Герман Вук - Городской мальчик Страница 38

В то роковое утро ребят, разбуженных сигналом горна, встретило ослепительное солнце. Ни клочка белой влаги на небе. Испустив дружный стон, обитатели лагеря начали готовиться к встрече с неприятелем. Хижины были вычищены, как армейские казармы перед смотром; все достали из чемоданов праздничную форму; средних и младших воспитанников заставили цепью прочесать всю территорию и собрать мусор до последней бумажки. Обычно убогий лагерь никогда не выглядел таким опрятным, как в день приезда пенобскотовцев. (То же самое происходило и в лагере «Пенобскот», когда там ожидали гостей из «Маниту».)

Несколько раз, в надежде на чудо, справлялись о состоянии Йиши Гейблсона, однако вскоре стало известно, что бедолага провел бессонную ночь, отчаянно чесался и прочитал целых три книжки про Тарзана. С этой стороны ждать спасения не приходилось.

Ровно в десять заиграл горн. Мальчики замерли по стойке «смирно» перед своими хижинами, и по Общей улице прошагала орда пенобскотовцев, одетых в ненавистную серо-зеленую форму, со множеством флагов, лихо запевая бодрый марш, который начинался словами: «По горам, по долам, воздух с пылью пополам, наш «Пенобскот» шагает вперед». Враги остановились в конце Общей улицы и допели песню. Дядя Сэнди дал пронзительный свисток, и строй «Маниту» грянул свой марш:

Бульдог, бульдог, гав-гав-гав,«Маниту».Не страшна нам любая преграда, ату!Бульдог, бульдог, гав-гав-гав… —

и так далее. Этот гимн достался в наследство еще от первого старшего вожатого, дяди Йеля, выпускника, сами понимаете, Йельского университета, ныне тянувшего юридическую лямку вдалеке от Беркширских гор. Когда Герби впервые услыхал песню, его озадачило частое упоминание бульдогов, однако все, казалось, усматривают в этом некий смысл, и он решил не обнаруживать своего невежества. Вскоре он, подобно остальным, начал принимать содержание гимна как должное и даже близкое и родное.

Но никогда еще Герберту не приходилось слышать такого исполнения «Бульдога», как в тот день. Он что есть мочи орал песню, и восторг окатывал его волна за волной. Герби покосился на Теда и увидел, что циничный гусененавистник тоже вкладывает в песню всю Душу, его худое лицо пылает страстью, большой рот усердно работает, глаза наполнены влагой и блестят. Бедняга Тед! Мальчишескому сердцу свойственно изливать любовь на знакомые предметы. А что было ему любить на протяжении шести долгих летних сезонов, кроме лагеря «Маниту»?

Пенобскотовцы промаршировали на лучшее бейсбольное поле, которое к их приезду заново разровняли, постригли и разметили белилами, а следом за ними – вся Гауссова команда: от малышей до самых старших. Вскоре противник разместился на скамейках вдоль линии первой базы, а зрители «Маниту» растянулись вдоль дорожки на третью базу. Тут в стороне послышались нежные голоса, поющие «По горам, по долам», и на стадион выплыла колонна девочек, одетых нарядно, как на богослужение, и под звуки марша «Пенобскота» лукаво постреливающих глазками в незнакомцев. Все сочли, что это очень мило, – кроме глядевших исподлобья мальчиков «Маниту». По их рядам шепотом прокатилась весть, что тетя Тилли «втюрилась» в старшего вожатого «Пенобскота» дядю Силача, высоченного, очень загорелого блондина с вытянутым подбородком. И в самом деле, в сверкающем белизной платье тетя Тилли казалась, против обыкновения, стройной, а ее веснушки были таинственным образом скрыты. Мальчики хоть и несведущи были в делах косметики и затягивания корсетов, но к разительной перемене отнеслись с подозрением. А когда тетя Тилли со счастливой улыбкой пожала руку дяде Силачу, ее заклеймили как малодушную предательницу и со стороны третьей базы донеслись обидные выкрики.

Девочек «Маниту» усадили рядом с пенобскотовцами. Герби не видел своей сестры, зато он и Люсиль оказались в первых рядах. Нелегко посылать страстные взгляды на ширину бейсбольного поля, но Герби старался изо всех сил, и хотя он не мог различить милые черты, однако видел, что и ему отвечают взглядом и улыбкой. Не такой уж плохой, подумалось мальчику, может выдаться день.

