Кнут Гамсун - Царица Савская (пер. Кившенко) Страница 3

Дальше, все дальше: мы проѣхали Эльмгутъ, Ліаторпъ, Висландъ. Въ Висландѣ «Царица Савская» сходитъ, — я ни на минуту не выпускаю ее изъ виду, — но она возвращается. Хорошо, ѣдемъ дальше. Пріѣхали въ Альфвесту. — «Пересадка въ Кальмаръ!» Здѣсь «Царица Савская» опять сходитъ, но на этотъ разъ она пересаживается въ поѣздъ, идущій въ Кальмаръ. Этого я не ждалъ и былъ крайне смущенъ, такъ что чуть не прозѣвалъ поѣздъ. Сломя голову влетѣлъ я въ вагонъ, какъ разъ въ моментъ отхода. Въ купэ былъ одинъ единственный пассажиръ; онъ даже не взглянулъ на меня, такъ какъ читалъ. Я бросаюсь на мѣсто и также начинаю читать. Минуту спустя слышу:

— Вашъ билетъ!

Другой кондукторъ!

— Билетъ? хорошо, — отвѣчаю я и протягиваю билетъ.

— Это не годится, — говоритъ онъ, — это Кальмарская линія.

— Что такое, не годится?

— Это не та линія.

— Это не мое дѣло. Разъ мнѣ продали билетъ, какъ онъ можетъ не годиться?

— Да вы куда ѣдете?

— Конечно, въ Стокгольмъ, — отвѣчаю я, — куда же еще?

— Ну, а это кальмарскій поѣздъ; слышите, этотъ поѣздъ идетъ въ Кальмаръ, — говоритъ онъ сердито.

Гм… этого я не зналъ, — но, во всякомъ случаѣ, это несносный педантизмъ съ его стороны такъ придираться. Навѣрное, онъ это дѣлаетъ потому, что я норвежецъ, изъ политической ненависти. Я его не забуду.

— Ну, такъ что же намъ теперь дѣлать? — спрашиваю я,

— Это уже ваше дѣло… Такъ куда же вы теперь ѣдете? По этой дорогѣ вы не попадете въ Стокгольмъ!

— Ну, ладно, тогда я ѣду въ Кальмаръ. Я, собственно, въ Кальмаръ и хотѣлъ ѣхать, — возражаю я. — Вѣдь Стокгольмъ никогда и не привлекалъ меня особенно.

Итакъ, эта проклятая царица ѣдетъ въ Кальмаръ. Наконецъ-то окончатся мои мученія!

— Ну, такъ заплатите до Гемлы и сорокъ ёръ доплаты, — говоритъ кондукторъ, — а въ Гемлѣ вы должны взять билетъ до Кальмара.

— Но я только что уплатилъ 118 кронъ, — протестую я. Но мнѣ все-таки пришлось уплатить и даже 40 ёръ доплаты, — это составило одну крону и 60 ёръ. Но мое терпѣніе истощается. Въ Гемлѣ я бросаюсь къ окошку кассы и кричу кассиру:

— Далеко могу я проѣхать по этой линіи?

— Далеко? До Кальмара, — отвѣчаетъ онъ мнѣ.

— Но, быть можетъ, можно проѣхать и дальше?

— Совершенно невозможно, потому что тамъ начинается уже море.

— Хорошо, такъ билетъ до Кальмара!

— Какого класса?

Вотъ! Онъ еще спрашиваетъ, какого класса! Очевидно, этотъ человѣкъ совсѣмъ меня не знаетъ, совершенно не читалъ того, что мною написано. Я отвѣтилъ, какъ онъ заслуживалъ:

— Само собой разумѣется — перваго класса!

Я заплатилъ и занялъ свое мѣсто. Наступила ночь; мой необщительный спутникъ растянулся на своемъ сидѣньѣ и закрылъ глаза, молча, не взглянувъ на меня ни разу. Чѣмъ бы наполнить время? Я не могъ спать, я вставалъ каждую минуту, изслѣдовалъ двери, открывалъ и закрывалъ окна, мерзъ и зѣвалъ. Да, кромѣ того, каждый разъ, какъ поѣздъ останавливался, я долженъ былъ стоять у окна и наблюдать — все это изъ-за моей царицы. И постепенно, дойдя до крайняго раздраженія, я сталъ даже проклинать ее.

