Марк Твен - Том 10. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1863-1893. Страница 36

В громадном зале суда воцарилась торжественная тишина, тишина столь глубокая, что можно было услышать, как бьется собственное сердце. Затем принцесса, во взоре которой сверкала ненависть, медленно повернулась к Конраду и, указывая на него пальцем, произнесла:

– Этот человек – ты!

Страшное сознание полной своей беспомощности и нависшей над ним ужасной опасности сковало сердце Конрада холодом, словно ледяная рука смерти коснулась его. Какая сила на земле может его спасти? Чтобы опровергнуть это обвинение, он должен открыть, что он женщина, а для некоронованной женщины прикосновение к герцогскому трону каралось смертью! В одно и то же мгновение он и его жестокий старик отец, потеряв сознание, упали на землю.

Окончания этой потрясающей и полной драматических событий истории нельзя отыскать ни в этой, ни в другой книге, ни сейчас, ни в будущем.

По правде говоря, я завел моего героя (или героиню) в такое безвыходное и запутанное положение, что сам не знаю, как теперь с ним (или с нею) быть, а поэтому умываю руки и предоставляю ему (или ей) самостоятельно отыскать выход или оставаться в том же положении. Я надеялся, что выпутаться из этого небольшого затруднения довольно легко, но оказалось, что это далеко не так.

ЗАГАДОЧНЫЙ ВИЗИТ

Первым, кто меня почтил вниманием вскоре после того, как я здесь обосновался, был джентльмен, назвавшийся экспертом, имеющим отношение к департаменту внутренних сборов. Я сказал, что никогда не слышал о такой отрасли коммерции, но тем не менее очень рад с ним познакомиться. Нe угодно ли присесть? Он сел. Я не знал, с чего начать разговор, хотя и сознавал, что человек, достигший почетного положения домовладельца, обязан быть светски непринужденным, разговорчивым и общительным. Поэтому, за неимением лучшего, я спросил, не собирается ли он открыть свое дело в наших краях.

Он ответил утвердительно. (Мне страшно не хотелось выказывать свою неосведомленность, и я надеялся, что в ходе беседы незнакомец сам упомянет, чем он торгует.)

—— Как дела? — рискнул я спросить.

—— Так себе, — ответил он.

Тут я пообещал, что мы с женой заглянем к нему и, если останемся довольны, то он может считать нас своими постоянными клиентами.

Он выразил надежду, что его заведение нам понравится: еще не было случая, чтобы кто—нибудь после знакомства с ним захотел бы иметь дело с другими представителями его профессии.

Это прозвучало довольно нескромно, но, если пренебречь такой вполне естественной слабостью, свойственной каждому из нас, то он показался мне человеком порядочным.

Уж не знаю, как это получилось, но мало—помалу лед растаял, мы нашли общий язык, и дальше все пошло как по маслу.

Мы говорили, говорили и говорили, — главным образом я, и хохотали, хохотали, хохотали,—главным образом он. Но я ни на минуту не терял головы, нет, — я включил свой природный ум «на полный ход», как говорят машинисты. Вопреки его туманным ответам, я решил непременно выяснить, чем он торгует, выудить из него все, но так, чтобы он этого не заметил. Я хотел весьма хитроумно заманить его в ловушку: сперва я сам расскажу ему о своих делах, и, конечно, этот порыв доверия с моей стороны так его расположит ко мне, что он в свою очередь, забыв осторожность, поведает о себе, даже не подозревая, что мне только того и надо. «Сынок, — подумал я, — знал бы ты, к какой старой лисе угодил в лапы».

Угадайте—ка, — сказал я, —сколько я заработал а прошлый год чтением лекций!

Нет... ну откуда же... Гм! Погодите... Ну, скажем, тысячи две? Нет, нет... Право же, вы не могли с только заработать! Скажем, тысячу семьсот?

— Ха—ха! Так и знал — не угадаете. За прошлую весну и эту зиму я заработал публичными лекциями четырнадцать тысяч семьсот пятьдесят долларов. Ну, каково?

Поразительно! Просто поразительно! Мне это надо учесть... И вы говорите, это еще не все?

—— Все? Бог ты мой! А газета «Ежедневный Боевой Клич»? За четыре месяца — около... около... скажем... восемь тысяч долларов! Как вам это нравится?

—— Нравится! Да я бы сам не прочь поплавать в таком океане долларов. Восемь тысяч! Тоже надо учесть... Послушайте, и помимо всего прочего, как я понял, у вас имелись еще и другие доходы?

— Ха—ха—ха! Да вы еще, так сказать, бродите по задворкам! А моя книга «Простаки за границей»? От трех с половиной до пяти долларов за экземпляр, в зависимости от переплета. Слушайте! Смотрите мне в глаза! За последние четыре с половиной месяца, помимо проданных ранее, — только за четыре с половиной месяца! — разошлось девяносто пять тысяч экземпляров. Девяносто пять тысяч! Только подумайте! В среднем, скажем, по четыре доллара за книгу, стало быть четыреста тысяч долларов, любезнейший. А я получаю половину.

