Эрих Ремарк - Станция на горизонте Страница 33

Мэрфи повернулся к Каю. Они обменялись несколькими незначительными словами. Кай чувствовал в Мэрфи сопротивление, — тот уклончиво отвечал на вопросы и был замкнут.

Проехав дальше, Кай наткнулся на Хольштейна, тот бросился ему навстречу, держа в руках свечи зажигания. Кай невольно задумался: сколько времени он его не видел? С их последней встречи прошло меньше месяца, а могло показаться — год. Однако сейчас, когда юноша стоял перед ним, они вели себя как ни в чем не бывало и естественно подхватили обрывок времени. Приключение с Лилиан Дюнкерк ушло под воду, как затонувший остров, никакие нити не тянулись от него дальше. Кай повеселел и спросил:

— Что приключилось со свечами зажигания?

— Мы уже несколько дней их меняем. Сейчас у нас есть новые, более прочные, они могут долго выдерживать даже высокую скорость. Между прочим, для вас есть почта.

Он принес охапку писем и журналов.

Кай бегло их просмотрел. Хольштейн сообщил, что получил письмо от Барбары.

Барбара…

Письма от нее были и в его собственной почте, тем не менее от слов Хольштейна он словно бы ощутил укол.

Кай сам себе удивился — какая странная штука сердце: он ушел от одной женщины, с которой забыл другую; он думал о другой, и забывал ту, от которой ушел. Но ни одна из них при этом не исчезла из его жизни. На свете нет ничего, о чем с меньшим правом фантазировали бы больше, чем о любви.

Прежде всего, она требует гораздо большей краткости, чем полагают. Ее нельзя слишком долго выносить безнаказанно. Чтобы длиться дольше, она требует пауз. Кай считал, что сроки гонок с прямо-таки метафизической мудростью подогнаны к его психологии. Они наступали в точности, когда надо — вот как последние.

Ясным взглядом посмотрел он на горный массив, на улицы и на небо.

— Вы тут часто ездили, Хольштейн?

— Почти каждый день.

— И в дождливую погоду тоже?

— А дождя не было. Мы немножко переделали тормоза, и я думаю, что в мокрую погоду можно будет очень быстро сбрасывать скорость.

— Льевен уже здесь?

— Да, он тоже бывал на трассе.

— Не очень часто?

— Не слишком часто.

— Механики?

— Все здесь.

— Мы будем стартовать тремя машинами. А сколько их пойдет той марки, что у Мэрфи?

— Четыре.

— Четыре?

— Он крайне осторожен.

— Это я уже заметил. Осторожен до тошноты.

— Только с недавних пор. Раньше он был вполне доверчив. Приходил каждый день и даже давал мне советы, очень дельные. Я толком не понимал, чего он хочет. В конце концов, до меня дошло, что он окольными путями пытается выведать, как мы усовершенствовали карбюратор. Когда я ему всерьез объяснил, что он ошибается, что этого нам, к сожалению, сделать не удалось, он отступился. У меня такое впечатление, будто он ужасно жалеет, что вложил некоторые свои советы в пропащее дело. Иначе я его поведение объяснить не могу.

Кай очень даже мог объяснить это иначе. Он спросил:

— А Мод Филби в Сицилии?

— Да, она в Палермо.

— И здесь побывала тоже?

— Один раз, с Льевеном.

Кай забарабанил пальцами по капоту. Ему эта музыка понравилась, и другой рукой он принялся изображать литавры. Но вдруг перестал.

— Хольштейн, мы во что бы то ни стало должны выиграть.

— Ясное дело, должны.

— Завтра начнем зверски тренироваться.

— Можем прямо сегодня.

— Лучше завтра. Сегодня, мне думается, я получу для этого заряд.

Найти кого-либо в Палермо было нетрудно. Спустя короткое время Кай уже связался с Льевеном по телефону, и тот настаивал на том, чтобы немедленно с ним переговорить. Несколько удивленный, Кай отложил их встречу на вечер, поскольку Льевен никакой определенной причины не назвал.

Он был до некоторой степени заинтригован и подозревал забавную интригу, связанную с Мод Филби.

Чтобы создать более приятную атмосферу, Кай сидел в ресторане, когда пришел Льевен, и пригласил его с ним поесть. Заметил, что Льевену это не нравится, так как вначале он раздраженно отказался.

— Я, собственно говоря, предпочел бы кое-что с вами обсудить, Кай.

— Для того мы сюда и пришли. Однако, когда ешь один, это обескураживает. А эти маленькие закуски просто неповторимы. В таком виде их можно получить только здесь, у моря.

Льевен был в нерешительности. Потом понял, что противиться бесполезно и, может быть, лучше немножко отложить разговор, а в это время чем-нибудь заняться.