Наконецъ-то наступило утро. Мой спутникъ приподнялся и выглянулъ въ окно. Потомъ онъ сѣлъ, совершенно бодрый, и сталъ читать, опять не взглянувъ на меня. Его книгѣ, казалось, конца не будетъ. Я злился на него, пѣлъ и свисталъ, чтобы ему досадить. Онъ ни на что не обращалъ вниманія. Въ глубинѣ души я пожалѣлъ о своихъ прежнихъ спутникахъ въ виду этой напыщенности.

Наконецъ я не вытерпѣлъ и спросилъ:

— Позвольте узнать, куда вы ѣдете?

— Ахъ! — отвѣтилъ онъ, — мнѣ еще только одну станцію.

Это было все.

— Вчера мы переѣхали корову.

— Что?

— Вчера мы переѣхали корову.

— А-а! — и онъ снова погрузился въ чтеніе.

— Не продадите ли вы мнѣ эту книгу? — сказалъ я внѣ себя.

— Книгу? Нѣтъ, — отвѣтилъ онъ.

— Не продадите?

— Нѣтъ.

Тѣмъ дѣло и кончилось, Онъ ни разу не оторвался отъ книги. Въ противоположность его стойкости у меня совершенно подкашивались ноги. Вѣдь, собственно, по винѣ этой злосчастной «царицы» я попалъ въ компанію съ такимъ человѣкомъ.

Правда, она причинила мнѣ уже много непріятностей, но все это забудется при встрѣчѣ съ ней. Ахъ! я такъ хотѣлъ описать ей всѣ свои неудачи, разсказать ей о моей художественной критической статьѣ, о человѣкѣ, который ждалъ меня въ Мальмё, и котораго я оставилъ на произволъ судьбы, о своемъ путешествіи — сначала по стокгольмской линіи, а потомъ по кальмарской. Да, я, конечно, опять произведу на нее впечатлѣніе. И ни слова о жалкихъ нѣсколькихъ ёрахъ доплаты и о 118 кронахъ.

А поѣздъ все несется.

Отъ скуки я начинаю смотрѣть въ окно.

Все одно и то же: лѣсъ, поле, пашни, мелькающіе дома, телеграфные столбы вдоль пути и у каждой станціи обычные пустые товарные вагоны и на каждомъ вагонѣ надпись: «Гольфита».

Что это за «Гольфита»? Это не можетъ быть ни номеромъ, ни человѣческимъ именемъ. Что такое «Гольфита»? большая рѣка въ Шоаенѣ, или фабричное клеймо, или даже религіозная секта? Ну, теперь я вспомнилъ: «Гольфита» — это извѣстный вѣсъ. Въ одной «Гольфитѣ», насколько я помню, содержится 132 фунта, и притомъ это добрые старые фунты. Какъ же, значитъ, тяжела эта «Гольфита», если на одну идутъ 132 такихъ фунта!..

А поѣздъ все мчится.

И какъ только можетъ этотъ нѣмой идіотъ свдѣть цѣлыми часами и все читатъ и читать! Я бы уже трижды прочиталъ такую книжонку, а онъ важничаетъ, чванится своимъ невѣжествомъ и не стѣсняется нисколько. Его глупость переходитъ, наконецъ, всѣ границы; я не могу этого дольше выносить. Я вытягиваю голову, смотрю на него и говорю:

— Что вы сказали?

Онъ поднимаетъ глаза и смотритъ на меня, точно свалился съ неба.

— Что вамъ угодно? — спрашиваетъ онъ.

— Что? — Онъ не понимаетъ.

— Что вамъ нужно? — спрашиваетъ онъ съ досадой.

— Что мнѣ нужно? что вамъ нужно?

