Шарлотта Бронте - Эмма Браун Страница 37

– Уволь меня от этого твоего «конечно». Я прекрасно знаю, что я не тот человек, за которого тебе хотелось бы выйти замуж. Тебе хотелось иметь молодого, красивого и утонченного мужа. Однако любая женщина может со временем полюбить своего супруга, если он к ней хорошо относится. Я в этом не сомневаюсь! Я пообещал твоему отцу, что стану достойным твоей любви. Я знаю, что мне особенно нечего тебе предложить, но все, что у меня есть, – это твое.

Я отвернулась, чтобы он не увидел моих слез. Я всегда считала своего мужа человеком практичным и расчетливым, однако его безграничная доброта тронула меня до глубины души.

Этот огромный дом впитывал в себя часть его доброты. Хотя я все еще оплакивала потерю своего ребенка, но вскоре мысли об этом отошли на второй план. Мои сестры остались без матери, а отец был уставшим и измученным жизнью человеком. С тех пор как они переселились в наш дом, я посвятила свою жизнь заботам о них. Альберт, похоже, ничего не имел против этого. Он относился к моим сестрам так, как относился бы к своим собственным детям, и они просто обожали его. Он всегда с радостью играл с ними и никогда не делал замечаний, когда на дорогом деревянном полу или красивой мебели замечал следы их грязных ботинок или липких рук. Мой отец всегда любил его и считал человеком честным и простым. Они подолгу и с удовольствием беседовали, обсуждая деловые вопросы.

Так я стала счастливой и любящей женой для человека, которого раньше считала не совсем достойным себя. Я даже полюбила все его маленькие причуды и странности (но у него все же хватало мудрости, и в самых ответственных делах он всегда следовал моим советам). Со временем он стал казаться мне таким же милым и уютным, как мои любимые домашние тапочки. Его простодушная болтовня напоминала тихое урчание ручейка. Теперь я знала, что только с годами мы начинаем осознавать, насколько мудры все эти прописные истины, которые в молодости кажутся нам жестокими и отвратительными.

Что же касается этого странного союза двух разнополых людей, который мы называем браком, то я, как и многие другие женщины, с годами стала считать себя знатоком этом вопросе. Привычка, привязанность и преданность – вот что составляет его прочную ткань. Ну а страсть – это только вышивка, украшение на этой ткани. Требуется огромная доля здравого смысла, недюжинные организаторские способности и достаточная смелость для того, чтобы этот союз не распался, поэтому скрепить его может скорее глубочайшая любовь и нежность, чем самая сильная страсть, которая, как известно, быстро проходит.

Думаю, что для сложного организма брачного союза больше подходит умеренный климат, а в условиях знойных тропических страстей он может просто задохнуться. Всепоглощающая страсть, объединяющая супругов в одно целое, вытесняет из их сердец любовь к родным и друзьям, сострадание к плачущим детям, хромым собакам и бездомным кошкам, которые приходят к порогу их дома, чтобы погреться у очага.

Жизненная мудрость говорит о том, что страсть не может согреть. Она может только сжечь дотла. Любил ли меня Финч так же сильно, как любила его я? Если любил, тогда почему же он не разыскал меня? А те счастливцы, чьи признания в вечной любви нашли отклик в сердцах любимых ими людей, как долго могут жить их чувства? Может ли их любовь длиться так же долго, как и их семейный союз? Если любовь уходит, то что же тогда остается? Безразличие? Отвращение? Я позволю себе усомниться в том, что мужчина способен хранить свои чувства вечно. Что же касается женщины, то помоги ей, Господи, перенести эту муку – жить дальше, сохранив в сердце свою страстную любовь, человеком, чьи чувства уже угасли.

Надеюсь, что мне удалось вас в этом убедить. Или я очень хотела убедить в этом саму себя? Очень скоро мы это выясним.

С тех пор как к нам переехала моя семья, у меня уже не было времени на то, чтобы пребывать в мечтательной задумчивости или изводить себя сентиментальной жалостью к себе самой. Теперь у меня был настоящий дом и настоящая семья, и я всю себя без остатка посвятила домашним заботам и хлопотам. Время от времени я выглядывала из своего убежища и радовалась тому, что оно простирается так далеко, насколько может видеть глаз. Мой дом был теплым и надежным, а сад – тихим и уединенным. Окруженная всеми этими благами, я никогда не осмеливалась уезжать далеко от своего дома, потому что наконец поняла, что мне нужно в этой жизни. Мне нужен был покой.

