Джейн Остин - Гордость и гордыня Страница 33

Из передней, где мистер Коллинз не замедлил с восторгом указать им на гармонические пропорции и изысканные украшения, лакеи проводили их в гостиную, где сидели леди Кэтрин, ее дочь и миссис Дженкинсон. Ее милость поднялась им навстречу с величайшей снисходительностью, а так как миссис Коллинз заранее убедила мужа, что церемонию представления следует поручить ей, все приличия были соблюдены без извинений и излияния благодарностей, которые счел бы необходимыми он.

Сэра Уильяма, хотя они побывал в королевском дворце, окружающая роскошь ввергла в полную растерянность, так что у него хватило храбрости лишь на то, чтобы отвесить самый низкий поклон и сесть, не произнеся ни слова, а его дочь, перепуганная почти до бесчувствия, пристроилась на самом краешке стула, не зная, куда девать глаза. Элизабет ничуть не смутилась и могла с полным спокойствием рассмотреть двух дам и благородную девицу. Леди Кэтрин оказалась высокой дородной женщиной с резкими чертами лица, которое когда-то могло быть красивым. В ее облике не было никакой мягкости, и приняла она их в манере, не позволявшей ее гостям забыть, кто они и кто она. Внушительного молчания она не хранила, но любое ее слово произносилось столь властным тоном, с такой уверенностью в своей значительности, что Элизабет тотчас вспомнился мистер Уикхем, и дальнейшие наблюдения убедили ее, что леди Кэтрин была именно такой, какой он ее нарисовал.

Когда, рассмотрев мать, в чьем лицеи манере держаться она нашла некоторое сходство с мистером Дарси, Элизабет обратила взгляд на дочь, она почти так же, как Мария, была поражена ее тщедушием, маленьким ростом и тем, насколько она не походила на мать ни фигурой, ни лицом. Мисс де Бэр выглядела бледной и болезненной, черты ее лица, хотя и не лишенные миловидности, были незначительными, и она почти все время хранила молчание, изредка тихим голосом обращаясь к миссис Дженкинсон, в чьей наружности не было ничего примечательного. И она только слушала ее и помещала экран на надлежащем расстоянии от ее глаз.

Они просидели так несколько минут, а затем их всех послали к окну полюбоваться видом. Мистер Коллинз сопроводил их, чтобы указать на все красоты, а леди Кэтрин благосклонно объяснила им, что летом вид этот много красивее.

Обед был весьма великолепным, со всеми лакеями и серебряной посудой, обещанными мистером Коллинзом; и, как он тоже предсказал, по желанию ее милости ему предложили место в другом конце стола, напротив хозяйки дома, так что чаша его счастья переполнилась. Он разрезал жаркое и дичь, ели одобрял с восхищенной поспешностью, и каждое кушанье удостаивалось сначала его похвалы, а затем похвалы сэра Уильяма, которым уже настолько пришел в себя, что поддерживал каждое слово зятя с такой истовостью, что Элизабет не понимала, как леди Кэтрин это терпит. Однако леди Кэтрин, казалось, была довольна их чрезмерными восторгами и отвечала самыми милостивыми улыбками, особенно когда оказывалось, что они никогда прежде не пробовали того или иного блюда. Общая беседа за столом таки не завязалась. Элизабет была готова заговорить, едва представилась бы возможность, но она сидела между Шарлоттой и мисс де Бэр — первая была занята тем, что слушала леди Кэтрин, а вторая за все время обеда не сказала ни слова. Миссис Дженкинсон главным образом ахала, как мало ест мисс де Бэр, уговаривала ее попробовать что-нибудь еще и опасалась, что она захворает. Мария и подумать не могла о том, чтобы заговорить, джентльмены же только ели и восхищались.

Затем дамы удалились в гостиную, и до того, как подали кофе, могли развлекаться лишь тем, что слушали леди Кэтрин, которая не умолкала ни на секунду, высказывая свои мнения о всевозможных предметах с внушительностью, свидетельствовавшем о том, насколько она не привыкла к возражениям. Она весьма бесцеремонно и придирчиво расспрашивала Шарлотту о ее домашних делах, надавала множество советов, как с ними управляться, объяснила ей, как должно вести хозяйство в столь маленькой семье, и не скупилась на поучения, как ей следует заботиться о коровах и домашней птице. Элизабет убедилась, что эта знатная дама достойным своего внимания полагает всякую всячину, лишь бы она позволяла ей отдавать властные распоряжения. Между наставлениями Шарлотте она задавала самые разные вопросы Марии и Элизабет, но особенно последней, так как была меньше о ней осведомлена, а также сочла ее, о чем не преминула сказать миссис Коллинз, вполне благовоспитанном и миловидном девицей. Она время от времени спрашивала ее, сколько у нее сестер, старше они ее или моложе, которые из них могут надеяться на замужество, красивы ли они, где воспитывались, каком экипаж держит ее отец и какую фамилию носила ее мать в девичестве. Элизабет понимала все неприличие таких вопросов, но отвечала на них с полным самообладанием. Затем леди Кэтрин заметила:

— Если не ошибаюсь, имение вашего отца должен унаследовать мистер Коллинз. Ради вас, — она обернулась к Шарлотте, — я этому рада, хотя не вижу никаком надобности в майоратах, не допускающих наследования по женском линии. B роду сэра Льюиса де Бэра не видели надобности в майорате. Вы играете и поете, мисс Беннет?

