Портрет леди - Генри Джеймс Страница 30

– И что же ты сказала обо мне? – поинтересовалась Изабелла.

– Что ты – прекраснейшее создание на свете.

– Очень жаль. Он и так уже слишком хорошо думает обо мне. Его не следовало поощрять в этом.

– Но он так жаждал, чтобы его поощрили! Я до сих пор вижу его лицо и тот серьезный вдохновенный взгляд, каким он смотрел на меня во время нашей беседы. Никогда не видела, чтобы некрасивый мужчина вдруг так преобразился!

– Он очень бесхитростен, – сказала Изабелла. – И не так уж и некрасив.

– Нет ничего бесхитростнее великой страсти.

– Нет тут никакой великой страсти. Я совершенно уверена.

– Но говоришь ты не очень уверенно.

Изабелла довольно холодно улыбнулась.

– Я постараюсь как можно увереннее объяснить это самому мистеру Гудвуду.

– Он скоро предоставит тебе такую возможность, – сказала Генриетта.

Изабелла ничего не ответила на замечание, сделанное подругой с огромной убежденностью.

– Мистер Гудвуд найдет тебя очень изменившейся, – произнесла мисс Стэкпол. – На тебя сильно повлияло твое новое окружение.

– Очень похоже. На меня влияет буквально все.

– И все, кроме мистера Гудвуда! – со смехом воскликнула Генриетта.

Изабелла даже не улыбнулась в ответ и через мгновение спросила:

– Он просил тебя поговорить со мной?

– Не совсем так. Но его глаза просили об этом… и еще его рукопожатие, которым мы обменялись на прощание.

– Благодарю тебя за то, что ты мне все рассказала, – произнесла Изабелла и отвернулась.

– Да, ты все-таки изменилась. Ты набралась здесь новых мыслей, – продолжала ее подруга.

– Я надеюсь на это, – ответила Изабелла. – Каждый должен стараться приобретать как можно больше новых мыслей.

– Конечно, но они не должны вытеснять старые.

Изабелла снова повернулась к Генриетте.

– Если ты думаешь, будто у меня были идеи по поводу мистера Гудвуда… – Она сделала паузу. Глаза подруги расширились и стали огромными.

– Мое милое дитя, но ведь ты определенно поощряла его ухаживания, – провозгласила мисс Стэкпол.

На какое-то мгновение показалось, что Изабелла сейчас откажется от подобного обвинения, но вместо этого она вдруг призналась:

– Это правда. Я поощряла его.

Затем она поинтересовалась, не спрашивала ли подруга о том, что мистер Гудвуд собирается делать в Европе. Этот вопрос был продиктован лишь любопытством, поскольку она не получала удовольствия от обсуждения мистера Гудвуда с Генриеттой Стэкпол. Она подумала, что со стороны Генриетты поднимать эту тему было весьма неделикатно – даже при том условии, что она ее верная подруга.

– Я спросила у него, и он сказал, что ничем не собирается заниматься, – ответила мисс Стэкпол. – Но я этому не верю. Мистер Гудвуд не способен бездельничать. Это человек действия. Что бы с ним ни случилось, он всегда чем-то занят и всегда будет чем-то занят. И что бы он ни делал – все делает правильно.

– Я совершенно с тобой согласна, – поспешила сказать ее подруга. Хотя Генриетте и не хватало такта, Изабелла была тронута пылкостью ее чувств.

– А все-таки он тебя интересует, – пробормотала Генриетта.

– Все, что он ни делает, он делает правильно, – продолжала Изабелла. – Какое дело подобному человеку без страха и упрека, интересуется им кто-либо или нет?

– Возможно, ему и нет никакого дела, но это важно для другого человека.

– О, для меня является важным совсем не то, о чем мы говорим, – слегка улыбнувшись, заметила Изабелла.

Ее собеседница помрачнела.

– Что ж, я вижу, ты действительно переменилась, – заметила она. – Ты уже не та девушка, какой была несколько недель назад, и мистер Гудвуд увидит это. Я думаю, он вот-вот появится.

– Надеюсь, теперь он возненавидит меня, – сказала Изабелла.

– Уверена, что эта надежда столь же мала, как и его способность испытать подобное чувство.

Последняя реплика осталась без ответа; Изабеллу не на шутку встревожило сообщение, что мистер Гудвуд мог появиться в Гарденкорте. Возможно, тревога была слишком сильным определением того дискомфорта, который испытала девушка, узнав об этом непредвиденном обстоятельстве. Но этот дискомфорт мучил ее, и для этого было много разных причин. Изабелла старалась убедить саму себя, что это невозможно, и позже поделилась этой мыслью с подругой, но в течение следующих сорока восьми часов тем не менее готовилась услышать весть о приезде молодого человека. Ей стало душно, словно что-то менялось в атмосфере – а атмосфера в Гарденкорте (и в переносном смысле тоже) во время всего пребывания Изабеллы была такой приятной, что любое изменение могло быть только в худшую сторону. Однако через пару дней напряжение стало спадать. Со слегка растерянным видом Изабелла, одетая в белое платье с черными лентами, прогуливалась по парку в сопровождении резвого Банчи и через некоторое время присела на скамью неподалеку от дома под роскошно раскинувшимся буковым деревом, представляя собой среди перемежающихся теней очень грациозную и гармоничную картину. Иногда (Изабелла старалась как можно тщательнее соблюдать соглашение с кузеном о совместном владении общительной собачкой и следовать справедливости в сем соглашении настолько, насколько это позволял ветреный и переменчивый нрав терьера) девушка развлекала себя, беседуя с Банчи. Но сейчас почему-то Изабелле наскучило общение со своим не слишком-то интеллектуальным спутником, и она подумала, не принести ли ей в парк книгу. Раньше, когда у нее было тяжело на сердце, она могла с помощью правильно выбранного произведения угомониться, вернуть себе спокойную ясность ума. Однако последнее время ее любовь к литературе как-то потускнела. Даже после того, как Изабелла напомнила себе, что в библиотеке дяди были представлены все без исключения авторы, которым полагалось находиться в коллекции книг настоящего джентльмена, она не сдвинулась с места и продолжала сидеть и смотреть прямо перед собой на свежий зеленый дерн лужайки. Ее раздумья были прерваны появлением слуги, который протянул девушке письмо. На конверте была наклеена лондонская марка. Почерк был ей знаком – по крайней мере, показался знакомым, поскольку она только что думала об авторе послания. Письмо было коротким, и я могу привести его полностью.

«Дорогая мисс Арчер, не знаю, слышали ли Вы о моем приезде в Англию, но даже если нет – это едва ли удивит Вас. Вы помните, что отказали мне в Олбани три месяца назад, но я не согласился с этим. И мне определенно показалось, что Вы поняли меня и признали, что я, со своей стороны, не так уж не прав. Тогда я приезжал увидеть Вас с надеждой, что Вы позволите мне убедить Вас, и имел достаточно оснований надеяться на успех. Вы не оправдали моих надежд, и не смогли привести причин того, отчего Вы так переменились ко мне. Вы признали, что Ваше поведение неразумно, и только, – но это ничего мне