Оноре Бальзак - Брачный контракт Страница 4

В самом начале девятнадцатого века один богатый испанец, по имени Эванхелиста, поселился в Бордо; имевшиеся у него рекомендательные письма и крупное состояние открыли перед ним двери дворянских домов. Его жена немало способствовала приобретению им безупречной репутации у местных аристократов, которые, быть может, лишь затем и приняли его в свою среду, чтобы досадить другому, второсортному светскому обществу города. Креолка, похожая на рабовладелицу, г-жа Эванхелиста, происходившая, впрочем, из прославленного испанского рода Каса-Реаль, жила, как знатная дама, не заботясь о деньгах, привыкнув к тому, что все ее прихоти, даже самые разорительные, немедленно исполнялись влюбленным в нее мужем, который считал излишним посвящать ее в денежные дела. Испанец был очень доволен, что его жене понравился Бордо, где ему пришлось обосноваться; он приобрел там особняк, зажил на широкую ногу, стал устраивать пышные приемы, проявляя во всем изысканный вкус. Поэтому с 1800 по 1812 год в Бордо только и говорили, что о супругах Эванхелиста. Испанец умер в 1813 году, оставив после себя вдову тридцати двух лет, огромное состояние и прелестную одиннадцатилетнюю дочь, обещавшую стать и действительно ставшую незаурядной красавицей. Как ни изворотлива была г-жа Эванхелиста, Реставрация повредила ее положению в обществе; роялистские круги стали более замкнуты, кое-какие семьи уехали из Бордо. Хотя на денежных делах вдовы сказалась смерть мужа, отсутствие его ума и твердой руки, она относилась к этим делам с беспечностью креолки, с безалаберностью истой щеголихи и жила по-прежнему широко. К тому времени, когда Поль принял решение вернуться в родной город, Натали Эванхелиста была самой красивой и, по всей видимости, самой богатой невестой в Бордо; никто не знал, что богатство ее матери постепенно таяло, так как г-жа Эванхелиста бросала на ветер огромные деньги, чтобы по-прежнему царить в высшем свете. Блестящие балы, пышный, как и прежде, образ жизни семьи Эванхелиста поддерживали в обществе уверенность, что семья эта все так же богата. Натали исполнилось девятнадцать лет, но еще никто не просил ее руки у матери. Не встречая препятствий к удовлетворению любого из своих девических капризов, мадемуазель Эванхелиста носила драгоценности, платья из кашемира и жила в роскоши, пугавшей расчетливых молодых людей, — ведь во Франции в те времена дети были ничуть не менее расчетливы, чем родители. В гостиных, в кругу мужчин, неизменно повторялось: «На мадемуазель Эванхелиста может жениться разве только какой-нибудь принц!» Маменьки и бабушки, стремившиеся выдать замуж своих дочерей и внучек, девушки, завидовавшие Натали, ее непревзойденному изяществу, ее царственной красоте, — все своими коварными намеками дружно поддерживали сложившееся о ней мнение. Стоило на балу кому-нибудь из числа возможных женихов при появлении Натали, залюбовавшись ею, восторженно воскликнуть: «Боже, как она хороша!» — маменьки не упускали случая заметить:

«Да, но как дорого стоит эта красота!» Если какой-нибудь новичок находил, что мадемуазель Эванхелиста очаровательна и что лучшей невесты не найти, ему возражали: «Кто же отважится взять в жены девушку, которая привыкла получать от матери на наряды по тысяче франков в месяц, у которой есть собственные лошади и горничная! А ее кружева! Ведь ее пеньюары отделаны мехельнскими кружевами. На стирку ее тонкого белья уходит столько денег, что на них могла бы прожить целая семья какого-нибудь служащего средней руки. По утрам она надевает пелерины, одно глаженье которых обходится в шесть франков».

Как бы ни хотелось кому-нибудь жениться на Натали, эти замечания и множество других, часто замаскированных похвалой, быстро отбивали у него всякую охоту. Блистая на всех балах, привыкнув, что каждый ее шаг сопровождается льстивыми комплиментами и восхищенными улыбками, Натали ничего не знала о жизни. Она жила так же беззаботно, как летают птицы, как растут цветы; все вокруг были готовы исполнить любое ее желание. Она не знала, сколько стоят вещи, которые ее окружают, откуда берутся деньги, как они достаются и на что уходят. Быть может, она думала, что при каждом доме полагается быть поварам, кучерам, горничным и лакеям, подобно тому как на лугу полагается расти траве, а на деревьях — плодам. Ей не было дела до нищеты и несчастья, так же как до поваленного бурей леса или неплодородной почвы. Мать нежно лелеяла ее, оберегала от малейшей заботы, которая могла бы испортить дочери удовольствие, и Натали легко носилась по балам, как носится по степи вольный скакун, еще не знающий ни узды, ни подков.