Однако все наши печали живут вместе с нами. Мои печали надежно прятались до тех пор, пока дом был полон людей, а потом они осторожно выползли из своего убежища. Мои сестры получили хорошее образование, за которое, конечно же, заплатил мистер Челфонт, вышли замуж и покинули наш дом. Мой отец прожил со мной приблизительно десять лет до того, как не стало моего мужа, и еще пять лет после его смерти.

Альберт умер, выполняя благое дело. Как-то раз холодной зимней ночью в наш дом постучал сосед с больным ребенком на руках. Мой муж сам лежал в постели – у него был сильный грипп. Но, тем не менее, он настоял на том, что сам отвезет этого ребенка в больницу на своей двуколке. Такой уж он был человек. Это доброе дело закончилось тем, что он заболел воспалением легких. Альберт всегда был крепким и бодрым человеком, и я была уверена, что он сможет побороть болезнь. Однако на сей раз он предстал перед самым суровым судьей: перед ним ему нужно будет держать ответ за каждый свой шаг. В поразительно короткое время мой муж, этот могучий источник жизненной энергии, иссяк. Альберт испустил короткий вздох и похлопал меня по руке. Он даже не мог говорить, чтобы попрощаться со мной. Я держала его за руку до тех пор, пока она не стала мертвенно-холодной. Я не могла поверить в то, что ветер и снег могут превратить крепкого и выносливого бакалейщика лишь в смутное воспоминание, а меня – в добровольную отшельницу.

Но давайте посмотрим на все это спокойно и беспристрастно. Вмешались силы небесные, и жизнь, такая бурная жизнь моего мужа прекратилась. Мои мечты развеялись как дым. Конечно, мои юношеские надежды на счастье были вдребезги разбиты известием о смерти Финча, но все-таки я (естественно, после того как закончится мой траур) еще надеялась на то, что в будущем смогу быть счастливой. И вот новый удар судьбы. И этот удар называется горем.

Мы с Альбертом свили свое гнездо, вырастили наших птенцов и многому друг у друга научились. Мы утешали друг друга в горе. Он любил меня терпеливо и снисходительно, и любовь эта не знала границ. Человек, которого я когда-то считала простым и ничем не примечательным, оказался одним из самых лучших созданий господних. Он всегда радовался жизни и этой своей радостью заражал других. На улице, уже после его смерти, меня часто останавливали бедные люди и рассказывали о том, что в трудные для них времена он даже прощал им долги. Я еще долго оглядывалась по сторонам, как бы ища его поддержки и одобрения, пока наконец не поняла, что лишилась их навсегда. В свое время я долго не могла привыкнуть к тому, что стала женой, но намного дольше я привыкала к этому ужасному слову – вдова.

Мой дом снова опустел, и ко мне вернулись все мои прежние печали. Самой горькой из них, конечно, было воспоминание о нашем с Альбертом ребенке, который так и не появился на этот свет.

Теперь вы понимаете, какие радостные надежды возродились во мне, когда у меня поселился (пусть даже на очень короткое время) этот странный и не по годам серьезный маленький подкидыш, который совершенно неожиданно появился в моем доме и так же неожиданно исчез, словно растворился в морозном зимнем воздухе.

Глава 16

Однако твердые тела, как известно, не растворяются в воздухе. Хрупкая маленькая девочка упорно шла по направлению к Фашиа Лодж. Она остановилась возле церкви, чтобы вознести молитву Господу, а потом прошла на кладбище, где остановилась возле одной из могил, чтобы поговорить с тем, кто в ней покоился.

– Вы были простым человеком, Альберт Челфонт. Наверное, я могла бы поговорить с вами. Вы были отцом чужим детям. Вы могли бы и мне стать отцом, – произнесла она. Несмотря на странные обстоятельства ее жизни, она, как и все дети, хотела иметь отца, мать и дом – надежный фундамент своей будущей взрослой жизни.

Если бы тот, к кому она обращалась, мог бы ей ответить, то он, наверное, сказал бы следующее: «Иди домой, девочка. Тебе нужно попарить ноги в горчице». Или он мог бы сказать: «Дорогу осилит идущий». Вот и она, несмотря ни на что, продолжила свой путь. Подойдя к школе, она немного постояла, положив руку на ворота. Ах, если бы то небольшое послание, которое она несла, могло бы избавить ее от прошлого! Если бы кто-нибудь увидел ее в этот момент, то непременно запомнил бы ее встревоженное лицо и тот глубокий вздох, который она испустила, прежде чем снова пуститься в путь. Она медленно брела, пока наконец не вышла на дорогу, ведущую из города.