Эрнест Хемингуэй - Прощай, оружие! Страница 4

– Хорошо время провели?

Его товарищи тоже заухмылялись.

– Неплохо, – сказал я. – А что с этой машиной?

– Никуда она не годится. То одно, то другое.

– Сейчас в чем дело?

– Поршневые кольца менять надо.

Я оставил их у машины, которая казалась обобранной и униженной, оттого что мотор был открыт и части выложены на подножку, а сам вошел под навес и одну за другой осмотрел все машины. Я нашел их сравнительно чистыми, одни были только что вымыты, другие уже слегка запылились. Я внимательно оглядел шины, ища порезов или царапин от камней. Казалось, все в полном порядке. Ничто, по-видимому, не менялось от того, здесь ли я и наблюдаю за всем сам или же нет. Я воображал, что состояние машин, возможность доставать те или иные части, бесперебойная эвакуация больных и раненых с перевязочных пунктов в горах, доставка их на распределительный пункт и затем размещение по госпиталям, указанным в документах, в значительной степени зависят от меня. Но, по-видимому, здесь я или нет, не имело значения.

– Были какие-нибудь затруднения с частями? – спросил я старшего механика.

– Нет.

– Где теперь склад горючего?

– Все там же.

– Прекрасно, – сказал я, вернулся в дом и выпил еще одну чашку кофе в офицерской столовой. Кофе был светло-серого цвета, сладкий от сгущенного молока. За окном было чудесное весеннее утро. Уже появилось то ощущение сухости в носу, которое предвещает, что день будет жаркий. В этот день я объезжал посты в горах и вернулся в город уже под вечер.

Дела, как видно, поправились за время моего отсутствия. Я слыхал, что скоро ожидается переход в наступление. Дивизия, которую мы обслуживали, должна была идти в атаку в верховьях реки, и майор сказал мне, чтобы я позаботился о постах на время атаки. Атакующие части должны были перейти реку повыше ущелья и рассыпаться по горному склону. Посты для машин нужно было выбрать как можно ближе к реке и держать под прикрытием. Определить для них места должна была, конечно, пехота, но считалось, что план разрабатываем мы. Это была одна из тех условностей, которые создают у вас иллюзию военной деятельности.

Я был весь в пыли и грязи и прошел в свою комнату, чтобы умыться. Ринальди сидел на кровати с английской грамматикой Хюго в руках. Он был в полной форме, на нем были черные башмаки, и волосы его блестели.

– Чудесно, – сказал он, увидя меня. – Вы пойдете со мной в гости к мисс Баркли.

– Нет.

– Да. Вы пойдете, потому что я вас прошу, и смотрите, чтобы вы ей понравились.

– Ну ладно. Дайте только привести себя в порядок.

– Умойтесь и идите как есть.

Я умылся, пригладил волосы, и мы собрались идти.

– Постойте, – сказал Ринальди, – пожалуй, не мешает выпить. – Он открыл свой сундучок и вынул бутылку.

– Только не стрега, – сказал я.

– Нет. Граппа.

– Идет.

Он налил два стакана, и мы чокнулись, отставив указательные пальцы. Граппа была очень крепкая.

– Еще по одному?

– Идет, – сказал я. Мы выпили по второму стакану граппы. Ринальди убрал бутылку, и мы спустились вниз. Было жарко идти по городу, но солнце уже садилось, и было приятно. Английский госпиталь помещался в большой вилле, выстроенной каким-то немцем перед войной. Мисс Баркли была в саду. С ней была еще одна сестра. Мы увидели за деревьями их белые форменные платья и пошли прямо к ним. Ринальди отдал честь. Я тоже отдал честь, но более сдержанно.

– Здравствуйте, – сказала мисс Баркли. – Вы, кажется, не итальянец?

– Нет.

Ринальди разговаривал с другой сестрой. Они смеялись.

– Как странно – служить в итальянской армии.

– Собственно, это ведь не армия. Это только санитарный отряд.

– А все-таки странно. Зачем вы это сделали?

– Не знаю, – сказал я. – Есть вещи, которые нельзя объяснить.

– Разве? А меня всегда учили, что таких вещей нет.

– Это очень мило.

– Мы непременно должны поддерживать такой разговор?

– Нет, – сказал я.

– Слава богу.

– Что это у вас за трость? – спросил я.

Мисс Баркли была довольно высокого роста. Она была в белом платье, которое я принял за форму сестры милосердия, блондинка с золотистой кожей и серыми глазами. Она показалась мне очень красивой. В руках у нее была тонкая ротанговая трость, нечто вроде игрушечного стека.

– Это – одного офицера, он был убит в прошлом году.

– Простите…

– Он был очень славный. Я должна была выйти за него замуж, а его убили на Сомме.

