Уильям Фолкнер - Избранное Страница 4

Но при этом следует отметить, что Фолкнер, который всю свою жизнь подчеркнуто сторонился всякой политики и если и изображал в своих произведениях американских политических деятелей, то это были омерзительные продажные типы вроде сенатора Кларенса Сноупса, заметил и другие тенденции американской действительности. Один из самых привлекательных образов, созданных им, — дочь жены Флема Сноупса Линда, которая занимает такое большое место в романе «Особняк». Она уезжает со своим мужем в Испанию сражаться с фашизмом и возвращается оттуда коммунисткой. Фолкнер, как известно, был весьма далек от коммунизма, и тем показательнее то, что он привел честную и бескомпромиссную Линду в ряды коммунистов.

Исследуя процесс дегуманизации человека современным буржуазным обществом. Фолкнер показывает, что личность испытывает на себе тяжкий гнет предрассудков, всевозможных псевдонравственных установлений, религиозного ханжества.

В ряде произведений Фолкнер с исключительной силой и художественной убедительностью раскрывает уродующую человека власть религиозного фанатизма. В истории Джо Кристмаса в романе «Свет в августе», например, немалое место занимает описание того, как калечит душу ребенка религиозный фанатик, свято убежденный, что именно он каждым своим действием выполняет волю божью.

Такими же узами, опутывающими душу и сознание человека, оказываются и семейные традиции, во власти которых находятся многие молодые герои Фолкнера, являющиеся наследниками аристократических плантаторских фамилий. И зачастую, как в случае с Квентином Комисоном в романе «Шум и ярость», тяжесть этих уз оказывается им не под силу и они гибнут.

Среди моральных комплексов, калечащих личность человека, особую роль для белых героев Фолкнера, выросших на американском Юге и впитавших в себя с раннего детства множество тамошних предрассудков, играет расовая проблема. Для Фолкнера, как уроженца Юга, эта проблема отнюдь не простая, не однозначная.

Фолкнер не раз говорил, что рабство негров является проклятием, тяготеющим над американским Югом. Он прекрасно понимал существо расовой проблемы на Юге: «Это проблема экономическая… Белый человек в моей стране боится, что если он предоставит неграм возможность социального развития, то негр перестанет работать за низкую плату и тогда белый выручит за свой хлопок меньше денег, вот и все. Но при этом они используют религию, любые глупости вроде того, что бог создал белого человека более совершенным, чем черного, чтобы оправдать свою позицию. А дело совсем не в этом. Просто они хотят, чтобы черные работали за меньшую плату».

Но одно дело ясное понимание социальной стороны проблемы, и несколько иное дело, когда эта проблема связана с предрассудками и традициями, передаваемыми из поколения в поколение на протяжении полутора-двух веков.

Белый южанин с первых сознательных шагов воспринимал установленный задолго до его рождения нерушимый кодекс отношений между белыми и неграми. Его воспитывала, как правило, няня-негритянка — обаятельный образ такой няни Фолкнер создал в романе «Шум и ярость», — товарищами его детских игр были негритянские дети, но белый мальчик все равно знал, что он господин, а негры — существа низшего порядка, функция которых — обслуживать белых хозяев, хотя формально рабство давно уничтожено. Сила этой традиции, этого воспитания была огромна, и преодолеть ее даже человеку, умом понимающему всю чудовищность и несправедливость такого положения, было нелегко.

Традиционный подход к расовой проблеме отчетливо виден на страницах романа «Сарторис». Фолкнер здесь изображает отношения белых и негров так, как это диктовала традиция, сложившаяся издавна в литературе американского Юга, — белые господа добры, снисходительны, они относятся к обслуживающим их неграм, как к неразумным детям, а негры воспринимают свое подчиненное положение как нечто само собой разумеющееся. Традиционна и та юмористическая интонация, с которой Фолкнер описывает негров, как это видно, например, на образе старика Саймона. Правда, Фолкнер выводит в «Сарторисе» и сына Саймона Кэспи, который в годы первой мировой войны был в рядах американской армии в Европе и который, болтая с родными, говорит, что после этой войны негры уже не согласятся быть слугами у белых людей. Но фигура Кэспи в романе скорее комическая, нежели серьезная, и Фолкнер показывает, как Кэспи после всех своих разговоров без всякого возмущения возвращается к привычной роли слуги в доме Сарторисов.