— Кажется, Хольштейн превосходно освоил машину? — начал Кай.

— О, да…

— Он, похоже, постоянно на трассе?

— Да…

— Что это вы так односложны, Льевен?

— Ну, у человека могут быть свои мысли…

— Кто бы спорил. Не хотите попробовать этот слоеный пирог?

— С удовольствием.

— Вкусный, верно?

— Очень вкусный.

— Не попить ли нам кофе в саду?

— Я предпочел бы…

— Ладно! Попробуем найти себе уголок. Укромный уголок, верно?

Льевен рассмеялся.

— Как красиво вы обставляете такие дела, Кай. Вы даже не полюбопытствовали, зачем я к вам пришел. Вот сигарильо, обернутые в зеленый лист. Давайте покурим.

Они попивали кофе. Льевен что-то напевал себе под нос. Только что ему не терпелось поговорить с Каем, а теперь он почти успокоился и обдумывал, как бы направить разговор в безобидное русло.

Кай прервал его размышления.

— Мод Филби тоже в Палермо.

— Да…

— Давно?

— Несколько дней. — Льевен пускал кольца дыма и следил за ними. Потом мечтательно сказал: — Мы приехали вместе.

— Да… — произнес Кай тоже куда-то в пространство, с немного рассеянным видом, но втайне бесконечно забавляясь.

Льевен молчал. Он хотел сначала посмотреть, как подействовали его последние слова. Кай должен был понять, что отношения между ним и Мод Филби изменились. У него самого совесть в этом деле была не совсем чиста, ведь ему так и не удалось узнать, как, в сущности, Кай относится к Мод Филби. Он предполагал больше, чем было на самом деле, тем паче что некоторые намеки мисс Филби укрепили его в этом мнении.

Хоть он и не мог думать, что этим равнодушным «да» Кай ставил точку в своих делах с Мод Филби, он все же был достаточно умудрен опытом, чтобы именно в отношениях с женщинами ожидать и опасаться, чего угодно. К тому же, общаясь с Каем, он был неизменно готов к его чудачествам, а что касалось его отсутствия в последние недели, то на этот счет у Льевена были кое-какие собственные догадки.

— Очаровательная женщина… — Кай разглядывал сигару у себя между пальцами. — И превосходная сигара, Льевен. Она еще так свежа, будто ее только что скрутили.

— Это и впрямь было всего несколько дней назад. Я получил эти сигары непосредственно от производителя.

— Они великолепны. Мы выкурим их вместе.

— Ну разумеется, Кай. — Льевен навострил уши. В словах Кая витало что-то другое, невысказанное.

— Это поистине сигарильи мира. В них есть что-то от всепонимания и непрощения. Особенно в первой половине. Их следовало бы, при всем восхищении их качеством, курить только до середины. Вторая половина дается уже несколько труднее. Ее можно и бросить, как вы считаете?

— При всех обстоятельствах?

— Странный вы человек. Разумеется, при всех обстоятельствах. Очень мило с вашей стороны, Льевен, что вы перенимаете обязательства там, где их нет. Однажды, когда мы с вами были значительно моложе, то в романтическом настроении не по возрасту рано постигли некую истину и обещали друг другу никогда не позволять женщинам становиться между нами. Думаю, это была здоровая идея. Так зачем мы вообще говорим на эту тему?

Льевен облегченно вздохнул и неожиданно сказал:

— Эта каналья…

Кай рассмеялся.

— За что вы ее так?

— Это запутанная история.

— Женщины ее типа затевают всегда только запутанные истории.

— Я могу понять, когда они это делают ДО, но под занавес? Зачем?

— Вынужден развеять одну вашу иллюзию: все происходящее между вами — это пока еще ДО. Вы не могли охватить взглядом все в целом. Для меня эта история более обозрима — она стала, безусловно, забавной. Скажу совсем кратко: Мод Филби усматривает свою личную славу в том, чтобы чемпионат Европы на самом деле разыгрывался ради нее. В эту игру, естественно, брошено еще многое — возможность блеснуть красотой, изяществом, индивидуальностью, даже человечностью, иначе все осталось бы глупой затеей, о которой и говорить не стоит. Но то, как все это сплетено воедино, особенно теперь, это, — извините, Льевен, — уже неплохой результат. Теперь, когда вы сами в это вовлечены, даже отличный результат.

Льевен не все понял, но все-таки уловил, что его победа над Мод Филби, пожалуй, не такая уж полная, у него даже закралось подозрение, что, возможно, это и не победа вовсе, а, скорее, ловушка.

Это, правда, его огорчило; однако свойственное ему хладнокровное восприятие жизни быстро восстановилось благодаря утешительному аргументу: кое-что он все-таки поимел.