— Мнѣ?… Ничего!

— Ну, и мнѣ ничего.

— Зачѣмъ же вы со мной заговариваете?

— Я! Развѣ я съ вами разговаривалъ?

— А то нѣтъ! — говоритъ онъ и съ бѣшенствомъ отворачивается. И опять наступаетъ молчаніе. Проходитъ часъ за часомъ. Наконецъ, поѣздъ даетъ свистокъ, подходя къ Кальмару.

Наступаетъ рѣшительная минута. Я дотронулся до своихъ щекъ, — такъ и есть, я не бритъ! Вѣчная исторія! Но, однако, это большой недостатокъ, что на такой длинной линіи нѣтъ станціи, гдѣ бы можно было выбриться, чтобы походить на человѣка въ такой важный моментъ. Я вѣдь не требую, чтобы на каждой станціи былъ парикмахеръ, но вы должны согласиться со мной, что было бы не лишнимъ, если бы можно было найти парикмахера черезъ каждыя четыре станціи, — по крайней мѣрѣ, таково мое мнѣніе.

Но вотъ поѣздъ останавливается…

Я сейчасъ же выхожу, останавливаюсь и вижу, что «Царица Савская» тоже сходитъ. Но ее вдругъ такъ окружаютъ, что совершенно невозможно пробраться къ ней. Одинъ молодой человѣкъ даже цѣлуетъ ее. — Итакъ, здѣсь живетъ ея братъ, у него здѣсь дѣла, и она пріѣхала провѣдать его. Минуту спустя подъѣзжаетъ экипажъ, она входитъ въ него, за ней еще двое-трое, и они уѣзжаютъ.

Я остаюсь. Она, нисколько не задумываясь, уѣхала у меня, такъ сказать, изъ-подъ носа.

Ну, нечего дѣлать! Впрочемъ, если хорошенько подумать, такъ я еще долженъ быть ей благодаренъ за то, что она даетъ мнѣ время выбриться и прифрантиться, прежде чѣмъ показаться ей. Надо пользоваться временемъ.

Ко мнѣ подходитъ носильщикъ и предлагаетъ снести мой багажъ.

— Нѣтъ, у меня нѣтъ багажа.

— Развѣ у меня нѣтъ никакого багажа?

— Да, у меня нѣтъ совсѣмъ никакого багажа.

Понялъ онъ меня тедерь? Но этимъ я не отдѣлался, онъ хотѣлъ знать, не ѣду ли я дальше.

— Нѣтъ! Я не ѣду дальше.

— Такъ, значитъ, я здѣсь хочу поселиться?

— Можетъ быть, на нѣкоторое время! Есть ли по близости гостиница?

— Но что же мнѣ, собственно, здѣсь нужно? Moжетъ быть, я агентъ или контролеръ?

Еще одинъ человѣкъ, который не читалъ моихъ произведеній.

— Нѣтъ! Я не контролеръ.

Но что же я такое?

— Прощайте! — кричу я ему въ лицо и ухожу.

Какая назойливость! Я отлично могу и самъ найти гостиницу, если на то пошло.

Но я долженъ былъ придумать себѣ положеніе, выдумать цѣль своего пріѣзда, которою я могъ бы воспользоваться, какъ предлогомъ, такъ какъ было очевидно, что если даже голодный носильщикъ такъ любопытенъ, то хозяинъ гостиницы будетъ много хуже.

Итакъ, что же бы я могъ офиціально, для отвода глазъ, дѣлать въ Кальмарѣ? Я долженъ былъ и для того еще выдумать себѣ подходящее дѣло, чтобы не скомпрометировать мою царицу.

И я выходилъ изъ себя, придумывая, что бы такое я «могъ дѣлать» въ Кальмарѣ. Этотъ вопросъ не давалъ мнѣ покоя даже въ то время, когда я находился во власти бритвы парикмахера. Одно было очевидно, — я не могъ показаться въ гостиницѣ, прежде чѣмъ не выясню моего офиціальнаго положенія.