Артур Дойл - Гостиница со странностями Страница 4

— Да что ты говоришь? — удивился я, принимая вид человека, пораженного ужасным открытием.

— Факт, сэр! С тех пор, как… Э, да нет: если переступлю порог с мыслями о привидениях, точно не доберусь до пруда Дичли.

— Если козел у вас действительно такой уж завзятый путешественник, каким ты его расписываешь, то почему бы не предоставить ему возможность найти дорогу назад самостоятельно?

— Храни вас Бог, сэр, за такую наивность. Миссис ни на минуту не успокоится, пока этот козел бродит на стороне. С тех пор, как…

Он вновь осекся на полуслове.

— Итак, с тех пор, как… — я ободряюще кивнул.

— Ну нет, ни слова больше! — вскричал конюх, с неожиданной решимостью застегивая ворот. — Не самое подходящее воспоминание для темной ночи. Не хотите ли прогуляться, сэр? Полагаю, он не успел еще добраться до пруда Дичли. Козел, а вот ведь как к воде его тянет — что твою водяную крысу.

— И как далеко отсюда этот пруд? — спросил я, будучи в некотором сомнении.

— Не более двух миль, сэр. Обратный путь, думаю, будет длиннее, поскольку эту тварь придется тащить насильно. Когда видишь козла, упирающегося в землю всеми четырьмя копытами, невольно приходит в голову мысль: и на кой черт ему их столько?

— И что же, хозяйка отправила тебя за козлом в такую бурю?

— Тс-с! Мы никогда не признаемся ей в том, что козел потерялся, — до тех пор, пока его не разыщем. Иначе мадам тут же окажется в том неопределенном состоянии, что между обмороком и истерикой. Ну, так я мигом его настигну, а вы, сэр, ежели опасаетесь, что шляпа поутратит свой блеск, оставайтесь, пожалуй, здесь, ибо тучи водой брызжут что твои пузыри — аж посинели от натуги.

Последний довод показался мне достаточно убедительным, и я, руководствуясь исключительно интересами своей сияющей шляпы, отказался от перспективы провести остаток вечера в погоне за козлом. Бодро пожелав мне спокойной ночи, конюх открыл дверь. Снаружи лило, как из ведра. Мощным порывом ветер ворвался в дом и, обдав меня брызгами, принялся стенать и вздыхать в узком коридоре. Только я собрался уговорить конюха отложить поход до лучших в климатическом смысле времен, как он шагнул через порог и был таков, Я открыл дверь, что-то крикнул ему вослед, но услышал в ответ лишь завывание ветра, да звуки удаляющихся шагов. «С тех пор, как…» Интересно, услышал бы я продолжение этой загадочной фразы, если б пошел вместе с конюхом? Судя по решимости его тона, вряд ли. Кроме того, застарелый ревматизм вынуждал меня почти инстинктивно сторониться всякой сырости.

Что ж, оставалось только выследить хозяйку этого славного заведения. Если она окажется личностью столь же диковинной, как и прочие его обитатели, можно будет считать, что квартет удался на славу. Кроме того, в доме должен был находиться еще и ребенок, а где же и быть ему еще, как не подле матери? Я проследовал по кривому коридорчику, соединявшему черный ход с парадным, очень внимательно глядя перед собой — на случай, если Вертлявого отправят куда-нибудь со спешным поручением и ему также удастся «точное попадание», по меткому выражению конюха.

Тускло освещенный коридор явно рассчитан был на завсегдатая, изучившего тут каждую половицу: неудивительно, что я дважды споткнулся в самых темных его углах. Но впереди слышались голоса, и на пол из приоткрытой двери падала полоска света, источником которого, судя по характерным красноватым сполохам, был камин. Голоса, словно выплывавшие во мрак по световой дорожке, звучали дуэтом: в нежную женскую трель неуклюже вписывался мужской бас.

Я продвигался вперед осторожно, но не воровски: когда не уверен в том, какой прием тебя ожидает, всегда лучше топать погромче. Судя по тому, что голоса вдруг смолкли, мои ботинки сделали свое дело. Я прошел еще немного, распахнул полуоткрытую дверь и оказался лицом к лицу с супругой хозяина и Вертлявым.

Последний подвергался допросу: выражение его лица свидетельствовало об отчаянной попытке вспомнить что-то важное. Мое появление слуга воспринял с нескрываемой радостью — во всяком случае, на дверь он бросил такой взгляд, каким грабитель благодарит табличку с надписью «черный ход», за которой его ждет оживленная городская улица. Женщина поднялась, а я весьма бесцеремонно переступил порог.

