Ивлин Во - Упадок и разрушение Страница 32

В тот же день трудновоспитуемый Р. перешел на новый распорядок.

- На выход! - скомандовал надзиратель, открывая камеру. - Возьми шапку.

Тюремный двор, где обычно кружили заключенные, был пуст и безлюден.

Стой смирно! Я сейчас, - сказал надзиратель и ушел.

Он вернулся в сопровождении плюгавенького человечка в арестантском халате.

- Вот тебе дружок, - пробурчал надзиратель. - А вот дорожка. Будете здесь гулять. Касаться друг друга запрещается. Хватать друг друга за рукава запрещается. Обмениваться предметами - тоже запрещается. Разрешается: ходить на расстоянии метра друг от друга и разговаривать про историю, философию и смежные области. По звонку разговоры прекращаются. Ясно? Быстро ходить нельзя. Медленно - нельзя. Так велел начальник. И упаси вас бог сделать что-нибудь не так! А теперь - гуляйте.

- Идиоты! - сказал человечек. - В шести тюрьмах сидел, но такой глупости не видывал! Бред! Не поймешь, что творится. Что касается тюрьмы, она может отправиться к чертям собачьим. Возьмите хотя бы священника. Носит парик!

- Надолго вас сюда? - вежливо спросил Поль.

- На этот раз нет. Не могли выдумать, в чем меня обвинить. "Полгода за злостное бродяжничество". Выслеживали меня аж месяц, но так и не придумали, к чему прицепиться. Вообще, полгода - срок что надо. Понимаешь, что я имею в виду? Встречаешь старых дружков, а потом выходишь на волю. Посидеть полгода - с нашим удовольствием, я не против. Меня тут знают, завсегда поручают мыть лестницу. Сам понимаешь, надзиратели знакомые, поэтому чуть прослышат, что я опять загремел, сразу придерживают это местечко для меня. Найди с ними общий язык, и вот посмотришь в следующий раз, как к тебе станут относиться.

- Это что же, лучшая работа?

- Ну, лучшая не лучшая, но для начала сгодится. Лучшая работенка -мыть приемную. Этой работы ждут годами, если, конечно, не имеешь особых заслуг. Встречаешь свежих ребят с воли, узнаешь новости, а кое-когда поделятся табачком или подскажут лошадку, - можно и на бегах сыграть. Ты видел того парня, который моет приемную? Знаешь, кто это?

- Да, - ответил Поль. - Как ни странно, знаю! Его зовут Филбрик.

- Нет, старина, ты тут что-то путаешь. Такой, знаешь, из себя солидный. Все болтает про отели да рестораны.

- Я о нем и говорю.

- Да ты что, не знаешь, кто это?! Брат начальника, сэр Соломон Лукас-Докери! Сам мне признался. Сидит за поджог. Подпалил какой-то замок в Уэльсе. Сразу видать, из благородных.

Глава 3

СМЕРТЬ СОВРЕМЕННОГО ПАСТЫРЯ

Через несколько дней начался новый этап в перевоспитании Поля. Когда его вывели на очередную прогулку, он обнаружил вместо прежнего собеседника мясистого детину зловещего вида. Волосы у него были рыжие, борода - тоже рыжая. Глаза детины налились кровью, а багровые лапы, висевшие плетьми, конвульсивно сжимались и разжимались. Он по-бычьи глянул на Поля и негромко зарычал в знак приветствия.

Они шли молча.

- Как вам нравится план начальника насчет прогулок? - спросил Поль.

Годится, - ответил его собеседник.

Молча прошли они один круг, второй, третий.

- Эй, вы, там! - прикрикнул на них надзиратель. - Разговаривайте, коли ведено.

- Так оно веселее, - сказал рыжий.

- За что вас? - поинтересовался Поль. - Расскажите, если можно.

- Все дело в Библии, - сообщил рыжий. - Там все сказано. В переносном смысле, конечно. Вам до этого ни в жизнь не додуматься, -добавил он, - а я вот мигом сообразил.

- Библия - мудреная книга, верно?

- Не в мудрости штука. Главное - видения. Вот у тебя бывают видения?

- Нет.

- Со священником - та же история. Христианин, называется! Видение привело меня сюда: мне явился Ангел, объятый пламенем и в огненной короне. И рек Ангел: "Иди и рази беспощадно. Ибо близится царство Божие". Сейчас я тебе все объясню. Я не какой-нибудь там плотник, я столяр. Вернее сказать, был столяром. Был да сплыл, - рыжий говорил на удивительной помеси городского жаргона и церковного языка. - Прибираюсь я как-то раз в мастерской перед закрытием, и тут входит Ангел Божий. Сперва я его не признал. "Еще, - говорю, - пять минут, и вы бы меня не застали. Что угодно?" И тут объял его огнь, и огненное кольцо засияло над его головой. Слово в слово, как я тебе говорил. И тогда он открыл мне, что отметил Господь своих избранников и что грядут дни скорби. И возгласил: "Иди и рази беспощадно!" До этого я неважно спал. На меня нашло сомнение - спасу я свою душу или нет. Всю следующую ночь я думал о том, что сказал мне Ангел. Сперва смысл его речей был темен для меня, все равно как для тебя. Но потом меня озарило: недостоин есмь, но на меня указует перст Божий! - воскликнул столяр. - Я - меч Израиля. Я - лев гнева Господня.

