Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 72 Страница 43

Покорно прошу Редакцію прибавить къ посланному мною отчету еще слѣдующее:1

отъ служащихъ счетнаго отдѣла при постройкѣ Забайкальской ж. д. 33 р. 55 к., отъ Маргариты Посоховой 232 р. 75 к., черезъ контору «Русскія Вѣдомости» 54 p. 25 к., черезъ контору «Восточное Обозрѣніе» 76 р. 64 к., отъ Екат. Шульце 1 р., отъ Прокофія Чередайко 10 р., отъ общества офицеровъ, Бендеры, 75 р., изъ конторы «Восточное Обозрѣніе» 32 р. 50 к., отъ А. Б. Гольмблатъ, Вильна, 300 р., отъ служащихъ на ст. Нарва 10 р., отъ конторы «Восточное Обозрѣніе» 376 р. 82 к., отъ Н. Редигеръ, Украинскій полкъ, Винница, 1565 р. Итого 2766 р. 88 к.

Изъ этихъ денегъ 1100 р. отправлены А. С. Пругавину въ Самару, 1110 въ Казань П. М. Останкову и 565 р. кн. С. И. Шаховскому.2

Левъ Толстой.

Печатается по подлиннику, хранящемуся в АТБ. Обращение и заключительная фраза написаны собственноручно, перечень пожертвований рукой О. К. