. – Как все же чудесно быть настоящим героем, – сказал он, выходя из номера спиной вперед.

Чарли, глядя в окно, расстегнул гимнастерку. Через улицу с серыми квадратными высокими зданиями виднелись несколько колонн и крыша нового Пенсильванского вокзала, а там, дальше, за железнодорожными путями, расплывчато-неясное солнце садилось за холмистой кромкой земли по ту сторону Гудзона. Поезд подземки, визжа колесами, грохотал по пустынным вечерним воскресным улицам. Над головой – розовато-фиолетовое небо. Ветер, задувавший через щель приоткрытого окна, наполнил комнату угольным смрадом. Чарли, закрыв окно, пошел мыть лицо и руки. От мягкого махрового гостиничного полотенца исходил слабый приятный запах хлорки. Подойдя к зеркалу, причесался. Ну а теперь что?

Он расхаживал взад и вперед по комнате, теребя пальцами сигаретку, наблюдая из окна за тем, как быстро темнеет небо у него над головой. Вдруг раздался резкий звонок телефона. От неожиданности Чарли вздрогнул.

Он узнал вежливый, явно хмельной голос Олли Тейлора.

– Ты наверняка не знаешь, где здесь можно выпить! Может, придешь сюда, в клуб?

– Ну ты даешь! Очень верно поступил, Олли. А я тут как раз думаю, куда деваться в этом городе такому парню, как я?

– Ты и представить себе не можешь, как здесь все отвратительно, – продолжал Олли. – Сухой закон и все прочее – хуже и быть не может. Не под силу уразуметь даже самому дикому воображению. Заеду за тобой на такси.

– Договорились, Олли. Буду ждать в холле.

Чарли снова надел гимнастерку, отложил в сторону офицерскую портупею и, пригладив свой взъерошенные, песочного цвета волосы, спустился вниз, в холл. Сидя в глубоком кресле, он не спускал глаз с вращающихся дверей.

В холле было полно народу. Откуда-то из глубины сюда доносилась музыка. Он сидел, прислушиваясь к танцевальным мелодиям, разглядывал красивых девушек, входивших в отель с улицы, – лица у них слегка разрумянились от холодного, пощипывающего ветра, все в шубках, в шелковых чулочках и в туфельках на высоких каблуках. До него доносилось позвякивание дорогих украшений, шуршание модных тканей. Черт подери, до чего же приятно! Как здорово! Они проходили мимо него, оставляя за собой легкий шлейф пахучих ароматов, обдавая его теплом своих расстегнутых меховых манто. Он стал мысленно подсчитывать, сколько же у него денег. Банковский чек на три сотни баксов, которые он накопил из своей зарплаты, в бумажнике во внутреннем кармане четыре двадцатидолларовые бумажки с желтым брюшком, которые он выиграл в покер на пароходе, пара десяток, ну и еще какая-то мелочь. Нужно посмотреть. Он, засунув руку в карман, перебирал пальцами монетки, а они приятно позванивали.

Над ним склонилась красная физиономия Олли Тейлора, покачиваясь над воротником просторного пальто из верблюжьей шерсти.

– Боже мой, парень. На самом деле Нью-Йорк – в большой ж… представляешь, в знаменитом баре «Никер-боккер» наливают содовую с мороженым…

Когда они садились в машину, он дыхнул ему прямо в нос отборным крепким шотландским виски.

– Чарли, как ты помнишь, я обещал пригласить тебя на обед… Едем к старику Нэту Бентону. Не пожалеешь. Он приличный скаут. А дамы просто умирают от желания познакомиться с настоящим авиатором, летуном, с пальмовыми веточками победы.

– Может, я не придусь там ко двору? Что скажешь, Олли?

– Мой дорогой, не морочь мне голову. И больше не будем говорить об этом.

В клубе, казалось, все знают Олли Тейлора. Они долго стояли у стойки обитого темными панелями салона и пили коктейли «Манхэттен» вместе с группой седовласых стариков, на лицах которых отражались темные тени от мрачных стен. «Майор такой-то, майор такой-то, лейтенант такой-то…» – называл Тейлор по имени всех, кто подходил к Чарли. Он уже стал на самом деле беспокоиться за Олли, как бы тот не накачался раньше времени – в таком виде его не поведешь на обед в какой-либо приличный дом.

Наконец пришло время – было уже семь тридцать вечера, – и они, отказавшись от последнего раунда коктейлей, снова сели в такси. Каждый из них пожевывал гвоздичку, чтобы отбить запах алкоголя. Они поехали в верхнюю часть города.

– Не знаю, что мне там говорить. Скажу-ка я им, что провел самые восхитительные два года в своей жизни, а они, конечно, все вытаращат на меня глаза, но, увы, я ничего не смогу поделать с самим собой.

В приличном доме, куда они приехали обедать, все было на высшем уровне – у двери, как и полагается, швейцар, в холле повсюду мрамор, лифт отделан несколькими сортами дерева. Когда они стояли у двери в квартиру, Олли шепнул ему, что Нат Бентон – брокер, работающий на Уолл-стрит.

Гости, все в вечерних туалетах, уже ждали их в гостиной, выдержанной в розовых тонах. По-видимому, все они были близкими друзьями Олли, так как, увидав его, все засуетились, очень обрадовались. Все они радушно встретили и Чарлза. Тут же появились стаканы с коктейлями, и Чарли сразу же почувствовал себя в своей тарелке.

Среди них была одна девушка, мисс Хамфриз, удивительная красотка, словно с картинки. Как только Чарли ее увидел, сразу решил, с кем он намерен здесь разговаривать. С ней, конечно. От ее глаз, от ее ворсистого, мягкого бледно-зеленого платья, от открытой, матовой от пудры спины между лопатками у него слегка закружилась голова, посему он не осмеливался подходить к ней слишком близко.