Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А Страница 35

Последнее взволновало ее, все остальное казалось бессмысленным.

Потом Дагни постепенно осознала, что ее появление станет сенсацией. Почувствовала усталость при мысли о драматичном возвращении, о встрече с Джимом и журналистами, о шумихе. Пожалела, что с этой темой не покончили в ее отсутствие.

На аэродроме Дагни увидела, как провинциальный репортер брал интервью у каких-то улетавших чиновников. Подождала, пока он закончит, потом подошла к нему, показала документы и спокойно сказала, глядя в его вытаращенные глаза:

— Я Дагни Таггерт. Сообщите, пожалуйста, что я жива и сегодня во второй половине дня буду в Нью-Йорке.

Самолет должен был вот-вот взлететь, и она избежала необходимости отвечать на вопросы.

Дагни наблюдала за проплывающими внизу прериями, реками, городами и заметила, что чувство отчужденности, какое испытываешь глядя из самолета на землю, сродни тому, какое она испытала, наблюдая за людьми: только расстояние, отделявшее ее от них, казалось значительнее. Пассажиры слушали какую-то радиопередачу, судя по выражению их лиц, важную. Уловила обрывки произносимых лживыми голосами фраз о каком-то новом изобретении, которое принесет какие-то невообразимые блага какому-то таинственному общественному благоденствию. Слова явно подбирались так, чтобы в них не было никакого конкретного смысла; она подумала, как можно притворяться, будто слушаешь всю эту чушь всерьез; однако так делали все пассажиры.

Они вели себя, как дети, которые, еще не умея читать, берут книгу и произносят то, что вздумается, делая вид, будто именно это содержится в непонятных черных строчках. «Но ребенок, — пришло в голову Дагни, — сознает, что играет; эти же люди притворяются перед самими собой, что не притворяются; они просто не знают других условий жизни».

Чувство нереальности оставалось у нее и тогда, когда самолет приземлился, когда она незаметно улизнула от толпы журналистов, миновав стоянку такси и вскочив в аэропортовский автобус, когда ехала в нем, когда стояла на перекрестке, глядя на Нью-Йорк. Казалось, она видит покинутый город. У нее не возникло ощущения возвращения домой, когда она вошла в свою квартиру; квартира представлялась каким-то условным помещением, которое можно использовать для любой, совершенно незначительной цели.

Но она почувствовала себя бодрее, что напоминало первый просвет в тумане — проблеск смысла, — когда она сняла трубку и позвонила в офис Риардена в Пенсильвании.

— О, мисс Таггерт… мисс Таггерт! — радостно простонал голос суровой, бесстрастной мисс Айвз.

— Здравствуйте, мисс Айвз. Я вас не напугала? Вы знали, что я жива?

— Да! Услышала утром по радио.

— Мистер Риарден у себя?

— Нет, мисс Таггерт. Он… он в Скалистых горах, ищет… то есть.

— Да, понимаю. Знаете, как связаться с ним?

— Я жду его звонка с минуты на минуту. Сейчас он в Лос-Гатосе, штат Колорадо. Я позвонила ему, как только услышала эту новость, но его не было на месте, и я оставила сообщение, чтобы он перезвонил. Видите ли, он почти весь день летает… но свяжется со мной, как только вернется в отель.

— Как называется отель?

— «Эльдорадо».

— Спасибо, мисс Айвз.

Дагни хотела положить трубку.

— О, мисс Таггерт!

— Да?

— Что произошло с вами? Где вы были?

— Я… расскажу при встрече. Сейчас я в Нью-Йорке. Когда мистер Риарден позвонит, скажите, пожалуйста, что я буду у себя в кабинете.

— Хорошо, мисс Таггерт.

Дагни положила трубку, но не сняла с нее руки, как бы не желая прерывать свой первый контакт с реальным внешним миром. Посмотрела на свою квартиру, на город за окном, чтобы отвлечься, чтобы не погрузиться вновь в мертвенный туман бессмысленности.

Она опять подняла трубку и позвонила в Лос-Гатос.

— Отель «Эльдорадо», — недовольно произнес сонный женский голос.

— Примете сообщение для мистера Генри Риардена? Попросите его, когда вернется…

— Минутку, пожалуйста, — протянул голос раздраженным тоном, отвергающим всякое посягательство на дальнейшее внимание с его стороны.

Дагни услышала пощелкивание переключателей, какое-то жужжанье, несколько гудков, потом ясный мужской голос:

— Алло?

Это был Хэнк Риарден.

Дагни уставилась на трубку, будто на дуло пистолета, чувствуя себя в ловушке, теряя способность дышать.

— Алло?! — настойчиво повторил Риарден.

— Хэнк, это ты?

