Сомерсет Моэм - Сотворение Святого Страница 30

— Еще раз спрашиваю, — крикнул Савелло, — ты сдашь крепость?

— Нет… нет!

Голос звучал спокойно, звенел, как серебряный колокольчик.

По знаку Савелло двое мужчин направились к мальчикам. И они внезапно все поняли. С криком бросились к Кеччо, упали у его ног, ухватились за его колени. Оттавиано больше не мог сдерживаться и расплакался. Его брат, увидев слабость старшего, заревел еще сильнее.

— Кеччо, не позволяй им забрать нас.

Кеччо их словно и не слышал, смотрел прямо перед собой. Он не был таким бледным, даже когда граф пал под ударом его кинжала… Дети отчаянно рыдали у его ног. Мужчины колебались, но слуга Бога не знал жалости. Вновь махнул рукой, еще более нетерпеливо, и мужчины сдвинулись с места. Мальчишки, уцепившись за ноги Кеччо, продолжали молить:

— Кеччо, не позволяй им забрать нас.

Кеччо по-прежнему смотрел прямо перед собой, словно ничего не видел, ничего не слышал. Но его лицо! Никогда я не видел такой агонии…

Детей оторвали от него, связали им руки за спиной. Как они могли! Мое сердце рвалось из груди, но я не решался что-либо сказать. Их повели к помосту, заставили подняться на него. Крик жалости вырвался у людей и повис в застывшем воздухе.

Графиня стояла неподвижно, глядя на своих детей. Казалось, что она окаменела.

Дети кричали:

— Кеччо! Кеччо!

Их крики рвали сердце.

— Продолжайте! — приказал Савелло.

Стон сорвался с губ Кеччо, он закачался из стороны в сторону, словно собрался упасть.

— Продолжайте! — повторил Савелло.

Но Кеччо больше не мог этого выносить.

— Господи! Остановитесь! Остановитесь!

— Что ты такое говоришь? — злобно бросил священник. — Продолжайте!

— Я не могу! Развяжите их!

— Дурак! Я пригрозил, что повешу их, и я это сделаю! Продолжайте!

— Не повесишь! Говорю вам, развяжите их!

— Я здесь главный. Продолжайте.

Кеччо шагнул к нему со сжатыми кулаками.

— Клянусь Богом, ты уйдешь тем же путем, каким пришел, если будешь мне перечить. Развяжите их!

Мы с Маттео оттолкнули людей, которые держали мальчиков, и перерезали веревки. Кеччо пошел к детям, протягивая руки, и они бросились в его объятия. Он крепко прижимал их к себе и покрывал личики поцелуями. Толпа отреагировала криком радости, многие разрыдались.

Внезапно все увидели какую-то суматоху на крепостной стене. Графиня упала, люди сгрудились вокруг нее.

Она потеряла сознание.

Глава 28

От крепости мы возвращались в тревоге. Савелло шел один, очень злой, хмурясь, отказываясь с кем-либо говорить… Кеччо тоже молчал, отчасти винил себя за то, что сделал, отчасти радуясь, что проявил милосердие. Бартоломео Моратини шел рядом, что-то ему говорил. Мы с Маттео шагали позади детей. В какой-то момент Бартоломео замедлил шаг, чтобы присоединиться к нам.

— Я пытался уговорить Кеччо извиниться перед Савелло, но он ни в какую.

— Я бы тоже не извинялся, — поддержал кузена Маттео.

— Их ссора не пойдет на пользу городу.

— На месте Кеччо я бы сказал, что город может катиться к дьяволу, но я не буду извиняться перед этим чертовым священником.

Когда мы подошли к дворцу д’Орси, нам навстречу вышел слуга, чтобы сообщить, что посыльный ждет с важными новостями. Кеччо повернулся к Савелло и мрачно спросил:

— Вы пойдете? Возможно, новости потребуется обсудить.

Протонотарий не ответил, но вошел в дом. Через несколько минут к нам вышел Кеччо.

— Герцог Миланский идет на Форли с пятитысячной армией.

Никто не произнес ни слова, но лицо протонотария потемнело.

— Как хорошо, что мы сберегли детей, — указал Бартоломео. — Живые они могут принести больше пользы, чем мертвые.

Савелло посмотрел на него, а потом, словно наводя мосты, но против воли, пробурчал:

— Возможно, ты поступил правильно, Кеччо. В тот момент я не увидел политической мудрости твоего деяния.

Кеччо чуть покраснел, но потом, чувствуя на себе взгляд Бартоломео, вежливо ответил:

— Я сожалею, что наговорил лишнего. Сложность ситуации и моя вспыльчивость привели к тому, что я потерял контроль над собой.

