Божена Немцова - Бабушка Страница 30

Далеко улетели мысли старушки, но Барунка вывела ее из задумчивости.

– Ведь это в Варте мраморная Сивилла на коне, да, бабушка? — спросила она.

– Так говорят — близ Варты, на одном из холмов, сидит она на мраморном коне, и сама высечена из мрамора, а руку держит поднятой кверху. И, когда уйдет она вся в землю, так что и кончиков пальцев не будет видно, пророчество ее исполнится. Мой отец сам видел и говорил, что конь уж по грудь в земле.

– А кто эта Сивилла? — спросила Аделька.

– Сивилла была мудрая женщина, умевшая предсказывать будущее.

– А что она предсказала? — заинтересовались мальчики.

– Да я уж сколько раз вам об этом рассказывала, — сердилась бабушка.

– Мы уж позабыли.

– Это всегда надо в памяти держать.

– А я почти все помню, бабушка, — заявила Барунка, всегда внимательно слушавшая рассказы старушки. — Сивилла предсказала, что на чешскую землю обрушатся великие бедствия, пойдут войны, начнется голод и мор; а всего хуже будет, когда сын отца, отец сына и брат брата понимать разучатся, и перестанут люди крепко держать данное слово и обещание. Вот тогда-то и случится самое страшное: разнесут чешскую землю по свету на копытах чужеземные кони.

– Верно ты говоришь, только не дай бог, чтобы это исполнилось, — вздохнула бабушка.

Опустившись на землю около старушки и положив руки к ней на колени, Барунка доверчиво устремила свои ясные глаза на серьезное лицо бабушки и продолжала:

– А что за пророчество вы нам рассказывали, помните, вместе с пророчеством о бланицких рыцарях, о святых Вацлаве и Прокопе? …

– Это, верно, пророчество слепого юноши, — догадалась бабушка.

– Ах, бабушка, мне иногда так страшно бывает, что и сказать не могу; ведь и вы бы не хотели, чтобы чешскую землю разнесли на копытах по свету?

– Глупенькая, разве можно желать такого несчастья! … Все мы каждый день молимся за благополучие чешской земли, нашей матери. Вот если б я увидала, что матушке моей грозит смертельная опасность, могла бы я на это спокойно смотреть? … А что бы с вами было, кабы кто вздумал убить вашу маменьку? …

– Мы бы кричали и плакали, — отвечали в один голос мальчики и Аделька.

– Дети вы еще, — усмехнулась бабушка.

– Нет. Мы бы должны были ей помочь, правда, бабушка? — сказала Барунка, и глаза ее заблестели.

– Так, доченька, истинно так; криком да слезами не поможешь, — говорила старушка, положив руку на голову внучки,

– Но мы еще маленькие, бабушка, какая же от нас помощь? - спросил Ян, который был недоволен тем, что бабушка его не замечает.

– Разве не помните, я вам рассказывала о юном Давиде, который убил Голиафа. Малый тоже способен на многое, если твердо верит в бога, — запомните это хорошенько. Вот станете большими, поживете на свете, узнаете разницу между добром и злом, встретитесь с соблазнами, искушениями, тогда вспомните вашу бабушку, вспомните, что она вам говорила, когда гуляла с вами … В свое время отказалась я от всех благ, которые сулил мне прусский король; но, по мне, лучше работать до упаду, чем оставить детей без родины. Любите чешскую землю больше всего на свете, любите, как мать свою родную! Усердно трудитесь, будьте для нее хорошими детьми, и пророчество, которого вы так боитесь, не сбудется. Мне уж не дождаться, когда вы станете взрослыми, но я надеюсь, вы запомните, что вам наказывала бабушка, — закончила она взволнованно.

– Я никогда этого не забуду,— прошептала Барунка, пряча лицо в коленях бабушки.

Мальчики ничего не сказали. Смысл бабушкиных слов им был еще недоступен; одна Барунка все поняла. Аделька, прижавшись к бабушке, плаксиво пролепетала:

– Ведь вы не умрете, бабушка? . . Нет? …

– Все на свете до поры до времени, милая девочка: пробьет и мой час, — отвечала бабушка, нежно тиская Адельку.

Несколько минут длилось молчание: бабушка задумалась, а дети не смели ее беспокоить. Вдруг над их головами послышалось хлопанье крыльев. Взглянув вверх, они увидели пролетавшую стаю птиц.

– Это дикие гуси, — сказала бабушка. — Они в большие стаи не собираются, летит всегда один выводок. Смотрите, они в перелете придерживаются особого порядка: два впереди, два сзади, остальные рядком, либо вдоль, либо поперек, редко когда полукругом. Галки, вороны, ласточки — те летают большими стаями, несколько птиц впереди — разведчики, высматривают места для остановок. Позади и по бокам летят караульные, которые в минуту опасности защищают самок с детьми: нередко встретятся две враждебные стаи, и начинается битва.

– Какая же битва, бабушка, ведь у птиц нет рук, чтобы держать сабли и ружья? — заинтересовался Вилем.

– Они дерутся своим, природным оружием. Бывает, бьют клювом и крыльями друг друга так сильно, как человек острым оружием. Много их гибнет в таких побоищах …

– Вот дураки, — заметил Ян.

– Эх, милый мой мальчик, люди хоть и разум имеют, а дерутся, сличается, из-за самой малости и убивают друг друга насмерть, — отвечала бабушка, вставая с бугорка и приглашая детей домой.

