Френсис Фицджеральд - Больше чем просто дом (сборник) Страница 4

Через двое суток они в сопровождении американского вице-консула явились на прием к префекту полиции Будапешта. Префект затараторил по-венгерски, обращаясь исключительно к вице-консулу, и тот вкратце передал суть: Блэры опоздали.

— Где же их теперь искать?

— Он не знает. Ему было приказано их выдворить, и вчера вечером они уехали.

Внезапно префект черкнул какую-то записку и с резким замечанием сунул ее вице-консулу.

— Он говорит: наведайтесь вот сюда.

Бреворт заглянул в листок:

— Штурмдорп… это где же?

Очередная быстрая тирада по-венгерски:

— Отсюда пять часов по местной узкоколейке; поезд ходит по вторникам и пятницам. Сегодня суббота.

— В гостинице мы наймем автомобиль, — сказал Бреворт.

Поужинав, они отправились в путь. Поездка по ухабам неподвижной Венгерской равнины, да еще в потемках, оказалась не из приятных. В первый раз Олив пробудилась от тревожной дремоты, когда Бреворт с водителем меняли колесо; потом — когда машина затормозила у мутной речки, за которой светились редкие огни какого-то городка. В машину заглянули двое солдат в незнакомой форме; за мостом начиналась узкая извилистая главная дорога, которая вела к единственной гостинице Штурмдорпа; лишь с первыми петухами Олив и Бреворт свалились на убогие койки.

Наутро к Олив пришла внезапная уверенность, что они близки к цели, но вместе с тем вернулось давнее чувство беспомощности перед лицом своеволия кузины; на нее нахлынуло долгое прошлое, где царила Эмили, и приезд в эти края уже стал казаться почти наглостью. Однако при виде решимости Бреворта она тут же опомнилась и вместе с мужем смело спустилась в холл, где они разыскали одного из хозяев, который говорил почти как американец — до войны он жил в Чикаго.

— Здесь уже не Венгрия, — объяснил он. — Вы пересекли границу Чешско-Ганзейского княжества. Государство у нас маленькое, всего два города — наш и столица. Американцам виза не нужна.

«Потому-то, наверное, их сюда и занесло», — подумала Олив.

— Очевидно, вы располагаете сведениями об иностранцах? — спросил Бреворт. — Мы разыскиваем одну американку…

И он описал Эмили, ни словом не упомянув ее возможного спутника; хозяин почему-то изменился в лице.

— Ваши паспорта, — потребовал он, а потом: — Вам зачем?

— Эта дама — ее двоюродная сестра.

Хозяин на миг замялся.

— Думаю, я, вероятно, суметь найти ее для вас, — сказал он.

По его зову явился привратник; ему были даны торопливые указания на непонятном наречии. А потом:

— Идите за ним… этот вас отвести…

Грязными закоулками они добрались до ветхого строения на окраине городка. У входа топтался человек с охотничьим ружьем, который при их появлении приосанился и резко заговорил с провожатым, но после обмена репликами позволил им войти; они поднялись по лестнице и постучались в какую-то дверь. Из-за дверного косяка высунулась голова; провожатый вновь заговорил; их впустили.

Они оказались в большой неопрятной комнате захудалого пансиона, какую можно найти в любом уголке западного мира: выцветшие обои, рваная обивка, бесформенная кровать и — невзирая на пустоту — ощущение захламленности призрачной мебелью прошлого десятилетия, обозначенной кругами пыли и проплешинами. В центре комнаты стоял толстый коротышка с обвисшими веками, любопытным носом и слащавым, капризным ртом; он пристально оглядел вошедших, когда те только переступили порог, а затем с брезгливым «пфуй!» досадливо отвернулся. Тут же находились еще какие-то люди, но Бреворт и Олив не видели никого, кроме Эмили, которая, прикрыв глаза, полулежала на кушетке.

С их приходом глаза ее распахнулись в легком изумлении; она шевельнулась, будто надумала вскочить, но вместо этого лишь протянула руку и четким, вежливым тоном назвала их по именам, не то чтобы приветствуя, а, скорее, возвещая их приход. Заслышав эти имена, коротышка немного смягчился.

Женщины расцеловались.

— Туту! — окликнула Эмили, словно отдавая команду. — Принц Петрокобеско, позвольте представить вам мою кузину, миссис Блэр, и ее супруга, мистера Блэра.

— Plaisir, — отозвался Петрокобеско. Быстро переглянувшись с Эмили, он предложил: — Не желаете ли присесть?

И тут же плюхнулся в единственное свободное кресло, как будто они играли в «музыкальные стулья».

— Plaisir, — повторил он.

