Эдгар По - Труп-обвинитель Страница 3

Вечер прошел очень весело, хотя хозяин и печалился о том, что шато-марго, ожидаемое еще утром, прибыло только после сытного, великолепного ужина. Будущая перспектива множества бутылок с отличным вином обрадовала гостей, решивших торжественно внести в зал дорогую посылку и при громких криках ура! мгновенно распечатать ее.

Все принялись за дело. Ящик был поставлен на стол среди бутылок и стаканов, из которых многие полетели на пол и разбились вдребезги. Старый Карлуша, выпивший уже напорядках, с сияющим и улыбающимся лицом поднялся с кресла и, ударив по столу графином, потребовал молчания во время священной церемонии, т. е. откупорки божественного нектара.

Мало-помалу спокойствие водворилось. Я по просьбе Бонанфана принужден был поднять дубовую крышку, скрывавшую бутылки шато-марго. Взяв молоток, я выбил несколько гвоздей…

Вдруг крышка подскочила, приведенная в движение незаметной пружиной, и из ящика медленно поднялся несчастный Шутлеворти с искаженным, посинелым лицом и зияющею раною на груди. Мертвец, вперив свои стеклянные глаза в испуганного Бонанфана, тихо, но внятно произнес:

– Ты – мой убийца!!

Потом труп, точно удовольствовавшись своим обвинением, упал на стол из ящика, служившего ему своего рода гробом.

Невозможно описать сцену, последовавшую за внезапным появлением привидения Шутлеворти. Одни из гостей бросились к дверям, другие к окнам, третьи окаменели от понятного ужаса. Когда первая минута невыразимого страха прошла, все взоры обратились на Бонанфана.

Если я проживу еще сто лет, то все-таки не забуду смертной бледности, покрывшей его лицо, так еще недавно красное от вина и светящееся от радости. В течение одной или двух минут он оставался неподвижен, как мраморная статуя; его глаза ничего не видели и, казалось, были заняты созерцанием совершенного преступления. Наконец в достойном джентльмене проснулась совесть, и он, вскочив с кресла, глухо упал головою на лежавший на столе посинелый труп. Здесь отрывистым и едва внятным голосом признался он в ужасном убийстве, за которое Пеннифатер был осужден на смерть.

И вот в чем заключалась его исповедь:

Он следовал за Шутлеворти до соседнего болота, где выстрелил в лошадь. Воспользовавшись падением животного, он умертвил всадника и завладел его деньгами. Считая лошадь мертвою, убийца в течении некоторого времени с большим трудом тащил свою жертву через частый кустарник, окружавший болото. Наконец он положил труп несчастного старика на свою лошадь и довез его до одного местечка в глубине леса.

Окровавленный жилет, нож, портфель и пуля были подброшены им из желания отомстить Пеннифатеру. Он также положил в тюфяк молодого человека рубашку и платок, запачканные кровью.

К концу этого рассказа голос убийцы становился все слабее и слабее. Кончив свои признания, он хотел подняться, но зашатался и, протянув руки к холодному трупу, упал бездыханным на каменный пол комнаты.

Однако нет ничего проще средств, столь невероятных, столь фантастических средств, употребленных мною для того, чтобы исторгнуть от убийцы немедленное признание.

Притворное простосердечие Бонанфан внушило мне еще в первую минуту сильное к нему недоверие. Присутствуя при нанесении ему пощечины Пеннифатером, я был поражен дьявольским выражением, исказившим лицо старого Карла. Это не была молния, но скорее вызов и обещание отомстить при первом представившемся случае. Я был совершенно противоположного мнения с горожанами Ратлебурга, так как заметил, что все открытия, компрометировавшие Пеннифатера, прямо или косвенно шли от г. Бонанфан. Дело с пулей открыло мне глаза. Друзья Шутлеворти забыли, (но я это помнил), что свинец, ранивший животное, вошел с одной стороны, а вышел с другой. Итак, сделалось понятным, что открытие пули было не что иное, как ловко разыгранная комедия. Такой вывод убедил меня, что и другие доказательства приготовлены точно таким же образом. Кроме того, заметив, что Бонанфан по смерти своего друга сделался более великодушным и тратил много денег, я почувствовал рождающиеся подозрения, становившиеся со дня на день все сильнее и сильнее…

Вследствие всего этого я с своей стороны занялся деятельными розысками в надежде открыть тело несчастного Шутлеворти. Через несколько дней мои старания увенчались успехом: я нашел труп бедного старика в старом колодце, совершенно скрытом густым кустарником.

Случаю было угодно, чтобы я слышал разговор двух стариков в тот день, когда расчувствовавшийся Шутлеворти обещал своему другу ящик с шато-марго.

На этом-то я и основал свой план действия.

Достав длинный и твердый кусок китового уса, я положил его под спину трупа, который был после помещен в ящик, оставшийся от вина. В то время, как забивал гвоздями крышку, я должен был ее сильно удерживать и потому предвидел, что труп должен подняться, когда гвозди будут выбиты.

Наложив печати на ящике и закупорив его, я послал слугу к г. Бонанфан с мнимым письмом поставщиков Барнабе Шутлеворти. Что же касается до обвинительных слов, сказанных восставшим трупом, то их объяснить нетрудно: я обладаю способностью чревовещания. Угрызения совести поразили несчастного, и он пал мертвым.

Кажется, что мне не остается ничего более прибавить к рассказу. Пеннифатер был тотчас освобожден и, получив во владение состояние покойного дяди, переменил совершенно образ жизни, воспользовавшись уроками опытности.

Комментарии

Название в оригинале: "Thou Art the Man", 1844.

Публикация: Приложение к книге "Осел. Роман Поль-де-Кока". Москва. Типография Ф. Б. Миллера. (Покровка, Машков пер. соб. д.). 1874. С. 239-264.

Переводчик неизвестен.