Бранислав Нушич - Наши архивы Страница 4

Пока Ничко не вернулся, Сойка дрожала как в лихорадке. Только через час вернулся Ничко веселый-превеселый, словно тяжелый камень свалился у него с сердца. Вошел он в комнату, а Сойка спрашивает:

– Ну как, пустил?

– Пустил.

– Ушел?

– Ушел.

И тут даже слезы навернулись ей на глаза от радости и счастья, она схватила Ничко за волосы и раз пять или шесть стукнула его по шее, приговаривая:

– Ступай теперь и купи мне верблюда!

Но Ничко не сопротивлялся и, получая неясные удары, самодовольно улыбался и крестился, умоляя бога послать слона разве только своему смертельному врагу («например, Луке-мыловару», – вставлял Ничко в свою молитву).

Эту ночь они спали сладко и спокойно, и Ничко даже видел во сне, как дым выходил из его трубы. Уже по одному этому можно было заключить, что бог избавил их от беды и несчастья. Поэтому на следующий день Ничко, как только проснулся, прежде всего решил трижды перекреститься перед образом святого Трифуна, своего покровителя…

Но не успел он перекреститься и один раз, как послышался сильный стук в ворота. Правая рука Нички так и замерла у правого плеча, а на языке застряли слова: «…и святого духа».

В ворота стучал жандарм, но не обычный жандарм, например жандарм с длинными усами и короткой повесткой в руках или жандарм с широкими кулаками и узкими взглядами на гражданские права. У этого в руках была веревка, а на веревке слон. И это еще не все. Жандарм сообщил Ничке, что слон вытоптал все поле Дики-красилыцика, разбросал четыре стога сена Перы-шерстобита, растоптал двух ягнят Йована-виноградаря, съел соломенную крышу с дома на винограднике Перы-пенсионера и так напугал волов у какого-то крестьянина, что они шарахнулись в ров и в щепки разбили повозку.

Ай, ай, ай! Грешный Ничко и несчастная госпожа Сойка! Глаза их налились кровью. Проклинают слона, проклинают самих себя, проклинают день своего рождения!

– Не знаю, зачем это бог создал слонов! – в отчаянье спрашивает бедный Ничко. – Быть может, он создал их из любви к зверинцам, но ведь я же не зверинец, я мыловар. Господи, прости меня грешного, но зачем ты создал слонов?

– Бог знал, что на свете есть такие дураки, как ты, вот он и создал слонов, – отвечала госпожа Сойка.

– Так если я на самом деле дурак, пусть уж он лучше убьет меня, чем так мучить. Он ведь просто издевается надо мной. Я начинаю верить, что, если нам удастся отделаться от слона, он пошлет нам верблюда, или кита, или дикую свинью, или что-нибудь в этом роде. И за что же, господи? Ведь я каждое воскресенье аккуратно хожу в церковь; честно праздную славу, каждый месяц у меня в доме святая вода, не ложусь и не встаю не перекрестившись и не помолившись… – И тут слезы брызнули у Нички из глаз, как у маленького ребенка.

А в полдень они услышали еще более неприятные известия: на столе окружного начальника лежало семь жалоб на Ничку-мыловара:

1. Жалоба господина Перы-пенсионера, в которой он требует шестьдесят динаров вознаграждения за съеденную слоном крышу.

2. Жалоба крестьянина Н., в которой он требует сто динаров за поломанную повозку и легкое увечье.

3. Жалоба Перы-шерстобита, в которой он требует шестьдесят динаров за разбросанное сено.

4. Жалоба Йоцы-виноградаря, в которой он требует двенадцать динаров за двух раздавленных ягнят.

5. Жалоба Дики-красильщика, в которой он требует двести динаров за вытоптанное поле.

6. Жалоба Живки-сапожника, соседа Нички-мыловара, в которой он требует заплатить ему за одно разбитое большое зеркало, за одну пиджачную пару, за битую посуду, за доктора, который лечит одну разбитую голову и одно проколотое вилкой нёбо у двух старших детей, эпилепсию у младшего и рану на бабушкиной голове.

7. Жалоба госпожи Лепосавы-учительницы, в которой она доводит до сведения властей, что дети, направляясь в школу, боятся проходить мимо дома Нички-мыловара и что сама она «натерпелась страху и имела неприятности» из-за известного слона.

Таким образом, дело возвращалось туда, где оно было начато. Господин Пайя-писарь продал слона, к нему же теперь все дело и возвращалось.

Медлить было нельзя, и, чтоб не навлечь на себя еще большей беды, Ничко, предварительно посоветовавшись с Сойкой, отправился к адвокату.

Адвокат прежде всего потребовал от Нички двадцать динаров. Получив бумажки, он аккуратно сложил их вчетверо и, опустив в карман жилета, глубоко задумался.

