Пелам Вудхаус - Сливовый пирог Страница 4

– Я хотела провести черту на полу и посмотреть, сможешь ли ты по ней пройти. Потому что я все больше убеждаюсь, что ты с утра залился по самые глаза. Скажи: «Шел Сол по шоссе».

Я сказал.

– Скажи: «На складе Скотта стоят сосуды со сладким соусом».

Я и это испытание выдержал.

– Ну, не знаю, – пожимает она плечами, – похоже, ты не более пьян, чем обычно. Но что ты тут такое плел насчет счастья и радости старины Глоссопа?

– На этот вопрос я могу вам дать исчерпывающий ответ. Начну с того, что вчера я услышал от Дживса одну историю, которая потрясла меня до глубины души. Нет, – поспешил я ее успокоить, – не про юношу из Калькутты. Она касается сердечных дел Родди. Вообще-то это длинная история, но я изложу ее в самом кратком, сжатом виде. И перед тем как начну рассказывать, хочу предупредить, что в правдивости ее вы можете не сомневаться, любое сообщение Дживса – это верняк, будто получено прямо от кота, проживающего в конюшне. И более того, в данном случае еще имеется подтверждение от мистера Добсона, глоссопского лакея. Вам знакома Мертл, леди Чаффнел?

– Да, я ее знаю.

– Они с Родди помолвлены.

– Слыхала.

– Они нежно любят друг друга.

– Ну и что?

– Сейчас объясню. Она решительно и бесповоротно отказывается пройти с ним об руку по центральному проходу в церкви, до тех пор пока его дочь Гонория не выйдет замуж.

Я ожидал, что при этом известии тетя Далия разинет рот от изумления. Так и произошло. Впервые ее вид показывал, что она не считает мои слова бредом тяжелобольного. Она всегда хорошо относилась к Р. Глоссопу и теперь была сражена известием, что он прочно и по самые уши сидит в луже. Не то чтобы она побелела с лица, нет, конечно, после того как она столько лет при любой погоде скакала по полям и лугам за собачьей сворой, это просто невозможно, но она шумно фыркнула, и вообще очевидно было, что она очень расстроилась.

– Бог ты мой! Это правда?

– Дживсу известно все досконально.

– Он что, знает вообще все?

– Да, наверно. На самом-то деле мамашу Чаффнел можно понять. Если бы, например, вы были новобрачной, согласились бы вы, чтобы в вашем гнездышке вместе с вами постоянно обитала Гонория?

– Нет, не согласилась бы.

– Вот то-то и оно. Так что, само собой, друзья и доброжелатели Родди должны предпринять шаги для того, чтобы выдать ее замуж. И тут мы подходим к главному. У меня есть план.

– Держу пари, что никуда не годный.

– Наоборот, блестящий. Меня осенило вчера вечером, когда вы рассказывали, что Блэр Эглстоун влюблен в Гонорию. На это обстоятельство я и возлагаю надежды.

– Иначе говоря, ты намерен выдать ее за Эглстоуна и таким образом от нее избавиться?

– Совершенно верно.

– Ничего не выйдет. Я же объяснила тебе, что он слишком робок, чтобы сделать предложение. У него не хватит духу даже рот открыть.

– Его надо на это подтолкнуть.

– И кто же его подтолкнет?

– Я. С вашей помощью.

Она в очередной раз задержала на мне пристальный взгляд, по-видимому, спрашивая себя, не насосался ли ее любимый племянник с утра пораньше соком виноградной лозы. Опасаясь новых скороговорок и проверок, я поспешил с разъяснениями.

– Мысль у меня такая. Я принимаюсь бешено ухаживать за Гонорией. Кормлю ее обедами и ужинами. Вожу в театры и ночные клубы. Преследую повсюду, как фамильное привидение, и липну к ней, точно пористый пластырь…

На этом месте мне послышалось, будто тетка пробормотала: «Бедная девушка!» – но я пренебрег помехой и продолжал:

– А вы между тем… Вы ведь будете иногда видеться с Эглстоуном?

– Я вижусь с ним ежедневно. Он приносит мне последние известия о своих взглядах на современных девушек.

– Значит, дело в шляпе. Он ведь уже открыл вам, вы говорили, душу и сообщил, что испытывает к Гонории более чем теплые и далеко не просто дружественные чувства, поэтому вам будет легче легкого навести разговор на эту тему. Вы по-матерински предостерегаете его, что он будет последним глупцом, если продолжит свою линию непризнания и допустит, чтобы тайна, как червь в бутоне, румянец на щеках его точила – это одно из Дживсовых выражений, по-моему, звучит неплохо, – и подчеркиваете, что ему следует набраться храбрости и немедленно заграбастать девушку, пока не перекрыт доступ, вам известно, что ваш племянник Бертрам обстреливает ее из тяжелых орудий и они могут в любой момент ударить по рукам. Пустите в ход побольше красноречия, и, по-моему, он не сможет не поддаться влиянию. Мы и оглянуться не успеем, как он бросится к ногам своей избранницы, чтобы излить накипевшие чувства.

