Ай У - Беженка Страница 3

Слезы потекли у нее по щекам. У околицы ей вдруг пришла мысль: «Разве в селе мало ополченцев? Небось сами увидят японцев, пусть с ними и дерутся! К чему мне встревать?… Обойдутся без меня, на все воля Неба!»

Приняв решение, она утерла слезы и вошла в село. В самом начале улицы встретила будущую невестку Чжан Эр-нян – девочка играла с детишками Инь. У каждого в руках было по пирожку. Увидев мать, дети пришли в восторг, самый маленький ухватился за ее подол и лепетал: «Мама, мама». Она опустилась на обочину дороги перевести дух.

– Откуда у вас пирожки? – лаская детей, с удивлением спросила Инь.

Протягивая ей деньги, воспитанница Чжан Эр-нян объяснила:

– К нам приходил добрый человек из деревни Дунцзяцунь! Всем детям беженцев дал по три пирожка да еще по два мао на каждого. Возьмите, вот ваши восемь мао.

От изумления Инь даже рот раскрыла.

– Какие же есть хорошие люди! – с благодарностью произнесла она.

Девочка с минуту помялась, затем удивленно спросила:

– А моя мама?… Где ваша корзинка? Вы ведь по грибы ходили?

– Она… сейчас придет! – в замешательстве ответила Инь. Сердце у нее дрогнуло, словно ее уличили в дурном поступке. Чувствуя себя виноватой перед девочкой, она всем своим видом старалась показать, как благодарна ей.

– Ты, наверно, притомилась, все время играешь с ними, гуляешь. – Она протянула девочке один мао. – Возьми, купи себе чего-нибудь сладкого!

– Сейчас ополченцы приходили, детишки попросились на улицу поглядеть – бедненькие, целыми днями сидят дома, вот я и взяла их погулять… Ой, а деньги зачем? У меня есть, да и мама не велит мне ни у кого брать! – стала отказываться девочка.

Уговаривая ее взять деньги, Инь с тревогой спросила:

– Куда же пошли ополченцы?

– Вы разве не знаете? – сказала девочка, беря мао. – Они пошли к устью. Японские дьяволы наступают.

– А в деревне кто-нибудь остался? – Инь отстранила прижавшихся к ней детей.

Гордясь своей осведомленностью, девочка сообщила:

– Нет, все до одного ушли! Сама видела!

– Что же это они! – хриплым голосом закричала Инь. – Никого не оставили! А если японские дьяволы сюда придут?

Ее услыхал хозяин соседней мелочной лавки.

– Ох, уж эти беженцы! – сказал он. – Со страху веревку за змею могут принять… Не знаешь разве, в устье стоят наши войска, и будь эти дьяволы о трех головах и шести руках, и то не пробьются.

– Э, уважаемый, кто знает, может, японцы здесь пройдут!

Инь показала рукой в сторону восточной горы.

Хозяин лавки и стоявший с ним рядом мастеровой рассмеялись.

– Да что ты болтаешь! Им здесь не подняться! Разве что на самолете!

– А, нечего ее слушать! Видать, спятила со страху, – съязвил кто-то.

Инь в сердцах крикнула:

– Это вы болтаете! Японские дьяволы давно взобрались на гору! Если бы я одна видела! Так ведь и матушка Чжан может подтвердить! – На самом деле японские солдаты еще не поднялись на гору, но ей хотелось, чтобы люди в это поверили. – Мы бегом бежали, чтобы предупредить всех. Даже корзинки с грибами побросали… Разрази меня гром, если я хоть слово соврала!

Инь увидела, как встревожились люди. Она обрадовалась, что ей поверили, на душе сразу стало легко. Повернувшись к воспитаннице Чжан Эр-нян, она сказала:

– Твоя мама лежит там, на дороге, побежим скорей, ей надо помочь!

Она вышла с детьми из села. Девочка побежала вперед. Скоро Инь увидела позади себя отряды вооруженных ополченцев. Она отошла в сторону, уступая им дорогу. Командиры с хмурыми лицами, проходя мимо нее, допытывались:

– А ты вправду их видела?

Она боязливо отвечала:

– Пусть Небо покарает меня – можно ли шутить с таким делом, господа начальники!

Командиры дружелюбно на нее глядели и, похвалив, шли дальше. Некоторые знали, что она беженка, потерявшая мужа, н старались приободрить:

– Молодец, что сказала. Просто молодей! Бот это беженка! Хоть сама и не убивала японских чертей, а за мужа, можно сказать, отомстила.

Инь будто пробудилась от кошмарного сна и сразу почувствовала обрушившуюся на нее тяжесть. Она молчала, понурив голову. Топот ног затих вдали, как отхлынувшая от берега волна. Женщина горестно взглянула на своих четверых детей и вздохнула:

– Все! Теперь нам конец!