Она услышала негромкий звук, скорее, вздох или стон, потом долгое, пустое потрескивание в трубке.

— Хэнк!

Ответа не было.

— Хэнк!!! — в ужасе закричала Дагни.

Ей показалось, что она слышит прерывистое дыхание, потом раздался шепот — не вопрос, а утверждение, в котором звучало все:

— Дагни…

— Хэнк, извини — о, дорогой, извини! — ты не знал?

— Где ты, Дагни?

— У тебя все хорошо?

— Конечно.

— Ты не знал, что я вернулась… что жива?

— Нет… Не знал.

— О, Господи, извини, что позвонила, я…

— О чем ты говоришь? Где ты, Дагни?

— В Нью-Йорке. Ты не слышал об этом по радио?

— Нет. Я только что вошел.

— Тебе не передали сообщение, чтобы ты позвонил мисс Айвз?

— Нет.

— У тебя все хорошо?

— Теперь? — она услышала негромкий, мягкий смешок. Сдержанный смех, отзвук юности, усиливающийся в его голосе с каждым словом. — Когда ты вернулась?

— Сегодня утром.

— Дагни, где ты была?

Она ответила не сразу:

— Мой самолет разбился. В Скалистых горах. Меня подобрали какие-то люди, они помогли мне, но я не могла ни с кем связаться.

Смех смолк:

— Так скверно?

— О… катастрофа? Нет, ничего. Я почти не пострадала. Серьезных повреждений не было.

— Тогда почему не могла связаться?

— Там не было… никаких средств связи.

— Почему не возвращалась так долго?

— Я… сейчас не могу ответить.

— Дагни, ты была в опасности?

В задумчиво-мучительном тоне ее голоса прозвучало что-то похожее на сожаление, когда она ответила:

— Нет.

— Тебя держали там как пленницу?

— Нет, я бы не сказала.

— Значит, ты могла вернуться раньше, но не вернулась?

— Это так, но больше ничего сказать не могу.

— Где ты была, Дагни?

— Может, не будем говорить об этом сейчас? Давай подождем до встречи.

— Хорошо. Ни о чем спрашивать не буду. Только скажи: сейчас ты в безопасности?

— В безопасности? Да.

— Я имею в виду, не страдаешь от серьезных повреждений или последствий?

Она ответила с той же интонацией невеселой улыбки:

— Хэнк, повреждений у меня нет. Насчет последствий, не знаю.

— Вечером все еще будешь в Нью-Йорке?

— Да, конечно. Я… вернулась навсегда.

— Правда?

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Не знаю. Видимо, слишком привык к тому, что… что никак не могу найти тебя.

— Я вернулась.

— Да. Увидимся через несколько часов. — Риарден умолк, словно сам не мог поверить в это. — Через несколько часов, — твердо повторил он.

— Я буду здесь.

— Дагни.

— Что?

Риарден негромко засмеялся.

— Нет, ничего. Просто я хотел еще услышать твой голос. Прости. Говорить сейчас я ничего не хочу.

— Хэнк, я…

— Когда увидимся, дорогая. До встречи.

Дагни стояла, глядя на умолкшую трубку. Впервые после возвращения она испытывала мучительную боль, но это будило в ней жизнь, потому что стоило того.

Она позвонила своей секретарше в «Таггерт Трансконтинентал» и лаконично сказала, что будет в кабинете через полчаса.

Статуя Натаниэла Таггерта была олицетворением реальности; Дагни стояла, глядя на нее в вестибюле Терминала. Ей казалось, что они одни в огромном, гулком храме среди туманных очертаний бесформенных призраков, вьющихся вокруг них и исчезающих. Она стояла неподвижно, глядя на статую, словно в святую минуту посвящения. «Я вернулась», — это было все, что ей хотелось произнести.

«Дагни Таггерт» — было по-прежнему написано на двери ее кабинета. Выражение лиц ее сотрудников, когда она появилась в холле, было таким, как у тонущих при виде спасительной веревки. Она увидела Эдди Уиллерса, стоявшего у письменного стола за стеклянной перегородкой; перед ним был какой-то человек. Эдди рванулся было к ней, но остановился; он производил впечатление заключенного. Дагни поприветствовала взглядом всех по очереди, улыбаясь мягко, как обреченным детям, потом пошла к столу Уиллерса.

Эдди наблюдал за тем, как она приближается, словно не видя больше ничего, однако его напряженная поза говорила о том, что он слушает стоящего перед ним человека.

— Тяга? — говорил этот человек, голос его был грубым, отрывистым и вместе с тем гнусавым, назойливым. — с ней нет никаких проблем. Просто отмените…

— Привет, — негромко сказал Эдди, слегка улыбаясь, словно далекому видению.