– Смотрите-ка, солнце садится багровое. Быть завтра дождю. — И прибавила, повернувшись к горам: — А Снежка в чепец нарядилась.

– Бедный пан Бейер, каково ему бродить полосу, — сказал с состраданием Вилем, вспомнив крконошского лесника.

— Во всяком ремесле есть свои трудности. Но уж если изберешь себе дело, должен сносить и хорошее, и плохое, хоть бы даже жизни грозила опасность, — отвечала бабушка.

– Я тоже буду лесником, мне так хочется в лес, к пану Бейеру, — заявил Ян и, пустив змея, понесся вниз с горы, Вилем за ним. Они услыхали звон колокольцев: это пастух гнал стадо с поля домой. Дети любили смотреть на господских коров, в особенности на тех, что выступали впереди стада, с медными колокольцами на шее: колокольцы были подвешены на красных кожаных ошейниках и звенели каждый на свой лад. Казалось, коровам нравилось их украшение: они гордо поворачивали головы из стороны в сторону, а колокольцы им отвечали веселым треньканьем.

Завидев коров, Аделька запела: «Коровы идут, молоко и сливки несут!…» — и потащила бабушку вниз. Бабушка обернулась к Барунке, оставшейся на холме. Та смотрела на горизонт. Западная сторона его представляла чудесную картину. На светлом фоне то выступали темные высокие горы самых причудливых очертаний, то тянулись длинные гребни лесов, то появлялись холмы с замками и часовнями, то на равнине поднимались стройные колонны и арки греческой архитектуры. На самом горизонте пурпурную зарю окаймляли золотистые иероглифы и арабески. Горы, леса и замки расплывались, и на их месте появлялись еще более замысловатые фигуры … Девочке так нравилось это зрелище, что она стала звать бабушку обратно на гору. Но старушка не захотела второй раз лезть наверх и заявила, что ноги у нее уже не молодые. Пришлось Барунке спуститься ко всей компании.

Утром, в день всех святых, дети, по обыкновению, вышли встречать бабушку. «Нынче бабушка принесет нам из костела свечки», — говорили они дорогой. И точно, бабушка принесла свечи.

– Коли не можем пойти на кладбище и поставить каждому по свечке на могилу, зажжем их дома. — сказала она.

Каждый год бабушка с детьми поминала дома умерших родных. Вечером, в день поминовения усопших, старушка прилепляла к столу одну за другой зажженные свечи, всякий раз произнося имя родственника, которому предназначалась свеча. Помянув всех родных, она доставала еще несколько свечек, говоря: «А это за тех, о ком все забыли».

– Бабушка, я зажгу свечку за несчастную свадьбу из Гертинского леса.

– Зажги, зажги, касатка, наша молитва им будет приятна.

Зажгли еще одну свечку: бабушка с детьми стали на колени у стола и молились, пока свечи не догорели.

– Да светит им свет вечный! … Да почиют они в мире, — закончила бабушка молитву: детям полагалось сказать «аминь».

Через неделю после дня поминовения усопших бабушка, разбудив утром детей, объявила, что приехал святой Мартин на белом коне. Дети быстро вскочили с постели, подбежали к окну и увидали — все вокруг белым-бело. На косогоре не видно ни одного зеленого стебелька, на вербах у реки и на ольхах у протока тоже. Зеленели только ели да пихты в лесу: ветви их под тяжестью снега клонились к земле. На красных, тронутых морозом кистях рябины, стоявшей близ дома, сидела ворона; притихшая домашняя птица с удивлением смотрела вокруг. Только воробьи весело прыгали под окнами, подбирая забытые курами зерна. Возвращавшаяся с охоты кошка беспрестанно отряхивала свои лапки, торопясь забиться на печку. Собаки, утопая по брюхо в снегу, весело носились по сугробам.

— Снег, снег! … Вот хорошо-то! На санках будем кататься!… — весело кричали дети, приветствуя зиму, несшую им столько удовольствий.

Святой Мартин угостил их вкусными рогаликами. А после дня святого Мартина начинали щипать перья. Впрочем, дети больше любили, когда девушки собирались на посиделки, чтобы попрясть: тогда им давали больше воли. Когда же они усаживались на кухне вокруг длинного стола щипать перья и на столе вырастала пушистая гора, похожая на сугроб снега, бабушка отгоняла Адельку и мальчиков как можно дальше. Раз как-то Ян, принимавший участие в щипании перьев, умудрился упасть на эту груду: легко представить, какой был переполох! С тех пор бабушка говорила, что мелюзгу надо держать от стола подальше. Дети не могли ни побегать около стола, ни дунуть, ни широко открыть дверь без того, чтобы их не выбранили. Единственной отрадой в такие дни был жареный горох и сказки о разных страшилищах, разбойниках, блуждающих огоньках и леших. В долгие зимние вечера, когда девушки, щипавшие перья, и пряхи переходили из хаты в хату, а то и из деревни в деревню, часто начинались разговоры о том, как один испугался того, другой другого. И тут россказням конца не было… Ведь у каждого имелся про запас не один страшный случай. Крамоленские воры, обычно весной попадавшие в тюрьму, а зимой возвращавшиеся домой с новыми познаниями в воровском ремесле, тоже давали обильную пищу для разговоров. От крамоленских воров переходили на рассказы о ворах вообще, а затем наставал черед сказок о лесных разбойниках. Дети сидели не шелохнувшись, затаив дыхание; ни за что на свете не вышли бы они за дверь, так им было страшно! … Вот почему бабушка не любила таких разговоров. Но остановить их она была не в силах.