Антон Чехов - Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах Страница 42

{01229}

167. Ал. П. ЧЕХОВУ 6 апреля 1886 г. Москва. 86, IV, 6. Ну полно, таможенно-карантинный человече, к чему такие сильные выражения? Откуда могла взяться "тень бывшего человека", и чего ради ты не узнаешь себя в зеркале? 1) Давыдов деньги вышлет, а если доселе не высылал, то потому что сам без штанов ходит. 2) За "Сверчком" ты имеешь получить, за "Будильником" тоже. Завтра Мишка соберет все твои крохи и вышлет послезавтра. Вообще: по гонорарным делам обращайся к Мишке. Адвокат хороший. В "Сверчке" платят прекрасно и тебе дадут по 8 коп. за строчку. 3) Ты естественник, а между тем для тебя не понятна естественность твоего положения. Тебя, пишешь, "жгут, режут, точут и пияют". Т. е. долги требуют? Милый мой, да ведь нужно же долги платить! Нужно во что бы то ни стало, хотя бы армяшкам, хотя ценою голодухи... Если университетские и пишущие люди видят в долгах страдания, то что же остается остальным? Я не знаю, но всё дело в принципе... И к чему делать долги? Прости за этот сытый вопрос, но, ей-богу, он не нотация. Ведь без долгов легко обойтись. Я по себе сужу, а на моей шее семья, к(ото)рая гораздо больше твоей, и провизия в Москве в 10 раз дороже, чем у вас. За квартиру ты платишь столько, сколько я за пианино, одеваюсь я не лучше тебя... Вся беда в покупках и расходах, которые ты не имел права делать и от к(ото)рых давно уже должен был бы отказаться: мука Нестле (?!?), лишняя прислуга и т. д. Когда у мужа и жены нет денег, они прислуги не держат - это обыденное правило... 4) Но долги сделаны и толковать о происхождении их бесполезно... Остается говорить о их платеже... Для тебя должен быть страшен долг в 1000-2000 руб., но 300-500, которые, вероятно, ты должен, не стоят "нравственных страданий". Рано или поздно ты их выплатишь, тем более что существует благодетельная мера - вычет из жалованья. Пока сам соберешься, так казначейство избавит тебя от долга. Вычет из жалованья,

{01230}

конечно, влечет за собой неудобства, но что делать! Неудобства временные, в особенности для человека, имеющего, кроме жалованья, еще и другой источник дохода... Мировой приговорил меня к уплате 105 р., ко(то)рые ты и Николай задолжали лавочнику Семенову. Портному я должен за себя и за тех, за кого поручился, более ста... Но вопроса "Что дальше будет?" я не задаю... Верую, что всё заплатится, перемелется и своевременно канет в Лету. На даче пожмусь как-нибудь, поживу с семьей на 50 р. в м(еся)ц, и долгов не будет... 5) Отчего ты мало пишешь? Что за безобразие? У "Сверчка" и "Буд(ильника)" сплошная вакансия, а ты сидишь, сложил ручки и нюнишь, как Гершка, когда его во сне кусают блохи. Почему ленишься работать в "Осколки"? Все те рассказы, которые ты прислал мне для передачи Лейкину, сильно пахнут ленью. Ты их в один день написал? Из всей массы я мог выбрать один отличный, талантливый рассказ, остальное же всё достойно пера таганрогского Живчика. Сюжеты невозможные... Ведь только лень может писать в цензурный журнал о попе, крестящем ребенка в купели!.. Лень не рассуждающая, работающая залпом, зря... Где это ты видел супругов, к(ото)рые у тебя в рассказе обедают и говорят о рефератах... и где под луной есть такие рефераты? Уважай ты себя, ради Христа, не давай рукам воли, когда мозг ленив! Пиши не больше 2-х рассказов в неделю, сокращай их, обрабатывай, дабы труд был трудом. Не выдумывай страданий, к(ото)рых не испытал, и не рисуй картин, к(ото)рых не видел, - ибо ложь в рассказе гораздо скучнее, чем в разговоре... Помни каждую минуту, что твое перо, твой талант понадобятся тебе в будущем больше, чем теперь, не профанируй же их... Пиши и бди на каждой строке, дабы не нафунить... Писал ли ты хоть одну вещь долее одного вечера? Только "Сомнамбулу"... Писал ли, я тебя спрашиваю, шут иваныч? Конечно, нет! Нет и нет! Литература для тебя труда не составляла, а ведь это труд! Будь ты порядочным человеком, посиди над рассказом (в 150-200 стр(ок)) дней 5-7, то что вышло бы! Ты себя не узнал бы в своих строках, как теперь не узнаешь себя в зеркале... Имей в виду, что срочной работой ты не завален