Команда «Маниту» вышла на поле под бодрое «Хрю-хрю, гав-гав», тон которому задавал дядя Ирланд. Все игроки были из старших и самых старших, за исключением шортстопа Ленни Кригера. Хотя Ленни был крупным для своих лет, в этой компании он выглядел недомерком; да и не поставили бы его на игру, не искупайся Йиши Гейблсон в ядовитой сумахе. Ленни занял место шортстопа Боя Кайзера, а тот встал подающим вместо Йиши. Появление Ленни, бегущего трусцой на свой участок поля, вызвало множество скептических замечаний, мол, что за малолеток затесался среди пятнадцатилетних молодцов, однако во время короткой разминки перед игрой мальчик показал, что не лыком шит. Приятно было посмотреть, как быстро и точно бросает он мяч, как ловко ловит его на бегу. Ленни явно расположил к себе зрителей. Болельщики «Пенобскота» приятно поразили хозяев, издав в честь Ленни свой традиционный клич: «Жми-дави, жми-дави!» Девочки под управлением самой тети Тилли тотчас подхватили инициативу, пропев:

Клубника, черника, крапива, лебеда,П-О-Б-Е-Д-А,Наша будет? Как всегда.Ленни! Ленни! Да, да, да!

После этого мальчикам ничего не оставалось, как выдать в честь Ленни «Хрю-хрю, гав-гав». Ленни скромными кивками поблагодарил за столь необыкновенные почести и продолжал хладнокровно разминаться. Никогда еще Ленни не вызывал такого сочувствия, как теперь, оказавшись в роли мальчика для битья. Герби готов был простить ему все многолетние обиды, если б только тот помог выиграть матч.

Но, как ни безупречно играл малолеток, а вскоре стало ясно, что «Маниту» дорого обойдется страсть Йиши Гейблсона к ежевике. Бой Кайзер подавал мячи игрокам «Пенобскота», точно для тренировки. Те били, били и били, а вылетали, только когда аутфилдерам везло и они ловили дальние мячи. К концу четвертой серии подач счет был 17:2 в пользу «Пенобскота». Над залитым солнцем полем нависла тишина, прерываемая лишь радостными вскриками кучки вражеских болельщиков. Боя Кайзера заменили первым бейсменом Гучем Лефко, который раньше никогда не играл на месте подающего, и ребята «Маниту» поставили на игре крест.

Вдруг нежданно-негаданно шевельнулась надежда. Гуч выбил из игры двух потерявших бдительность отбивающих «Пенобскота», а третий вылетел после перехвата дальнего мяча. Настал черед «Маниту» принимать подачи, и команда, подстрекаемая отчаянным, как вопль утопающего, «Хрю-хрю, гав-гав», обрушила град мощных ударов. Перед последней перебежкой, при полных базах, малорослый Ленни отбил мяч до самых теннисных кортов. Тут поднялся настоящий поросячий визг, судя по которому в тот миг Ленни имел возможность взять в жены любую из женской половины «Маниту», будь то воспитанница или вожатая, за исключением, пожалуй, тети Тилли. Бурная серия закончилась со счетом 17:11. Когда Ленни возвращался трусцой на место шорт-стопа, Герби, вне себя от радости, подбежал, пританцовывая, к третьей базе и закричал: «Давай, Ленни! Ты их в одиночку обыграешь! За нашенскую улицу Гомера!» Ленни помахал ему и ухмыльнулся, и Герби был так горд, будто получил письмо от президента.

Но этот взлет оказался последним. Игроки «Пенобскота» выбили Гуча Лефко с места подающего, а вереница удручающих замен не остановила их натиска. У хозяев поля опустились руки. Скоро они помышляли только о финальном свистке. В отличие от менее изощренных способов мериться силами, вроде войны и бокса, которые можно остановить, если одна из сторон разбита наголову, правила бейсбола требуют, что бы ни случилось, довести ритуал из девяти серий до конца. При невероятном счете 41:11, когда матч грозил захватить обеденный перерыв, пенобскотовцы увенчали разгром команды «Маниту» еще одним унизительным жестом: выпустили на поле своих болельщиков. Но и тут сломленная команда «Маниту» умудрилась проиграть еще два очка. Итак, вышеописанное состязание вошло в историю лагеря несмываемым пятном на штандартах Гауссова воинства при счете 43:12.

Этот сокрушительный удар, однако, неожиданным образом тотчас удалось смягчить.

По установившемуся обычаю, команды и зрители строем шли с бейсбольного поля в столовую, а впереди ехал верхом старший вожатый «Маниту». В этом году из-за Умного Сэма возникли технические осложнения.

После двух дуэлей с конем дядя Сэнди прямо сказал мистеру Гауссу, что в седло не сядет. И дело тут не в его упрямстве, признался под нажимом дядя Сэнди, а в лошадином. Но уж больно не хотелось хозяину лагеря, чтобы гости подумали, будто в «Маниту» безлошадный сезон. Решили, что Клифф проскачет до бейсбольного поля и обратно, если у Умного Сэма не будет возражений насчет традиционной серо-зеленой попоны с надписью: «Добро пожаловать, «Пенобскот»!» Как выяснилось, конь относился к попоне с философским безразличием.