Кеччо выглядел так, будто ему пришлось проглотить очень горькую пилюлю, но его слова произвели должный эффект, и тучи начали рассеиваться. Разгорелась активная дискуссия, касающаяся наших дальнейших действий. Прежде всего нам требовалась помощь, чтобы противостоять герцогу Лодовико. Савелло сказал, что папа не оставит их в беде. Кеччо рассчитывал на Лоренцо де Медичи, так что гонцов отправили и в Рим, и во Флоренцию. Потом решили завезти в город как можно больше продовольствия и укрепить стены, чтобы подготовиться к осаде. Что же касается крепости, мы понимали, что взять ее штурмом невозможно. А вот уморить голодом гарнизон и заставить сдаться не составляло особого труда, потому что после убийства графа ворота крепости закрылись очень уж быстро и съестных припасов там могло быть лишь на два или три дня.

Кеччо отослал из города жену и детей. Пытался убедить уехать и отца, но старый д’Орси заявил, что он лучше умрет в своем городе и дворце, чем будет метаться по стране в поисках безопасного места. В тревожные дни молодости он частенько становился изгнанником и теперь хотел только одного: оставаться в собственном доме в своем любимом Форли.

Новость о приближении армии Лодовико вызвала ужас. Когда же в город потянулись телеги с продовольствием, а работа на стенах велась днем и ночью, храбрые горожане задрожали от страха. Им предстояло выдержать осаду, им предстояло сражаться, и существовала вероятность того, что их могли убить. Шагая по улицам, я заметил, что лица горожан побледнели. Словно подул холодный ветер, остудивший их боевой пыл. Я улыбался и говорил им, естественно, про себя: «Вы разграбили дворец графа и сокровищницу, и вам это очень даже понравилось, а теперь придется платить за полученное удовольствие».

Я восхищался Кеччо, который доходчиво объяснил горожанам, что им лучше хранить верность ему, так как тем, кто участвовал в грабежах, придется заплатить большую цену, если к власти вновь придет милосердная графиня.

Кеччо постарался, чтобы никто не узнал об отъезде его семьи. Все приготовления велись втайне, уехали жена и дети глубокой ночью. Но об этом стало известно, и секретность вышла Кеччо боком. Люди спрашивали, почему Кеччо вывез из города жену и детей. Он боялся осады? Сам собирался их покинуть? Мысли о возможном предательстве добавили злости к их страхам, и популярность Кеччо начала стремительно падать. Почему он хотел сохранить отъезд семьи в такой тайне? На этот вопрос давались тысячи ответов, и все они в большей или меньшей степени дискредитировали Кеччо. Еще недавно он был на пике популярности, он проходил по улице, его осыпали нарциссами, но нескольких дней хватило, чтобы все это кануло в Лету. Его больше не окружала восторженная толпа. Крики радости перестали быть в тягость. Никто не приветствовал его словами «Pater Patria». Кеччо делал вид, что не замечает перемен, но сердце его отчаянно ныло. И начались перемены с фиаско у крепости. Люди винили своих вождей за то, что они выпустили графиню из своих рук. Их ужасало пребывание врага в сердце города. Обычную осаду они еще могли пережить, но какое тут сопротивление, если крепость в любой момент могла нанести удар в спину?

Горожане знали, что помощь идет из Флоренции и Рима, и очень рассчитывали, что дружественные армии появятся под стенами города раньше ужасного герцога. О Лодовико ходили самые разные истории. Люди, которые видели герцога в Милане, рассказывали о его бледном, даже желтоватом, лице с большим крючковатым носом и широким, тяжелым подбородком. Другие вспоминали его жестокость. Все знали, что он убил своего племянника после того, как долгие годы продержал его в темнице. Они помнили, как он подавил мятеж в городе, который хотел освободиться от его власти, повесив на ярмарочной площади всех членов совета, старых и молодых, а потом выискивал каждого, кто участвовал в мятеже, и безжалостно убивал, так что население города уменьшилось на треть. Жители Форли тряслись и поглядывали на дороги, по которым должны были подойти дружественные армии.

Лоренцо де Медичи помочь отказался.

В городе едва не начался бунт, когда об этом стало известно. Лоренцо заявил, что в настоящий момент Флоренция никак не может прислать войска, но позже он обязательно нам посодействует. Это означало, что он намеревался выжидать, наблюдая за развитием событий, не собираясь открыто выступить против герцога, пока не станет ясно, что чаша весов склоняется в нашу пользу. Кеччо пришел в ярость, а горожане еще больше разозлились на Кеччо. Он уверял всех, что Флоренция придет на помощь, а когда Лоренцо ему отказал, в городе пошли разговоры о том, что он пошел против Джироламо без необходимой подготовки, не подумав о будущем. Мы умоляли Кеччо не показываться в тот день в городе, но он нас не послушал. Когда он проходил, люди смотрели на него в полном молчании. Его не восхваляли и ни в чем не винили, но мы чувствовали, что скоро его будут проклинать так же громко, как недавно благословляли. Кеччо шагал по улицам с каменным, бледным лицом. Мы просили его поскорее вернуться домой, но он намеренно замедлял шаг, чтобы растянуть время прогулки, как будто ему доставляли удовольствие страдания души. На площади мы увидели двух членов совета, которые о чем-то говорили. Они отошли на другую сторону, сделав вид, что не заметили нас.