Робертсон Дэвис - Мир чудес Страница 31

В те времена — а это было начало двадцатых — популярной кинозвездой был Джеки Куган.[80] Он играл обаятельных беспризорников, а нередко — вместе с Чарли Чаплином. Но я-то был настоящим беспризорником и, случалось, посмотрев какой-нибудь фильм с Куганом в театре, где выступали мы с Вилларом, испытывал унижение, понимая, что между мной и Куганом — пропасть.

Я начал мыться тщательнее и постригся — стрижка была ужасной: парикмахер считал, что все должны походить на Рудольфа Валентино.[81] У этого же парикмахера я купил немного бриолина для волос, и весь «Мир чудес» смеялся надо мной. Но миссис Константинеску меня приободряла. Позднее, во время моих с Вилларом театральных гастролей, мы три дня провели в городке, где была турецкая баня, и я потратил на нее полтора доллара. Массажист, проработав со мной полчаса, сказал: «Знаешь, я в жизни не видел никого грязнее. Ты посмотри, с тебя все еще короста сходит! Посмотри-ка на эти полотенца! Ты чем себе на жизнь зарабатываешь, парень? Дымоходы чистишь?» У меня появился вкус к турецким баням, и я регулярно воровал на них деньги у Виллара. Он наверняка знал об этом, но, видимо, считал, пусть уж лучше я буду воровать, чем просить у него. А вообще-то он стал довольно небрежно относиться к деньгам.

Я набрался смелости и за несколько недель украл столько, что мне хватило на покупку костюма. Господь свидетель, костюм был ужасен, но поскольку до этого я носил обноски с Вилларового плеча, которые просто подрезал по росту, то для меня он стал настоящим королевским одеянием. Виллар удивленно поднял брови, увидев мою обновку, но ничего не сказал. Он переставал быть хозяином положения и терял власть надо мной, но, как и многие люди, оказавшиеся в подобной ситуации, считал, что просто с годами становится мудрее. А когда летом меня увидела миссис Константинеску, она осталась довольна.

«Ты молодец, — сказала она. — Тебе нужно приготовиться к переменам. Этот балаган катится под откос. Гас уже не та. Чарли стал большой мальчик — совсем от рук отбился. На представления приходит пьяный, а она ему и слова не скажет. Впереди трудные времена. Откуда мне это известно? А что еще может быть впереди у такого жалкого балагана? Трудные времена. А ты держи ухо востро. Кто-то плачет, а кому-то удача. Смотри не проспи».

Не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто миссис Константинеску всегда была у меня под боком, изрекая свои цыганские пророчества. Я мало что понимал из того, что она говорила, а если и понимал, то всерьез к этому не относился. Ну, например, к совету смотреть на человека так, будто тебя в жизни ничего больше не интересует. Когда я попытался это сделать, то, наверно, выглядел глупее некуда, а Счастливая Ганна как-то учинила в нашем вагоне настоящий скандал, утверждая, что я пытаюсь научиться дурному глазу и она знает, кто меня учит. Миссис Константинеску стояла в ее списке мерзостей на одном из первых мест. Ганна убеждала меня полистать Второзаконие, дабы узнать, что случается с людьми, у которых дурной глаз; уж язвы то мне обеспечены — язвы потомству моему, язвы великие и постоянные и болезни злые и постоянные.[82] Она пророчила мне все это, если я не прекращу пялиться на людей, которые облечены во всеоружие Божие,[83] чтобы противостоять козням дьявольским. Как и любой молодой человек, я поражался очевидному умению людей постарше видеть меня насквозь. Подозреваю, меня можно было читать как открытую книгу, а ожесточенная желчность наделяла Счастливую Ганну удивительной прозорливостью. И в самом деле, в то время я был склонен считать, что миссис Константинеску чокнутая, правда, интересная чокнутая и любитель поговорить. Лишь годы спустя я понял, сколько здравого смысла было в ее словах.

И конечно, она была права, когда говорила о грядущих трудных временах. Все началось нежданно-негаданно.

Эм Дарк была славной женщиной и свое растущее разочарование в Джо пыталась смирить, ублажая мужа. Она старалась как могла, не забывая при этом и о собственной привлекательности, — все для него. Она была невысокого роста, довольно пухленькая, хорошо одевалась — одежду себе шила сама. Джо очень гордился ее внешностью, и я думаю, бедняга начинал понимать: лучшее, что у него есть, — это жена. А потому однажды он и сорвался, прямо в нашем вагоне. Во время очередного переезда Джо увидел кошмарное подобие Эм, ковыляющее по проходу к курилке, где уже корчились от смеха Сонни и Хайни. Это был Ранго, одетый в последнее и лучшее платье Эм, на голове у него красовалась шляпка, а в волосатой руке он держал сумочку Эм. Было ясно, что Хайни и Сонни хотели позлить Джо и поиздеваться над Эм, потому что такие уж ребята они были и так понимали юмор. А Джо остолбенел — словно призрака увидел. Он в это время мастерил (как бывало довольно часто) один из своих метательных ножей, которые продавал во время представлений, и — думаю, даже не поняв, что делает, — метнул свою заготовку и попал Ранго точно между лопаток. Ранго повернулся — на физиономии у него застыло выражение невыносимого страдания — и рухнул на пол. Все произошло в считанные секунды.