Стучать я не стал вполне осознанно, и все же одной только решимости оказалось мало, чтобы подавить ощущение вдруг возникшей неловкости. Смущение мое лишь возросло после того, как я взглянул на хозяйку внимательнее. Вместо дородной дамы свойских манер с цветущей физиономией передо мной предстала женщина, которая в любом обществе была вправе рассчитывать на самое уважительное отношение. Спокойствие и решительность, чувство собственного достоинства, светившееся в каждой черте ее смугловатого лица, производили достаточно сильное впечатление. Мое умышленно невежливое вторжение вряд ли могло теперь быть оправдано смягчающими обстоятельствами: присутствие в комнате такой женщины делало мою фамильярность совершенно неприличной.

— Вынужден принести вам свои самые искренние извинения, — начал я как нельзя серьезнее. — Единственное готовое у меня на сей момент объяснение столь бесцеремонному вторжению состоит в следующем: услышав голоса, я захотел с кем-нибудь пообщаться.

— Ничего страшного, сэр, — несколько удивленно проговорила миссис Ферн. — Я готова поговорить с вами, если это действительно необходимо. Саймон, можешь идти.

Женщина говорила с шотландским акцентом. Возможно, именно происхождение и объясняло отчасти некоторые особенности ее поведения. Саймон — он же Вертлявый — воспользовался разрешением с необычайной живостью, причем от восторга рискнул даже мне подмигнуть.

— Вам, наверное, одиноко, сэр? — спросила миссис Ферн с улыбкой, очень украсившей ее тонкие, четко очерченные губы.

— Жутко! Думаю, вы как никто другой можете это понять.

— Ага, уловили акцент? Но я не из Шотландии, хотя отец мой действительно приехал с Севера. Ужасно суеверный был человек и любил пугать меня сказками о феях, домовых и прочей нечисти, обитающей среди холодных горных вершин.

— Место, где вы поселились, вполне подходит для того, чтобы продолжить общение с миром духов, — заметил я. — Не сомневаюсь, что дом кишит привидениями. Вы чем-то взволнованы?

— Ничуть, — отвечала миссис Ферн с веселым смехом. — Да и вы, сэр, страхи свои явно преувеличиваете. Просто воображение у вас слишком развито, что для мужчин, вообще-то, нехарактерно.

— А вы, я вижу, увлекаетесь фотографией, — заметил я с улыбкой. — Подтверждение тому я нашел и в гостиной.

— Что вы, сэр, это все муж. Терпеть не могу всякий хлам и обожаю, когда перед глазами — сплошь полированное красное дерево — если, конечно, таковое в комнате вообще имеется. Но мой муж обожает мусор, и с фотографиями своими не расстанется, наверное, ради даже самых расчудесных шедевров живописи.

— Ничего не поделаешь — любимое увлечение.

— Не совсем так, сэр. Это скорее… нежное сердце. Он разве не успел еще рассказать вам, что сердце — его слабое место? Ну, так это чистая правда, хотя, насколько я могу судить, характеризуя себя таким образом, люди далеко не всегда оказываются правы. Вещи очень быстро приобретают для него ценность в силу всего лишь каких-то ассоциаций, так что любую безделушку он готов хранить по той лишь причине, что она была с ним и прежде. Я-то мелочь всякую терпеть не могу. Но муж потакает моим слабостям, а значит, и я должна быть к нему снисходительна.

— Не знаю, миссис Ферн, вправе ли я — пусть даже ради того, чтобы выделить вас как приятное исключение, — критиковать представительниц вашего пола, но во всем, что касается понятий «дать» и «взять», женщины, как правило, не отличаются особой душевной щедростью.

— Вы женаты, сэр? — хозяйка взглянула на меня так спокойно и вместе с тем проницательно, что вопрос этот не показался мне неуместным.

— Ну нет, — рассмеялся я. — Могу похвастаться полным отсутствием каких бы то ни было увлечений — не считая, разве что, слабости к сигарам. Можете вы в такое поверить?

— Нет, не могу, — тихо, но твердо ответила она, не выказав при этом ни малейшего любопытства. После чего вернулась к прежней теме. — Видите ли, сэр, лишь человек, познавший тонкости супружеской жизни, вправе судить о том, что готова отдать женщина и сколько может она претерпеть так, что страданий ее никто не заметит. Простите меня, сэр, но вряд ли вы можете считать себя судьей в этом вопросе.

— Спасибо, что поставили меня на место, — ответил я. — Признаю за вами авторитет во всем, что касается брака. Но я, наверное, вас задерживаю — не говоря уж о том, что заставляю стоять? Ваш муж обещал провести меня по дому после ужина — показать кое-какие комнаты.

— Он будет здесь через минуту, — сказала миссис Ферн. — Не хотите ли присесть, сэр? Саймон, где Джордж?