{01231}

и можешь поэтому над одной вещичкой возиться несколько вечеров... Выгодно ли это? Сочти... При максимальной кропотливости ты дашь 5-7 рассказов в месяц, что составит около ста, теперь же, пиша много, ты и 50 не имеешь... Заключаю сию мораль выдержкой из письма, к(ото)рое я на днях получил от Григоровича: "для этого нужно: уважение к таланту, который дается так редко... берегите Ваши впечатления для труда обдуманного, обделанного, писанного не в один присест... Вы сразу возьмете приз и станете на видную точку в глазах чутких людей и затем всей читающей публики..." Другой великий авторитет, имя же ему Суворин, пишет мне: "Когда много пишешь, далеко не всё выходит одинаково хорошо". Третий великий человек, наш И. Грэк (Билибин), в своих письмах матерно ругается, что я много пишу. Вот видишь, Саша! Работаю я теперь в "Новом времени", где получаю по 12 коп. за строчку. Мне удастся перетащить в петербургскую прессу Гиляя, к(ото)рый не развит, но талантлив. Нельзя ли и с тобой сделать то же самое, тем более что ты развит и талантлив в 1000 раз больше, чем те пробки, к(ото)рые пишут в "Деле" и "Наблюдателе"? Работай, голубчик! Бди, копти и не траться на суету! Не делай из себя и из своей работы муку Нестле... Для начала хорошо бы тебе работать в "Пет(ербургской) газете", откуда ты не замедлишь перебраться в "Новое время". Для тебя обе газеты потемки. Что для них потребно, ты не знаешь... Не можешь ли ты у себя в Н(овороссий)ске поискать сих газет и познакомиться с ними? "Новое время", наверное, получается в Н(овороссий)ске. Зри субботние номера... Лейкин вышел из моды. Место его занял я. Теперь в Петербурге я в большой моде и хотел бы, чтобы ты не отставал... Неужели ты уедешь из Н(овороссий)ска? Нельзя ли тебе не уезжать до осени? Если не уедешь, то даю честное слово побывать у тебя летом. (...) на долги. Мертвые и таланты сраму не имут. Колька 3000 должен и - ничего! А хорошо бы мы с тобой пожили! Отъезд твой мне тем более не по нутру, что я уверен, что Питер тебе ничего не даст, кроме новых долгов... Погоди до осени! Я буду в Питере, познакомлю Григоровича и прочих с твоей персоной и - кто знает? - Григорович

{01232}

действ(ительный) ст(атский) советник и кавалер... Он скорей найдет для тебя, чем ты... Его все министры знают... Так помни же: копти над рассказами. Сужу по опыту. Пиши. Напиши матери. Сообщи мне маршрут, как к тебе ехать. Кланяюсь. Твой А. Чехов.

168. M. E. ЧЕХОВУ 11 апреля 1886 г. Москва. 86, IV, 11. Пишу Вам, дорогой мой дядя, в страстную пятницу под субботу, но так как это письмо будет получено Вами после 13-го, то я имею полное право заочно поцеловаться с Вами три раза, получить от Вас ответ "Воистину воскрес", а если позволите, то и гривенничек. Итак: Христос воскрес! Поделите этот привет с тетей, братьями и с сестрами, которых поздравляю и целую. Всем желаю счастья, покоя и мира, Вам же лично, дорогой мой, желаю того, что может пожелать человек глубоко уважающий и преданный. Простите, что так долго не писал Вам. Вы сами много пишете, а потому поймете человека, который пишет от зари до зари: нет времени! Когда бывает свободная минутка, то постараешься отдать ее чтению или чему-нибудь другому. Да, откровенно говоря, не понимаю я того писания к дорогим и близким людям, которое пишется по обязанности, а не в минуты хорошего настроения, когда не боишься ни за свою искренность, ни за размер письма. Теперь давайте побеседуем. Начнем хоть с Вашего отъезда. После того, как Вы, тетя, Саша и о. Анания сели на извозчиков и скрылись, мы почувствовали в своих комнатах пустоту. Долго потом ходили и привыкали к этой пустоте. Для нас Вы слишком дорогой гость, и расставаться с Вами было нелегко. Помните, что Вы у нас единственный и другого такого близкого родственника у нас не было, да едва ли и будет. Дело не в том, что Вы родной дядя, а в том, что мы не помним того времени, когда бы Вы не были нашим другом... Вы всегда прощали нам наши слабости, всегда были искренни

{01233}

и сердечны, а это имеет громадное влияние на юность! Вы, сами того не подозревая, были нашим воспитателем, подавая нам пример постоянной душевной бодрости, снисходительности, сострадания и сердечной мягкости... Искренно жму Вам руку и благодарю. Когда, бог даст, лет через 10-15 я буду описывать для печати свою жизнь, то поблагодарю Вас перед всем читающим миром, а теперь жму только руку. Сейчас зазвонили к утрене. Все спят. Мамаша так утомилась окороком и пасхами, что ее теперь никакими пушками не разбудишь. Когда Вы уехали, уехала и Саша. До сих пор вспоминаем ее и не теряем надежды видеть ее у нас еще не один раз. Она всем очень понравилась, хоть я и уверен, что она неаккуратно лечится. Если она по-прежнему хворает, то пусть исполняет мои советы. Не мешало бы также Георгию или Володе сводить ее к доктору и показать. Около Каменной лестницы живет доктор Еремеев, зять Псалти. Если сведете к нему, то хорошо сделаете. На всякий случай прилагаю свою карточку, которая послужит для Саши паспортом. Еремееву сообщите средства, которые я рекомендовал. После Вашего отъезда, перед Рождеством, приехал в Москву один петербургский редактор и повез меня в Петербург. Ехал я на курьерском в I классе, что обошлось редактору не дешево. В Питере меня так приняли, что потом месяца два кружилась голова от хвалебного чада. Квартира у меня была там великолепная, пара лошадей, отменный стол, даровые билеты во все театры. Я в жизнь свою никогда не жил так сладко, как в Питере. Расхвалив меня, угостив, как только было возможно, мне дали еще денег рублей 300 и отправили обратно в I классе. Оказалось, что в Петербурге меня знают гораздо больше, чем в Москве. Медицина моя подвигается помаленьку. Нашим раздолье: даже Федосья Яковлевна у меня лечится; недавно лечил Ивана. Иметь у себя в доме врача - большое удобство! Писанье мое, это побочное занятие, подвигается своим порядком. Я уже работаю в самой большой петерб(ургской) газете - в "Новом времени", где мне платят по 12 коп. за строчку. Вчера я получил из этой газеты за 3 небольших рассказа, помещенных в трех номерах,