Жорж Санд - Мельник из Анжибо Страница 30

То, что это досадное нарушение спокойствия длится так долго, начинало уже становиться изрядно неприятным, но вдруг рука, до сих пор нелепо блуждавшая по двери, принялась неистово скрести ее в одном месте, как скребется старающаяся открыть дверь когтями кошка, и Марсель, уверившись, что так оно и есть, устыдилась своих страхов и решилась отворить сама, чтобы впустить или прогнать нежеланного пришельца.

Но едва она, не без некоторой все же осторожности, оттянула к себе подвижную створку двери, как та распахнулась настежь и на пороге появилась безумная.

Визит этот был самым нежелательным из всех, какие Марсель могла вообразить, и в первое мгновение ей захотелось попросту вытолкать вон беспокойную посетительницу, хотя Роза и говорила ей, что сестра ее страдает в основном тихим помешательством и возбуждается лишь изредка. Но отвращение, которое внушали Марсели растерзанный вид и грязные лохмотья несчастной умалишенной, а еще более чувство сострадания погасили в ней этот порыв. Безумная, казалось, не замечала, что в комнате кто-то есть, и можно было предположить, что она, всегда избегавшая людей, тотчас уйдет прочь, как только Марсель обнаружит свое присутствие. Поэтому Марсель решила подождать и посмотреть, что дальше вздумается предпринять непрошеной гостье: отступив назад, она присела на край кровати и задернула полог, чтобы Эдуард, если он проснется, не увидел «нехорошей тетеньки», которой он испугался в заказнике.

Бриколина (мы уже говорили, что у нас все старшие дочери в семьях крестьян и сельских буржуа носят в качестве личного имени свою родовую фамилию, переделанную на женский лад) довольно быстро пересекла комнату и, подойдя к окну, открыла его, что ей удалось не сразу, так как в ее исхудалых руках было совсем мало сил и ей мешали неимоверной длины ногти, которые она никогда не давала остричь. Высунувшись в открытое окно, она нарочито приглушенным голосом позвала: «Поль! Поль!» Легко можно было догадаться, что это имя ее возлюбленного, ибо она ждала его постоянно и не желала верить в его гибель. Никакого отклика не раздалось в ответ на этот жалобный призыв, прозвучавший в ночном безмолвии, и безумная, усевшись на каменную приступку у окна, расположенного, как во всех старинных сооружениях такого рода, в глубокой нише, замолкла. Около десяти минут она сидела неподвижно, перебирая в руках окровавленный платок, и, казалось, смирилась с необходимостью терпеливо ждать. Затем она встала и повторила свой призыв по-прежнему приглушенным голосом, словно полагала, что ее возлюбленный прячется среди кустов во рву, и боялась привлечь внимание людей на ферме.

Примерно с час бедняжка время от времени звала Поля и каждый раз потом ждала его с удивительным терпением и покорностью. Луна ярко озаряла ее исхудалое лицо и нескладную фигуру. Возможно, безумная находила в этой напрасной надежде некоторое подобие счастья. Возможно, ее больная фантазия разыгралась настолько, что ей мерещилось, будто он здесь и она говорит с ним. Когда же стоявший перед ней образ ее погибшего возлюбленного расплывался и исчезал, она вновь вызывала его, повторяя дорогое ей имя.

С болью, разрывавшей ей сердце, Марсель глядела на несчастную женщину; она хотела докопаться до самых корней этого безумия, в падение найти какое-нибудь средство облегчить страдания больной; но сумасшедшие в таком состоянии, в каком обычно находилась Бриколина, ничего не объясняют, и невозможно угадать, поглощены ли они постоянно одной мыслью, которая их точит, не давая передышки, или же временами в них вообще приостанавливается мыслительная деятельность. Наконец умалишенная отошла от окна и принялась шагать по комнате так же медленно и степенно, как днем в аллее заказника, чем тогда поразила Марсель. Казалось, она не думает больше о своем возлюбленном, и ее хмурое лицо с насупленными бровями походило на физиономию старого алхимика, погруженного в поиски абсолюта[20]. Это размеренное хождение взад и вперед продолжалось довольно долго, так что госпожа де Бланшемон, не решавшаяся ни лечь в постель, ни отойти от ребенка, чтобы разбудить Фаншону, утомилась до чрезвычайности. Но наконец безумная все же перестала шагать по комнате и, поднявшись на этаж выше, начала звать Поля из другого окна, также перемежая свои призывы расхаживанием и бесплодным ожиданием.

Марсель подумала, что нужно бы пойти разбудить Бриколенов. Конечно же, они не подозревают, что их дочь ушла потихоньку из дома и, того и гляди, может покончить с собой или выпасть из окна. Фаншона, которую Марсель не без труда подняла с ее ложа, дабы Эдуард не оставался без присмотра, пока сама она сходит в новый замок, отговорила ее от этого намерения.

— Ни к чему это, сударыня, — сказала она. — Бриколены и с места не двинутся. Они привыкли к тому, что эта бедняжка, которая не в себе, бродит, где хочет, и днем и ночью. Ничего дурного она не делает и, видать, давно забыла, что можно самой покончить счеты с жизнью. Люди толкуют, что она никогда не спит, и, понятное дело, при луне ей совсем нет сна. Запирайте хорошенько дверь на ночь, чтобы она тут вам не докучала. Хорошо вы сделали, что ничего ей не сказали. Это бы, пожалуй, ошарашило ее, и она могла бы озлиться. Она будет там наверху торчать всю ночь до утра и ухать, ровно пугач, но раз уж теперь вы знаете, что тут да отчего, спите себе спокойно.