- Вы что, кого-нибудь убили? - спросил Поль.

- Недостойной рукой сразил я филистимлянина. Именем Господня воинства я размозжил ему башку. Я поступил так во имя знамения Израилева - и вот заточен в плену египетском, и через благодать познал страдание. Но Господь направит меня в назначенный час. Горе тогда филистимлянину! Горе необрезанному! Лучше бы привязали жернов к вые его и бросили в пучину вод!

Надзиратель зазвонил в колокол.

- Эй, вы, там! - заорал он.

- Жалобы имеются? - спросил сэр Уилфред на очередном обходе.

Да, сэр, - отвечал Поль.

Начальник пристально вгляделся в него.

- Позвольте, да ведь это вы у меня на особом режиме!

- Да, сэр.

- В таком случае жаловаться просто нелепо. В чем там у вас дело?

- Я полагаю, сэр, что человек, с которым меня водят на прогулки, -опасный маньяк.

- Жалобы одного заключенного на другого рассматриваются, только если их подтвердит надзиратель или два других заключенных, - вмешался главный надзиратель.

- Совершенно справедливо, - кивнул сэр Уилфред. - Ваша жалоба -верх нелепости. И вообще, преступление есть форма безумия, Я лично подбирал вам спутника для прогулок и выбрал самого лучшего. Больше я об этом и слышать не желаю.

В тот день Полю предстояло провести в тюремном дворе еще более беспокойные полчаса.

- Мне явилось новое видение, - сообщил кровожадный мистик. - Не знаю пока, что оно предвещает, но истина мне еще откроется.

- Красивое было видение? - осведомился Поль.

- Нет слов, чтобы передать его великолепие! Все вокруг стало алым и влажным, как кровь. Тюрьма, казалось, сверкала рубиновым блеском, а надзиратели и заключенные ползали туда-сюда, как малюсенькие божьи коровки. Но тут я увидел, что рубиновые стены становятся мягкими и сочатся, как огромная губка, пропитанная вином. Капли стекали вниз и таяли в бескрайнем алом озере... Тут я проснулся. Не знаю пока, что это значит, но чувствую, что Господень меч висит над этим узилищем. Кстати, вам не приходило в голову, что наша тюрьма встроена в пасть Зверя? Порой мне видится бесконечный багровый туннель, подобный звериной глотке, по которому бегут человечки - иногда по одному, а бывает, что и целыми толпами. Дыхание же Зверя подобно пышущей печи. Думали вы над этим?

- Боюсь, что нет, - ответил Поль. - Какую книжку вам выдали в библиотеке?

- "Тайну леди Альмины", - вздохнул лев гнева Господня. - Розовые слюни, к тому же несовременно. Но нет, я читаю Библию. Там убивают на каждой странице.

- Господи, да вы только и думаете, что об убийствах!

- Еще бы, ведь это мое предназначение, - скромно ответил рыжий.

Ежедневно (кроме воскресений), в десять часов утра сэр Уилфред Лукас-Докери чувствовал себя Соломоном. В это время он вершил суд над нарушителями дисциплины, заключенными, которые попали в поле его зрения. Его предшественник, полковник Мак-Аккер, выносил приговоры в неуклонном соответствии с духом и буквой Правил внутреннего распорядка для тюрем правительства ее величества, исполняя механическое правосудие подобно игральному автомату: в одну щель опускался проступок, из другой -выскакивало наказание. Не так поступал сэр Уилфред Лукас-Докери. Он и сам чувствовал, что никогда не работал его ум острее и изобретательнее, никогда не были его обширные познания полезнее, чем на этом скромном судилище, где вершилась высшая справедливость. "Неизвестно, чего от него ждать!" -жаловались в один голос надзиратели и арестанты.

- Истинная справедливость, - говаривал сэр Уилфред, - это умение подойти к любому вопросу как к головоломке.

Пробыв на своем посту несколько месяцев, он не без тщеславия отмечал, что к нему обращаются все реже и реже.

Однажды утром, вскоре после того как сэр Уилфред взялся за перевоспитание Поля, перед начальником тюрьмы предстал рыжий детина.

- Господи боже мой! - воскликнул сэр Уилфред. - Да ведь этот человек на особом режиме! Что он тут делает?

- Вчера вечером я заступил на ночное дежурство, с двадцати ноль-ноль до четырех ноль-ноль, - забубнил надзиратель. - Мое внимание привлек шум, исходивший из камеры этого заключенного. Заглянув в глазок, я увидел, что заключенный в состоянии крайнего возбуждения мечется по камере. В одной руке у него была Библия в другой - ножка от табурета. Заключенный таращил глаза, тяжело дышал и время от времени бормотал стихи из Библии. Я сделал ему внушение, но в ответ он обозвал меня предосудительными словами.