– А если она не захочет с ним обручиться?

– Вздор. Она даже со мной один раз обручилась.

Тетя Далия задумалась и, как говорится, погрузилась в молчание.

– Н-не знаю, – произнесла она наконец. – Возможно, тут что-то есть.

– Есть-есть. Самое оно.

– Да, пожалуй, ты прав. Дживс – это великий ум.

– А Дживс-то тут при чем?

– Разве это не он придумал?

Я гордо выпрямился, что не так-то просто сделать, сидя в кресле. Мне решительно не нравится такое положение вещей: стоит мне высказать какую-нибудь ценную мысль, и все как один решают, что она принадлежит Дживсу.

– Этот сюжетный ход измыслил лично я.

– Ну что ж, он не так-то плох. Я много раз говорила, что у тебя в мозгу бывают просветления.

– И вы согласны принять участие и сыграть свою роль?

– С удовольствием.

– Отлично. Можно я от вас позвоню? Хочу пригласить Гонорию Глоссоп пообедать.

Про Бертрама Вустера, как известно, многие говорят, что если уж он взялся за гуж, его не так-то легко заставить вложить меч в ножны. Я сказал тете Далии, что принимаюсь бешено ухаживать за Гонорией, и я именно принялся за ней бешено ухаживать. Я таскал ее по обедам и ужинам, я дважды водил ее в ночной клуб. Стало мне в изрядную сумму, но во имя доброго дела можно и потратиться. Даже морщась при взгляде на цифры внизу счета, я утешал себя сознанием, что мои деньги идут на благое дело. Не жалел я и часов, проведенных в обществе девицы, от которой при нормальных обстоятельствах готов был бы бежать сломя голову в тесных ботинках. На кон было поставлено счастье папаши Глоссопа, а когда ставкой является счастье друга, ваш покорный слуга не считается с расходами.

И труды мои не остались бесплодны. Тетя Далия звонила мне и докладывала о том, как температура Блэра Эглстоуна с каждым днем повышается и скоро желанная цель будет достигнута, она считала это только вопросом времени. И вот настал день, когда я смог явиться к ней и сообщить радостную новость, что названная цель действительно у нас в руках.

Я застал ее поглощенной чтением Эрла Стенли Гарднера, которого она при моем появлении приветливо отложила.

– Ну-с, чучело, – проговорила она, – что тебя сюда принесло? Почему ты не закатился опять куда-нибудь с Гонорией Глоссоп, строя из себя южноамериканского кабальеро? Манкируешь?

Я ответил ей мирной улыбкой.

– Престарелая родственница, – объявил я, – я прибыл к вам с известием, что мы достигли конца пути. – И без дальнейшего предисловия стал излагать ей суть дела: – Вы выходили сегодня из дома?

– Да, ходила на прогулку. А что?

– И убедились, что погода просто прекрасная, верно? Ну, прямо весна.

– Ты что, пришел поговорить о погоде?

– Сейчас вы поймете, что она имеет отношение к интересующему нас вопросу. Поскольку день сегодня так хорош, с ума сойти…

– Кое-кто и сошел.

– Как вы сказали?

– Я молчу. Продолжай.

– Так вот. Поскольку сегодня прекрасная погода, я решил выйти прогуляться в парке. И можете себе представить? Первое, что я там увидел, была Гонория. Сидит на скамейке у Серпантина. Я хотел было улизнуть, но – поздно. Она меня заметила, так что пришлось подрулить, сесть рядом и завязать разговор. Вдруг смотрю, подходит Блэр Эглстоун.

Увлеченная моим рассказом тетя Далия охнула:

– Он тебя увидел?

– Совершенно отчетливо.

– Значит, настал решающий миг! Если бы у тебя хватило ума, ты бы ее тут схватил и поцеловал.

Я снова с достоинством улыбнулся:

– Я так и сделал.

– Правда?

– Истинная правда. Заключил ее в объятия и нанес ей жаркий поцелуй.

– Что сказал на это Эглстоун?

– Не знаю, не слышал. Я сразу же рванул оттуда.

– Но он был свидетелем? Ты в этом уверен?

– А как же. Он находился всего в нескольких ярдах, и видимость была хорошая.

Мне нечасто приходится получать похвальные отзывы из уст сестры моего покойного отца, она всегда заботится о моем благе и потому подвергает меня жесточайшей критике. Но на этот раз она восхвалила меня до небес. Одно удовольствие было слушать.

– Ну, я думаю, дело сделано, – сказала она в заключение, отдав щедрую дань восторга моему уму и находчивости. – Я видела вчера Эглстоуна, и когда я рассказала ему, как вы с Гонорией развлекаетесь и всюду бываете вдвоем, он стал похож на белобрысого Отелло. Кулаки сжаты, глаза мечут искры, и если он не скрежетал зубами, значит, я вообще не различаю звуков зубовного скрежета. Этот поцелуй послужит ему последним толчком. Вполне возможно, что он тогда же сделал ей предложение, как только избавился от твоего присутствия.