Книга о Ласаро де Тормес - Автор Неизвестен Страница 31

Прекрасная благочестивая дама-тунец прибыла в город на рассвете и тут же со всей своей свитой направилась во дворец, где довольно долго ожидала у входа, пока король пробудится. Ему сообщили о прибытии дамы, настойчиво просившей привратников, чтобы ей было позволено предстать перед его величеством. Король, который чувствовал, что его ожидает, повелел сказать, чтобы она отправлялась в добрый час восвояси, так как он не может выслушать ее. Видя, что ее не хотят слушать, она решила прибегнуть к письму и повелела двум законникам сочинить ходатайство в защиту Лиция, где содержалась бы просьба дозволить ему предстать перед королем и во всём оправдаться, ибо наш добрый капитан был как преступник осужден на смерть алькальдами[130] по уголовным делам, вынесшими свой приговор днем раньше. И была изложена эта просьба в таковых словах: «Ваше Величество должны знать, что муж просительницы был несправедливо осужден по ложному обвинению, и Вашему Величеству следует пересмотреть приговор, а до того отложить его приведение в исполнение».

Всё это и тому подобное содержалось в отлично сочиненном прошении, которое было вручено одному из привратников; вручая его, славная капитанша сняла с шеи золотую цепь, на которой висело дорогое изображение, и, заливаясь слезами, отдала ее привратнику, умоляя, чтобы он разделил ее горе и ее страдания, невзирая на скудость поднесения. Привратник охотно взял прошение, а еще с большей охотой цепь, обещая сделать всё от него зависящее, и сдержал обещание, поскольку, когда прошение было прочит ано перед королем, он осмелился добавить от себя множество слов, адресованных его величеству и исходивших из позолоченных уст. Он также рассказал о слезах и тоске сеньоры капитанши по своему мужу, которые она излила у входа во дворец, что тронуло выслушавшего совет короля, и он сказал:

— Пойдите с этой госпожой к судье и прикажите, чтобы он отложил приведение приговора в исполнение, поскольку я хочу узнать побольше о деле капитана Лиция.

И с этим известием обрадованный привратник отправился к несчастной, требуя за хорошо слаженное дело позолотить ручку[131], что она охотно и сделала. А затем немедля они отправились в судейское присутствие, но злой судьбе было угодно, чтобы на улице они столкнулись с доном Индюком, ибо именно так звали виновника всех наших бед, который с большой свитой направлялся во дворец. Увидев госпожу и сопровождавший ее отряд, узнав ее, а также привратника, о жадности и ловкости которого был осведомлен, он тут же заподозрил, что могло произойти, и, всячески скрывая свою заинтересованность, обратился к привратнику с вопросом, куда это он направляется в таком обществе, на что тот простодушно отвечал, ничего не тая. Тогда дон Индюк изобразил притворное удовольствие, говоря, что его радует то, что делает король, поскольку, в конце концов, Лиций был храбрым воином и было несправедливо выносить ему приговор, как следует не рассмотрев дело.

— В моем жилище находятся судьи, явившиеся, дабы узнать мое мнение об этом деле: я собираюсь поговорить о нем с его величеством. Вот они и ожидают меня, но, поелику вы обладаете всеми необходимыми документами, я вернусь домой и сообщу им о приказе короля.

Не останавливаясь, он подозвал своего пажа и со смешком сказал ему, чтобы тот, дабы услужить королю, отправился к судьям и передал им, чтобы они немедленно привели в исполнение вынесенный Лицию приговор и сделали это либо в самой тюрьме, либо возле, не проводя его по улицам[132], а он, дон Индюк, тем временем постарается задержать привратника. Слуга так и сделал, а предатель, прибыв в свое жилище, взял с собой и привратника, сказав Мело и его невестке, чтобы те подождали, пока он переговорит с судьями, а затем они все направятся в тюрьму к Лицию, чтобы принести ему добрую весть о том, что он может идти куда пожелает. Но именно в это время несчастная капитанша была предупреждена о гнусном предательстве и великом злодействе главнокомандующего. Он же, хотя и имел по отношению к доброму Лицию самые дурные намерения, видя тоску и слезы его жены, славной капитанши, как мог, успокаивал ее. И когда злоумышленник и предатель звал пажа, чтобы всё уладить с казнью Лиция, Богу было угодно, чтобы один из его слуг, от которого злодей-капитан не таился, его услышал и сообщил об этом доброй капитанше, которая, получив сообщение, полумертвая и без чувств упала на грудь находившегося рядом деверя.

Мело, услышав сказанное, тут же призвал тридцать тунцов — из числа тех, что сопровождали его, — и приказал как можно быстрее сообщить мне об опасности, грозящей нашему делу; и те, как верные и усердные друзья, стремительно пустились в путь, и мы вскоре узнали печальную весть, которую они возвестили криками: «К оружию! К оружию, доблестные тунцы! Ибо наш капитан — вопреки приказу и воле нашего короля — должен погибнуть из-за предательства и трусости изменника дона Индюка». Вкратце они рассказали нам всё, что я только что поведал. Я тут же приказал трубить в раковины сбор моих тунцов с оружием в пастях, перед которыми произнес небольшую речь, рассказав о случившемся: и поскольку все славные и доблестные воины готовы к бою против врага, спеша помочь своему оказавшемуся в беде сеньору, они отвечали, что будут следовать за мной и исполнят свой долг.

Едва прозвучал их ответ, как мы тронулись в путь. Если бы кто-нибудь увидел в этот миг Ласаро-тунца во главе своего войска, исполняющего — чего он никогда прежде не делал — обязанности капитана-предводителя, громогласно воодушевляющего своих солдат и ведущего их в бой! Впрочем, прежде я громогласно восхвалял вино и призывал жаждущих выпить, выкрикивая похожие слова: «Сюда, сюда, сеньоры! Здесь — доброе вино!» Да... нужда — лучший учитель. И вот таким манером, как мне кажется, меньше чем через четверть часа мы вошли в город, двигаясь по его улицам с таким напором и яростью, что в тот миг, пожалуй, могли бы сразиться и с французским королем[133], а рядом с собой я поставил тех, кто лучше знал город, чтобы они наикратчайшим путем привели нас к безвинному узнику.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

КОТОРАЯ СОДЕРЖИТ РАССКАЗ О ТОМ, КАК ЛАСАРО СПАС ЛИЦИЯ, СВОЕГО ДРУГА, ОТ СМЕРТИ, И О ДРУГИХ ЕГО ДЕЯНИЯХ