Через полгода после приезда Поля царица балов и «душистый горошек» впервые встретились в высшем обществе. Они обменялись, казалось бы, равнодушными взглядами, но на самом деле очень понравились друг другу. Внимательно следя за результатами этой заранее предусмотренной встречи, г-жа Эванхелиста уловила в глазах Поля зародившееся чувство и подумала: «Он будет моим зятем!» А Поль, увидев Натали, сказал себе:

«Она будет моей женой!» Представление о богатстве семьи Эванхелиста, вошедшем у жителей Бордо в пословицу, создалось у Поля еще в детстве и, как всегда в таких случаях бывает, прочно укоренилось в его сознании. Поэтому денежная сторона вопроса разрешилась для него сразу, не требуя наведения справок и расспросов, что одинаково неприятно как для робких, так и для гордых людей.

Кое-кто попытался в разговоре с Полем, расхвалив, как обычно, красоту, манеры, воспитанность Натали, закончить свою речь ядовитыми намеками на широкий образ жизни семьи Эванхелиста, сулящий осложнения в будущем, но «душистый горошек» отнесся к услышанному с тем пренебрежением, какого заслуживали подобные глубоко провинциальные сплетни. Об этом вскоре все узнали, и злословие прекратилось, так как Поль задавал тон во всем, что касалось не только манер и разных мелочей, но также мнений и толков. Он ввел в обиход чисто британский индивидуализм, ледяную неприступность, байроническую насмешку, презрительное отношение к жизни и к узам, считающимся священными, а также английскую серебряную посуду и английские же шутки, презрение к допотопным провинциальным обычаям и привычкам, ввел в моду сигары, лакированную обувь, шотландских пони, желтые перчатки и езду галопом. И Поль избежал общей участи: ни одна девушка, ни одна вдовствующая бабушка не попытались отбить у него охоту жениться на Натали. Г-жа Эванхелиста несколько раз приглашала его на парадные обеды. Разве мог он не посещать балы, где бывал весь цвет городской молодежи? Поль старался казаться равнодушным, но это не обманывало ни мать, ни дочь; дело мало-помалу подвигалось к браку. Когда Поль выезжал на прогулку в тильбюри или верхом на породистой лошади, многие молодые люди останавливались, и до его слуха долетали слова: «Счастливец! Он богат, красив и женится, говорят, на мадемуазель Эванхелиста. Да, есть же люди, которым все так и плывет в руки!» При встрече с коляской г-жи Эванхелиста ему было лестно видеть, что мать и дочь придают своему приветствию какой-то особый оттенок. Но даже если бы Поль и не был в глубине души влюблен в Натали, общество, наверное, и против его воли женило бы его на ней: внимание света никогда не приносит добра, но часто бывает причиною многих бед. Когда несчастье, которое общество старательно взращивает, распустится пышным цветом, все отрекаются от его жертвы и преследуют ее своей враждой. Великосветские круги Бордо, приписывая Натали миллионное приданое, прочили ее за Поля, как водится, не спрашивая согласия сторон. Они подходили друг к другу еще и потому, что оба были богаты. Поль привык к такому же изяществу, к такой же роскоши, в какой жила Натали. Никто в Бордо не мог бы обставить для Натали дом так хорошо, как Поль только что обставил свой особняк. Лишь тот, кто привык к парижской расточительности и к причудам парижанок, мог бы избежать денежных неприятностей, связанных с женитьбой на этой девушке, такой же креолке, как и ее мать, обладавшей теми же замашками знатной дамы. Любой житель Бордо, женившись на Натали, непременно разорился бы; но все почему-то считали, что графу де Манервилю удастся избежать такой беды. Итак, свадьба была делом решенным. Лица, принадлежавшие к роялистским кругам, толкуя об этом браке, наговорили Полю много лестного для его тщеславия.

— Все здесь прочат за вас мадемуазель Эванхелиста; вы прекрасно сделаете, женившись на ней; такой красавицы вы не найдете и в Париже: она изящна, грациозна, ее мать в родстве с Каса-Реаль. Вы будете прелестнейшей парой, ведь у вас одинаковые вкусы, вы одинаково относитесь к жизни, ваш дом будет самым блестящим в Бордо. Переселяясь к вам, жене придется захватить с собой разве лишь ночной чепчик. В подобных случаях хорошо обставленный дом — целое богатство. Вам везет и в том отношении, что у вас будет такая теща, как госпожа Эванхелиста. Эта умная, проницательная особа окажет вам немалую помощь в политической деятельности, которая вам, вероятно, предстоит. К тому же она все принесет в жертву ради обожаемой дочери; и Натали — прекрасная дочь, — значит, будет прекрасной женой. А ведь вам пора уже устроить свою жизнь.