– Там была настоящая бойня.

– Вы там были?

– Нет.

– Мне рассказывали, – сказала она. – Здесь война совсем не такая. Мне прислали эту тросточку. Его мать прислала. Ее вернули с другими его вещами.

– Вы долго были помолвлены?

– Восемь лет. Мы выросли вместе.

– Почему же вы не вышли за него раньше?

– Сама не знаю, – сказала она. – Очень глупо. Это я, во всяком случае, могла для него сделать. Но я думала, что так ему будет хуже.

– Понимаю.

– Вы любили когда-нибудь?

– Нет, – сказал я.

Мы сели на скамью, и я посмотрел на нее.

– У вас красивые волосы, – сказал я.

– Вам нравятся?

– Очень.

– Я хотела отрезать их, когда он умер.

– Что вы.

– Мне хотелось что-нибудь для него сделать. Я не придавала значения таким вещам; если б он хотел, он мог бы получить все. Он мог бы получить все, что хотел, если б я только понимала. Я бы вышла за него замуж или просто так. Теперь я все это понимаю. Но тогда он собирался на войну, а я ничего не понимала.

Я молчал.

– Я тогда вообще ничего не понимала. Я думала, так для него будет хуже. Я думала, может быть, он не в силах будет перенести это. А потом его убили, и теперь все кончено.

– Кто знает.

– Да, да, – сказала она. – Теперь все кончено.

Мы оглянулись на Ринальди, который разговаривал с другой сестрой.

– Как ее зовут?

– Фергюсон. Эллен Фергюсон. Ваш друг, кажется, врач?

– Да. Он очень хороший врач.

– Как это приятно. Так редко встречаешь хорошего врача в прифронтовой полосе. Ведь это прифронтовая полоса, правда?

– Конечно.

– Дурацкий фронт, – сказала она. – Но здесь очень красиво. Что, наступление будет?

– Да.

– Тогда у нас будет работа. Сейчас никакой работы нет.

– Вы давно работаете сестрой?

– С конца пятнадцатого года. Я пошла тогда же, когда и он. Помню, я все носилась с глупой мыслью, что он попадет в тот госпиталь, где я работала. Раненный сабельным ударом, с повязкой вокруг головы. Или с простреленным плечом. Что-нибудь романтическое.

– Здесь самый романтический фронт, – сказал я.

– Да, – сказала она. – Люди не представляют, что такое война во Франции. Если б они представляли, это не могло бы продолжаться. Он не был ранен сабельным ударом. Его разорвало на куски.

Я молчал.

– Вы думаете, это будет продолжаться вечно?

– Нет.

– А что же произойдет?

– Сорвется где-нибудь.

– Мы сорвемся. Мы сорвемся во Франции. Нельзя устраивать такие вещи, как на Сомме, и не сорваться.

– Здесь не сорвется, – сказал я.

– Вы думаете?

– Да. Прошлое лето все шло очень удачно.

– Может сорваться, – сказала она. – Всюду может сорваться.

– И у немцев тоже.

– Нет, – сказала она. – Не думаю.

Мы подошли к Ринальди и мисс Фергюсон.

– Вы любите Италию? – спрашивал Ринальди мисс Фергюсон по-английски.

– Здесь недурно.

– Не понимаю. – Ринальди покачал головой.

– Abbastanza bene[5], – перевел я. Он покачал головой.

– Это не хорошо. Вы любите Англию?

– Не очень. Я, видите ли, шотландка.

Ринальди вопросительно посмотрел на меня.

– Она шотландка, и поэтому больше Англии любит Шотландию, – сказал я по-итальянски.

– Но Шотландия – это ведь Англия.

Я перевел мисс Фергюсон его слова.

– Pas encore[6], – сказала мисс Фергюсон.

– Еще нет?

– И никогда не будет. Мы не любим англичан.

– Не любите англичан? Не любите мисс Баркли?

– Ну, это совсем другое. Нельзя понимать так буквально.

Немного погодя мы простились и ушли. По дороге домой Ринальди сказал:

– Вы понравились мисс Баркли больше, чем я. Это ясно, как день. Но та шотландка тоже очень мила.

– Очень, – сказал я. Я не обратил на нее внимания. – Она вам нравится?

– Нет, – сказал Ринальди.

Глава пятая

На следующий день я снова пошел к мисс Баркли. Ее не было в саду, и я свернул к боковому входу виллы, куда подъезжали санитарные машины. Войдя, я увидел старшую сестру госпиталя, которая сказала мне, что мисс Баркли на дежурстве.

– Война, знаете ли.

Я сказал, что знаю.

– Вы тот самый американец, который служит в итальянской армии? – спросила она.