Олив примостилась в ногах у Эмили, а Бреворт придвинул стоявший у стены табурет, успев разглядеть остальных присутствующих. Среди них выделялись крайне свирепого вида юноша в просторной накидке, который, сложив руки на груди и сверкая зубами, замер у дверей, а также двое заросших оборванцев, сидевших бок о бок в углу: один поигрывал револьвером, другой уныло свесил голову на грудь.

— Вы давно сюда прийти? — поинтересовался принц.

— Только что приехали — сегодня утром.

Олив невольно сравнила этих двоих: высокую, эффектную американку и замухрышку-европейца южных кровей, которого вряд ли пустили бы дальше острова Эллис.[7] Потом она задержала взгляд на Эмили: все те же роскошные густые волосы с отблесками солнечного света, те же глаза, не утратившие яркой морской синевы. Лицо слегка осунулось, вокруг губ появились едва заметные морщинки, но это была прежняя Эмили — властная, блистательная, грандиозная. Можно было только сожалеть, что эту красоту и неповторимость загнали в убогий пансион на краю света.

Юноша в накидке открыл дверь на чей-то стук и принял записку для Петрокобеско; тот прочел, воскликнул «пфуй!» и передал ее Эмили.

— Кареты, видите ли, не нашлось, — с надрывом провозгласил он по-французски. — Все кареты уничтожены, осталась одна, да и та в музее. Ладно, поеду верхом.

— Нет, — отрезала Эмили.

— Да, да, да! — вскричал он. — Кому какое дело, как я поеду?

— К чему такие сцены, Туту?

— Сцены! — взорвался он. — Сцены!

Эмили повернулась к Олив:

— Вы приехали на автомобиле?

— Да.

— На большом, престижном? С задней дверью?

— Да.

— Вот видишь, — сказала Эмили принцу. — Нарисовать на боку герб — и все дела.

— Постойте, — не выдержал Бреворт. — Машина принадлежит будапештскому отелю.

Эмили пропустила это мимо ушей.

— Жаньерка отлично справится, — задумчиво продолжила она.

Тут их прервали еще раз. Унылый оборванец, сидевший в углу, внезапно вскочил, порываясь броситься к двери, однако сосед замахнулся револьвером и огрел его рукояткой по голове. Первый пошатнулся и неминуемо рухнул бы на пол, однако был взят в охапку и возвращен на стул, где и остался сидеть в коматозном состоянии, роняя со лба тягучие капли крови.

— Мерзкий бюргер! Мерзкий, грязный шпион! — стиснув зубы, бросил Петрокобеско.

— А вот этого не надо, — резко оборвала его Эмили.

— Тогда почему до сих пор нет вестей? — прокричал он. — Или мы должны всю жизнь торчать в этом свинарнике?

Не обращая на него внимания, Эмили повернулась к Олив и завела светскую беседу о Нью-Йорке. Приносит ли заметные результаты сухой закон? Что нового в театрах?

Отвечая на ее вопросы, Олив пыталась привлечь внимание Бреворта. Чем раньше обозначить цель их приезда, тем скорее они смогут увезти отсюда Эмили.

— Можно тебя на пару слов, Эмили? — без обиняков потребовал Бреворт.

— А что такое? В настоящее время у нас нет другой комнаты.

Петрокобеско взволнованно обсуждал что-то с юношей в накидке, и Бреворт, воспользовавшись этим, торопливо заговорил, понизив голос:

— Эмили, твой отец стареет; ты нужна ему дома. Он просит тебя оставить эту безумную жизнь и вернуться в Америку. Сам он приехать не может, потому и обратился к нам — другие знают тебя не настолько близко, чтобы…

Она рассмеялась:

— Хочешь сказать — чтобы догадаться, на какие гнусности я способна?

— Вовсе нет, — поспешно вмешалась Олив. — Чтобы проявить о тебе заботу. Не могу передать, насколько мучительно нам видеть твои скитания.

— Но мы больше не скитаемся, — возразила Эмили. — Здесь родина Туту.

— Где твоя гордость, Эмили? — не выдержала Олив. — Известно ли тебе, что о той парижской истории трубили все газеты? Как по-твоему, что должны думать люди в Америке?

— Эта парижская история была просто возмутительна. — Эмили полыхнула синими глазами. — Кое-кто непременно поплатится за эту парижскую историю.

— Повсюду будет одно и то же. Ты начнешь опускаться все ниже и ниже, увязать в болоте и в один прекрасный день останешься…

— Прекрати, пожалуйста! — ледяным тоном одернула его Эмили. — Ты, по-моему, не отдаешь себе отчета…

Она умолкла, потому что в этот момент к ним вернулся Петрокобеско, бросился в свое кресло и закрыл лицо руками.