Когда на горе загремели выстрелы, по ее щекам неудержимо потекли слезы. Наплакавшись вдоволь, она почувствовала некоторое облегчение. Затеплилась последняя искорка надежды: «Может оыть, это все-таки не он. О Небо! Как хорошо, если бы это был не он!» Подняв залитые слезами глаза, она шептала молитву.

Вскоре к ней подошла Чжан Эр-нян со своей будущей невесткой. Радостная и возбужденная, старушка громко сказала:

– Ты потрудилась на славу! Теперь все будут почитать тебя как богиню!

Инь склонила голову и тихо проговорила, стараясь скрыть свое горе:

– Не говорите так, матушка! Боюсь, счастье мне изменило!

Чжан Эр-нян принялась ее журить:

– Глупая, неужели не соображаешь? Сколько людей ты спасла сегодня, сколько домов уберегла… Кто же ты, как не живая богиня?

Браг в этот день был отбит и у восточной горы, и в устье реки. Вечером во всех окрестных селах и деревнях трещали хлопушки, все ликовали; одна Инь, забившись под одеяло, глотала слезы…

– Насилу нашла тебя! – с укором сказала Чжан Эр-нян, с шумом ворвавшись в комнату. – Э, да ты в постели валяешься… Живо вставай, сельский староста и командир ополченцев зовут нас к себе. Говорят, награду будут выдавать.

Вся в слезах, Инь продолжала лежать.

– Чудно! – удивилась Чжан Эр-нян. – И чего ты ревешь? Всюду только и разговоров что о тебе! Я говорю, счастье тебе выпало, а ты плачешь. Вставай скорей, сама увидишь, паши собрали тебе кучу подарков! Хоть целый год гни спину па рыбной ловле, столько не заработаешь!

Инь разрыдалась еще сильнее.

Сбитая с толку, Чжан Эр-нян начала сердиться.

– Ну чего ревешь? Говори же! Чистый как стеклышко дом поганишь слезами![1]

Глотая слезы, Инь поднялась с постели, схватила Чжан Эр-нян за руку и рухнула перед ней на колени.

– Матушка Чжан! Простите, будьте великодушны, у меня такое горе, совсем голову потеряла.

Чжан Эр-нян заставила ее подняться с пола:

– Просто ума не приложу: тебе бы радоваться, а ты голосишь!.. Живете вы в море, вот и одичали!

Инь продолжала всхлипывать:

– Матушка… вы ничего не знаете… Моего хозяина убили!

– Ты что, рехнулась? – вскричала Чжан Эр-нян. – Кто тебе сказал?

– Слышала… от ополченцев… только что рассказали, – стараясь сдержать слезы, ответила Инь.

Чжан Эр-нян недоверчиво покачала головой.

– Ерунда какая! Откуда им знать, ведь они на вашем острове не были и мужа твоего в глаза не видали!

Инь хотела возразить, но прикусила язык и потупилась.

– Ты мне голову не морочь! – вышла из себя Чжан Эр-нян. – Говори толком! Нечего темнить!

Инь подняла заплаканные глаза и с опаской огляделась:

– Только, пожалуйста, никому не говорите, матушка! Его сегодня убили, он поднимался на гору вместе с японскими дьяволами…

– Вот как! – изумилась Чжан Эр-нян. Потом покачала головой. – Что-то мне не верится. Как ты его узнала?

– Я еще с горы его увидела, только не знала точно, он ли это. Когда ополченцы рассказали, что убили кривого китайца, у меня разом пропали все сомнения. Сами посудите, одноглазый, в клеенчатом дождевике и бамбуковой шляпе. На острове одноглазых больше пет.

Инь опять зарыдала.

Чжан Эр-нян подошла к двери, плотно ее закрыла.

– Дурная голова, раз так вышло, чего же слезы лить! Тварь, а не человек был у тебя мужик! Дом сожгли, дочь опозорили, загубили, а он вместо того, чтобы мстить бандитам, стал им подсоблять. Разве ж это человек?! К такому подлецу ни у кого не должно быть жалости, даже у тебя. Он знал, что ты с детьми бежала сюда, так нет, не подумал о том, как уберечь вас, а взял да привел этих дьяволов! Не было у него ни капли совести! Поверь мне, счастье твое, что его убили.

Покорно выслушав Чжан Эр-нян, Инь с грустью сказала:

– Как же мне одной жить? Ведь детей целая куча!

– Не твоя это забота. Всем миром тебе поможем! Идем получать награду!

Чжан Эр-нян чуть ли не силой потащила за собой женщину.

На улицах трещали хлопушки. Дети Инь стояли возле дома и радостными, изумленными глазами следили за торжеством. Они даже не заметили, как в двух шагах прошла их мама.

1939

Примечания

1

В народе считалось дурным предзнаменованием, если в доме плакал чужой человек.