Можете себе представить, что тут началось. Хайни бросился к Ранго — обхватил его руками, как ребенка, рыдал, сквернословил, выл; в конце концов у него началась истерика. Но Ранго уже ничем нельзя было помочь. Сонни разбушевался и стал осыпать Джо обвинениями на немецком; он был из разряда людей, которые, гневаясь, тычут в тебя пальцем. Гас и профессор Спенсер пытались восстановить порядок, но никто не хотел порядка. На протяжении многих лет только скандалы и разряжали атмосферу «Мира чудес». У каждого накопилось что сказать той или другой стороне, но большинство было против Джо. Любовь Джо и Эм рождала у несчастных балаганщиков ненависть, но случай открыто сорвать на этой парочке злобу представился им впервые. Счастливую Ганну обуяла решимость остановить поезд. Никто не знал, какая от этого будет польза, но она нутром чувствовала, что любой крупный катаклизм требует адекватного драматического действа.

Я не сразу в полной мере оценил всю чудовищность того, что совершил Джо. Смерть обезьяны, безусловно, была серьезным ударом по Хайни, который без Ранго терял свой заработок. Чтобы приобрести и выдрессировать другого орангутанга, понадобится не один месяц труда. Не кто иной, как Дзовени, деловито крестясь, облек в слова наихудшие ожидания: в мире цирковых и балаганных артистов хорошо известно, что если кто убьет обезьяну, то потом умрут три человека. Хайни хотел, чтобы первым в этом списке стал Джо, но Гас удержала его — и к его же благу, потому что в драке Джо мог убить любого, не исключая и Сонни.

А что делать с мертвой обезьяной? Прежде всего нужно было снять с Ранго лучший наряд Эм Дарк, и вполне понятно, что Эм эти тряпки больше носить не собиралась, а потому тут же вышвырнула их — залитые кровью Ранго — в заднюю дверь вагона. (Что, по-вашему, подумал тот, кто их нашел?) Затем нужно было куда-то деть тело, и Хайни настоял, чтобы Ранго уложили на его полку, которую он обычно и делил с обезьяной. У мертвой обезьяны вид довольно непрезентабельный, и Ранго в этом смысле ничем не отличался от своих дохлых собратьев. Глаза его не закрылись — один пялился в пространство, а веко другого приспустилось наполовину, и скоро оба глаза подернулись голубоватой пленкой; обнажились его желтые зубы. Дарки чувствовали себя хуже некуда — и из-за того, что сделал Джо, и потому, что их любовь была выставлена на посмешище, когда после смерти Ранго разыгрались страсти и ненависть перехлестывала через край. Хайни, не стесняясь в выражениях, говорил, что от Ранго в «Мире чудес» было куда больше пользы, чем от некоторых, да и как личность, хоть и не человек, он был получше, чем одна маленькая шлюшка, которая и делать-то ничего не умеет, кроме как стоять, пока ее тупоголовый муженек кидает в нее ножики. Если Джо так точно метнул нож в Ранго, то почему это он ни разу не попал в свою сучку-жену? Всколыхнулась новая волна скандала, и если бы не Эм, то Джо отдубасил бы Хайни — будь здоров. Должен сказать, что Хайни в полной мере подтвердил старую мудрость, гласящую, что горе лишает человека разума. В тот вечер он напился до чертиков и бродил по вагону из конца в конец, оглашая его скорбными стенаниями.

Вообще-то в ту ночь напился весь «Мир чудес». Все извлекали откуда-то свои припасы, которые тут же обобществлялись. Профессор Спенсер хлебнул от души, и на него, непривычного к выпивке, алкоголь подействовал очень сильно. Даже Счастливая Ганна выпила, и скоро все об этом пожалели. Она несколько лет как воду хлестала яблочный уксус — тот, по ее словам, противодействовал сгущению крови, очень опасному для ее жизни, — и нахлесталась до такой степени, что вся им пропахла. В тот вечер ей некстати пришла в голову мысль добавить в свою вечернюю порцию уксуса изрядную порцию бутлеггерского виски, которую ей навязала Гас. Но не успело виски опуститься в ее желудок, как стало подниматься наверх. Толстуха, которую тошнит, — это настоящее стихийное бедствие во вселенском масштабе, и бедняжке Гас пришлось провести бессонную ночь рядом со Счастливой Ганной. Только Виллар держался в стороне от общей оргии. Он забрался на привычную полку, воспользовался своим излюбленным утешением и ускользнул из этого мира скорбей, на атмосферу которого все большее влияние оказывало тело Ранго.