— Святые спасители! Я должен это учесть... Четырнадцать... семь... пятьдесят... восемь... двести... В итоге ручаюсь, общая сумма двести тринадцать или двести четырнадцать тысяч долларов. Неужели это мыслимо?

— Мыслимо?! Если я и ошибся, то лишь преуменьшив свои заработки. Двести четырнадцать тысяч наличными — вот мой чистый годовой доход, если я не разучился считать.

Мой гость поднялся, собираясь откланяться. И вдруг мне в голову пришла неприятная мысль: а что, если я распинался перед ним зря да еще приукрашивал сноп успехи, польщенный его изумлением? Но нет! В последнюю минуту этот джентльмен вручил мне конверт и сказал, что в нем находится проспект, ознакомившись с которым, я получу представление о роде его занятий. Он просто счастлив иметь меня своим постоянным клиентом, он будет гордиться тем, что среди его клиентов есть человек с таким огромным доходом. Прежде он полагал, что в нашем городе живет немало богачей, но как только они оказывались его клиентами, выяснялось, что они едва сводят концы с концами. И вот после стольких томительных лет ожидания ему наконец довелось воочию видеть богатого человека, беседовать с ним, прикасаться к нему, — и теперь он просто не может не заключить меня в объятия и счел бы на великую любезность, если бы я ему это позволил.

Я был так польщен, что тут же, без всякого сопротивления, позволил этому простаку обнять меня и уронить несколько слез умиления на мой воротник. Потом он ушел.

После его ухода я сейчас же вскрыл конверт. Несколько минут я внимательно изучал проспект. Потом позвал кухарку и сказал:

— Держите меня, сейчас я упаду в обморок! А Мария пусть переворачивает оладьи, чтобы не сгорели.

Придя в себя, я тотчас приказал сходить на угол в трактир и ангажировать — с недельной оплатой — маэстро, который бы проклинал этого типа по ночам, а когда я выдохнусь—сменял бы меня и днем.

Нет, каков прохвост! Его «проспект» оказался не чем иным, как омерзительной налоговой декларацией— целой серией наглейших вопросов о моих сугубо личных делах (на четырех листах большого формата, заполненных мелким шрифтом), — и, должен заметить, вопросов столь каверзных, что самый мудрый старец на свете не уразумел бы, где тут подвох. Вопросы эти были составлены с таким расчетом, чтобы вынудить человека чуть ли не вчетверо преувеличить свои доходы из боязни преуменьшить их и тем самым свершить клятвопреступление. Я пробовал найти лазейку, но ее не было.

Первый вопрос был настолько емким и всеобъемлющим, что накрывал меня вместе с моими доходами, как зонт муравьиную кучу:

«Какова сумма вашего дохода за последний год от любого вида торговли, дела или занятия, независимо от вашего местожительства?»

Этот вопрос подкреплялся чертовой дюжиной других столь же въедливых вопросов, самые скромные из которых требовали ответа: не совершил ли я кражи со взломом, разбоя на большой дороге, не получил ли и путем поджога и других тайных средств обогащения какой—нибудь собственности, не упомянутой в ответе на вопрос № 1.

Было ясно, что этот человек предоставил мне полную возможность оказаться в дураках. Да, это было совершенно ясно. Я пошел и нанял второго маэстро. Играя на моем честолюбии, незнакомец вынудил меня заявить, что мой годовой заработок составляет двести четырнадцать тысяч долларов. Единственным утешением для меня был пункт, согласно которому доход в пределах одной тысячи долларов не облагается налогом,— но что это — капля в море! Итак, я должен был отдать государству пять процентов своего дохода, то есть десять тысяч шестьсот пятьдесят долларов подоходного налога!

(Здесь я кстати замечу, что я этого не сделал.)

Я знаком с очень богатым человеком, дом у него — дворец, стол королевский, траты огромны, — и все же, судя по его налоговым декларациям, этот богач не имеет никаких доходов. К нему—то и обратился я за советом, попав в беду... Он просмотрел чудовищный перечень моих доходов, надел очки, взял перо и... гоп—ля!—я стал нищим. Впервые видел я такой ловкий фокус. Просто он хитроумно обошелся с графой «Скидки». Он написал, что мои налоги — в пользу штата, федеральный и муниципальный — составляют столько—то; мои «убытки при кораблекрушении, пожаре и пр.» —столько—то; убытки «при продаже недвижимости»— столько—то; при «продаже домашнего скота» — столько—то; «па уплату аренды» ушло столько—то; на «ремонт, переделки, уплату процентов», «взимавшиеся ранее налоги в бытность мою на службе в американской армии, флоте, налоговом ведомстве» и прочие... Он произвел поразительные «скидки» по каждому, буквально по каждому из этих пунктов. Когда он протянул этот лист мне, я с первого же взгляда увидел, что мой чистый годовой доход составляет тысячу двести пятьдесят долларов и сорок центов.