Думал он долго и, наконец, заявил, что выход все-таки есть. Он посоветовал Ничке как можно скорее перевести все свое имущество на имя жены. Ничко-мыловар, который и без того уже давно передал все свои права госпоже Сойке, разумеется, без особых колебаний мог согласиться на такую формальность.

Затем адвокат сказал Ничке, что госпожа Сойка, как только выведут со двора слона, сейчас же должна запереть дом и уехать в другой город.

Совет был мудрый, и Ничко ухватился за него обеими руками.

После обеда в три часа дня мыловар получил семь кратких повесток. На каждой из них было проведено три красных черты, следовательно, двадцать одна красная черта.

Ничко пересчитал их несколько раз и обнаружил, что в сущности их было всего двадцать с половиной, так как одна была наполовину короче. Впрочем, это нисколько не меняло сути дела, так как на следующий день в восемь часов утра Ничке-мыловару надлежало предстать перед окружным начальником.

Но чтоб еще больше запутать дело, Ничко, по совету адвоката, отправился в канцелярию окружного начальника не один, а вместе со слоном. К тому времени все имущество было уже переведено на имя жены, и она, как только Ничко вывел слона, заперла дом и уехала.

Господин Пайя-писарь, следовательно, имел перед собой две партии: с одной стороны семь граждан, подавших жалобы, а с другой – Ничку-мыловара и слона.

Разумеется, к зданию окружного правления толпами хлынул народ.

Предварительный допрос состоял из продолжительного диалога между господином Пайей-писарем и Ничкой-мыловаром. Этот диалог, черным по белому записанный в актах, и теперь еще хранится в архивах окружного правления К., и поскольку юристам, зоологам и мыловарам небезинтересно было бы узнать его содержание, мы решили привести его полностью.

На столе перед господином Пайей стоят четыре чашки, в которых был кофе, и рядом с каждой на дощечке лежит по одному грошу, которые просители, обращавшиеся к господину Пайе-писарю, оставили здесь, как возле иконы. Ничко стоит возле дверей. От него отвратительно несет перетопленным салом, он уже и сам стал приобретать сходство со слоном.

Господин Пайя-писарь, подрезав ногти на четырех пальцах большими канцелярскими ножницами и закурив сигару, выпускает большое облако дыма и следит за ним, пока оно совсем не растает под потолком. Затем строго смотрит на Ничку-мыловара и начинает официальным канцелярским тоном:

– Итак… собственно… Ничко мыловар!

Ничко-мыловар (тоненьким голоском, которым говорят только с властями). Что прикажете?

Господин Пай я. Ты Ничко Иоксич?

Ничко. Совершенно верно, и я мыловар в здешнем городе.

Господин Пай я. А, кроме мыла, еще чем занимаешься?

Ничко. Изготовляю сальные свечи, господин Пайя.

Господин Пайя. Я не о том спрашиваю, я спрашиваю, не занимаешься ли ты еще какими-либо побочными делами?

Ничко. Боже упаси, господин Пайя. Весь город знает, что я человек честный. Как же я могу заниматься побочными делами?

Господин Пайя. Но, вопреки твоим показаниям, сведения, полученные в ходе расследования, проведенного органами власти (эта фраза так понравилась господину Пайе, что он повторил ее еще раз, понизив голос почти до шепота)… понимаешь, вопреки твоим показаниям, сведения, полученные в ходе расследования, проведенного органами власти, говорят о том, что ты занимаешься содержанием слона.

Ничко (торопливо, почти захлебываясь). Прошу прощения, власти мне его сами продали. Вы же знаете, господин Пайя, вы мне сами продали слона.

Господин Пайя (делает вид, что сердится). Я тебя не спрашиваю, кто тебе продал слона, но ты мне ответь, зачем ты содержишь слона? Всем известно, что слон – это животное, которое нельзя держать в цивилизованном городе и на глазах у власти. Так зачем же тебе, несчастный, понадобился слон? Ты просто ремесленник, не аптекарь и не консул, чтоб держать у себя в доме слонов или что-нибудь подобное. Людей бы постыдился. Удивляюсь, как это ты еще не вздумал со слоном по городу гулять… Забросил дело, лавку – слоны ему, видишь ли, понадобились. Удивляюсь, как это ты не купил еще и бубен и не пошел по улицам, от угла до угла. Стыдился бы!

Ничко. Прошу вас, господин Пайя, давайте поговорим как люди.

Господин Пайя (повышая тон). Мы не можем с тобой разговаривать как люди, понимаешь. Ты долважным в этом деле. Действуя с таким коварством, Пайя-писарь не только перекладывал обузу со своей шеи на шею окружного правления, но и серьезно думал, что только так и можно разрешить данный вопрос.