Однако, по мере того как талант Фолкнера развивался и мужал, писатель стал обращаться к расовой проблеме на Юге с совершенно иных позиций. Уже в романе «Свет в августе» Фолкнер показывает всю противоестественность общества, в котором Джо Кристмас, в жилах которого есть, возможно, негритянская кровь, становится отщепенцем, изгоем, отгороженным от общества непреодолимыми барьерами расовых предрассудков.

Наиболее четко и зрело отношение Фолкнера к проблеме расовых отношений выразилось в романе «Осквернитель праха» (1948). По существу, это еще один вариант излюбленного Фолкнером сюжета — история возмужания мальчика, процесс открытия и познания им окружающей действительности. По на этот раз главная проблема, которую должен для себя решить Чик Мэллисон, оказывается самой трудной для белого мальчика, выросшего на Юге, — это нравственная проблема взаимоотношений с неграми.

Впервые столкнувшись со старым негром Лукасом Бичемом, Чик Мэллисон приходит в смятение оттого, что, исполненный человеческого достоинства, Лукас ведет себя не так, как подобает негру, а он, Чик, оказывается не в состоянии поставить этого негра на место. Нарушен вековой кодекс, регламентирующий отношения белого и негра, гласящий: «Мы его сперва заставим быть черномазым. Он должен признать, что он черномазый. А тогда, может быть, мы и согласимся считать его тем, чем ему, по-видимому, хочется, чтобы его считали».

Душевные терзания Чика определяются противоречием между голосом его сердца, ощущающего негра как существо, равное ему, и впитанной им с детства убежденностью, что негр — существо низшее. Эти две концепции оказываются несовместимыми, и если справедлив голос его сердца, если рушится убежденность в превосходстве белого человека над черным, то все предписания расового кодекса предстают аморальными. Но сила традиции, воспитания такова, что мальчик еще долгое время мучается, считая, что он унизил «не только свое мужское „я“, но и всю свою расу».

Со временем Чику налипает казаться, что он избавился от этого наваждения, от этих душевных терзаний, но на самом деле Лукас как человек, как личность глубоко вошел в его сознание.

Когда Лукаса обвиняют в убийстве белого человека и его неминуемо ожидает суд Линча, первый импульс Чика — оседлать свою лошадь и бежать из города, чтобы не стать свидетелем этой чудовищной расправы. И в этом уже есть элемент предательства по отношению к традиции, к расовому кодексу. Но инстинкт справедливости в мальчике оказывается сильнее — он остается в городе и решается помочь Лукасу, доказать его невиновность. Вид толпы, собравшейся на площади, чтобы линчевать этого «опасного негра», приводит мальчика в ужас. Люди теряют свой человеческий облик, они превращаются в автоматы, готовые бездумно совершить страшное дело — вздернуть невинного человека, облить его бензином и поджечь, только потому, что у него черная кожа.

И еще страшнее становится Чику, когда он видит, после того как благодаря ему была доказана невиновность Лукаса, как поспешно убирается из города эта толпа линчевателей. Раз белый убил белого, их это уже не касается. Они озабочены не тем, чтобы преступление было справедливо наказано, а только тем, чтобы держать в узде негров.

Потрясенный Чик готов отречься от своих сограждан, от духовного наследия своих предков, от традиций общества, в котором он живет. Но сам Фолкнер не приемлет такого всеобщего отрицания. И он показывает, как Чик, уже почти взрослый мужчина, восстанавливает свою связь с традицией, с обществом, вырабатывая позицию по отношению к проблемам Юга, сходную с позицией самого Фолкнера. Фолкнер не раз высказывал убеждение, что ликвидация расовой дискриминации на Юге должна быть делом рук самих южан и всякое вмешательство федерального правительства только осложняет проблему. Примерно эти же идеи исповедуют в романе и дядя Чика адвокат Гэвин Стивенс, и сам Чик.

В этой политически уклончивой позиции выявилась определенная ограниченность Фолкнера. Он понимал всю сложность и трагизм расовой проблемы на современном американском Юге, но не видел реальных путей к ее разрешению. Когда ему однажды задали вопрос, любит ли он Юг, Фолкнер ответил: «Я люблю его и ненавижу. Некоторые явления там я вообще не приемлю, но я там родился, там мой дом». Так он и остался вечным пленником этой эмоциональной формулы. Такие противоречия отличают все творчество Фолкнера.