Фаншоне хорошо было говорить: в свои пятнадцать лет, да еще обладая от природы флегматичным темпераментом, она могла бы спать под грохот пушек, лишь бы ей было известно, «что тут да отчего». Марсели было не так легко последовать ее примеру, но в конце концов, сломленная усталостью, она уснула под доносившийся сверху размеренный и монотонный звук шагов безумной, от которых вздрагивали расшатанные балки старого замка.

Наутро Роза с огорчением, ко без всякого удивления восприняла известие о ночном происшествии.

— Ах, боже мой, — сказала она, — мы ведь ее хорошо заперли, зная, что у нее есть привычка блуждать где попало в полнолуние и что в это время она чаще всего забирается в старый замок. Именно потому маменьке так не хотелось, чтобы вы устроились здесь, у нас, но, видать, сестрица снова сумела открыть окошко и отправиться в замок. Руки у нее и не сильные и не ловкие, но терпения хоть отбавляй. У нее в голове засела одна мысль, и ей нет от нее покоя. Господин барон, который был совсем не такой добросердечный, как вы, и смеялся над вещами совсем не смешными, говаривал, что она ищет… постойте, постойте, как это? Ищет квадратуру… квадратуру… ах да, квадратуру круга[21]; и когда, бывало, увидит сестру, спрашивает: «Ну что, ваша философка еще не разрешила своей задачи?»

— Я не расположена шутить над вещами, которые ранят душу, — отвечала Марсель, — и этой ночью мне снились дурные сны. Послушайте, Роза, мы с вами теперь добрые друзья, и, надеюсь, наша дружба будет становиться все более тесной; поэтому я принимаю ваше предложение поселиться в вашей комнате, с условием, что вы сами из нее не уйдете, а останетесь жить в ней вместе со мной. Кушеточка для Эдуарда складная кровать для меня — и больше ничего не нужно.

— О, как я рада, вы себе и представить не можете! — вскричала Роза, бросаясь на шею Марсели. — Вы меня ничуть не стесните. У нас в каждой комнате стоит по две кровати — это уж такой деревенский обычай, — так что для подруги или родственницы всегда есть свободное место… Я просто в восторге, что смогу каждый вечер разговаривать с вами!

Дружба между обеими молодыми особами в самом деле чрезвычайно развилась за один минувший день. Марсель тем охотнее отдавалась этой дружбе, что только в ней она могла почерпать для себя приятность среди семейства Бриколенов. Арендатор поводил Марсель по ее владениям, разговаривая все время только о деньгах и о сделках. Он пытался скрыть свое желание скупить все, но это ему плохо удавалось, и хотя Марсель, стремясь быстрее покончить с этими противными ее натуре занятиями, была готова пойти на уступки Бриколену — как только убедится в правильности его расчетов, — она тем не менее вела себя несколько уклончиво, дабы держать его в неуверенности. Она понимала, что при сложившихся обстоятельствах может оказать большое влияние на судьбу Розы (о чем та намекнула ей), а кроме того, Большой Луи взял с нее обещание ничего не предпринимать, пока она не посоветуется с ним. Полностью доверяя своему новому другу, Марсель решила подождать его возвращения, а затем уже, на основе его компетентного совета, сделать выбор. Большой Луи знал всех в округе и был слишком рассудителен, чтобы свести ее с дурным человеком.

Мы оставили нашего честного мельника в тот момент, когда он вместе с Лапьером, Сюзеттой и колымажником отправлялся в город ***. Они прибыли туда в десять часов вечера, и ранним утром, посадив слуг госпожи де Бланшемон в парижски» дилижанс, Большой Луи пошел к тому буржуа, которому намеревался продать коляску. Но, проходя мимо ящика для писем, выставленного у почтовой конторы, он решил зайти в самую контору, чтобы передать прямо в руки почтовому чиновнику письмо Марсели. Войдя туда, он прежде всего увидел того молодого незнакомца, который двумя неделями ранее блуждал но Черной Долине, побывал в Бланшемоне и случайно забрел на мельницу в Анжибо. Молодой человек не обратил на мельника никакого внимания: стоя у входа в контору, он с взволнованным видом жадно поглощал строки только что полученного письма. Большой Луи, держа в руках письмо госпожи де Бланшемон и вспомнив, что молодую даму очень заинтересовало имя Анри, вырезанное на дереве близ берега Вовры, украдкой взглянул на адрес, значившийся на письме, которое читал молодой человек. Прочесть адрес Большому Луи было легко, поскольку незнакомец держал листок перед собой таким образом, что текст письма был скрыт от постороннего взора, но зато оборотная сторона листка как бы выставлялась всем напоказ. Обостренное любопытство, вызванное, впрочем, лучшими чувствами, позволило мельнику в мгновение ока прочитать слова «Господину Анри Лемору», написанные тем же почерком, что и адрес на письме, привезенном им самим из Бланшемона; вне всякого сомнения, Марсель была отправителем обоих писем, а незнакомец был — мельник не долго думая сделал это заключение — возлюбленным молодой вдовушки.