— Немного.

— О, в таком случае… мы будем рады как-нибудь вас послушать. Наш инструмент превосходен, и, полагаю, лучше… вы как-нибудь его попробуете. Ваши сестры играют и поют?

— Одна из них.

— Почему вас всех этому не обучили? Учить следовало вас всех. Все мисс Уэббс играют и поют, а доход их отца меньше, чем у вашего. Вы рисуете?

— Нет.

— Как? Ни одна из вас?

— Да, ни одна.

— Очень странно! Но, полагаю, у вас не было такой возможности. Вашей матушке следовало бы возить вас в столицу каждую весну и брать вам учителя рисования.

— Маменька ничего против не имела бы, но папенька терпеть Лондона не может.

— Ваша гувернантка уже ушла от вас?

— У нас никогда не было гувернантки.

— Не было гувернантки? Как возможно? Пять дочерей росли дома без гувернантки! В жизни не слышала подобного. Ваша матушка, верно, совсем измучилась, занимаясь вашим образованием.

Элизабет едва удержалась от улыбки, заверяя ее, что это далеко не так.

— Так кто же учил вас? Без гувернантки вы не могли усовершенствоваться.

— Полагаю, в сравнении с некоторыми другими семьями таки было. Но те из нас, кто хотел учиться, не были лишены такой возможности. Нас всегда поощряли читать побольше, и у нас были все необходимые учителя. Но те, кто предпочитал лениться, не находили этому никаких помех.

— Да, разумеется. Для того-то и нужны гувернантки, и будь я знакома с вашей матушкой, я настоятельно посоветовала бы ей взять для своих дочерей гувернантку. Я не устаю повторять, что никакое образование невозможно без постоянных занятий под наблюдением опытной наставницы. А кто лучше подходит для этого, чем опытная гувернантка? Право, удивительно, скольким семьям я посодействовала в их поисках! Я всегда рада помочь молодой особе найти хорошее место. Четыре племянницы миссис Дженкинсон благодаря мне превосходно устроены, и совсем недавно я дала рекомендации еще одной молодой особе, про которую мне случайно упомянули, и семья в совершенном восторге от нее. Миссис Коллинз, я говорила вам, что леди Меткаф заезжала вчера поблагодарить меня? Она нашла в мисс Поуп истинное сокровище. «Леди Кэтрин, — сказала она мне, — вы подарили мне истинное сокровище». Кто-нибудь из ваших сестер уже выезжает, мисс Беннет?

— Да, сударыня, они все.

— Как, все пятеро одновременно? Весьма странно! A вы ведь вторая по старшинству. Младшие выезжают, когда старшие еще не замужем! Ваши младшие сестры ведь должны быть еще очень юными.

— Да, самой младшей еще не исполнилось шестнадцати. Пожалуй, она правда еще слишком молода, чтобы часто бывать в обществе. Но, право, сударыня, мне кажется очень жестоко лишать младших сестер возможности выезжать и развлекаться потому лишь, что у старших не было случая или желании рано вступить в брак. Самая юная в семье имеет такое же право наслаждаться радостями молодости, как и самая старшая. И лишаться их по подобной причине! Думаю, это не очень способствует любви между сестрами или деликатности характера.

— Гм, — сказала ее милость. — Свое мнение вы высказываете очень решительно для столь молодой особы. Скажите, сколько вам лет?

— Если три мои младшие сестры уже выросли, — ответила Элизабет с улыбкой, — ваша милость не может ожидать, что я признаюсь в своем возрасте.

Леди Кэтрин, казалось, была поражена, не получив прямого ответа, и Элизабет подумала, что, видимо, она первая осмелилась ответить шуткой на подобную высокомерную бесцеремонность.

— Вам не может быть более двадцати лет, а потому вам незачем скрывать свой возраст.

— Во всяком случае, мне не двадцать один год.

Когда джентльмены присоединились к ним и чай был выпит, разложили карточные столики. Леди Кэтрин, сэр Уильям, мистер и миссис Коллинз сели сыграть партию в кадриль, а так как мисс де Бэр предпочла казино, двум барышням вкупе с миссис Дженкинсон досталась честь играть с ней. За их столом царила нестерпимая скука. Молчание нарушалось, лишь когда этого требовали карты или же когда миссис Дженкинсон выражала опасение, что мисс де Бэр слишком жарко или слишком холодно, что свет слишком для нее яркий или слишком тусклый. За соседним столом игра шла оживленнее. Говорила главным образом леди Кэтрин — указывала остальным троим на их ошибки или рассказывала о каком-либо случае из собственной жизни. Мистер Коллинз усердно соглашался со всем, что изволила сказать ее милость, благодарил ее за каждую выигранную фишку и извинялся, если ему казалось; что он выиграл их слишком много. Сэр Уильям больше помалкивал, старательно запоминая занимательные случаи и аристократические фамилии.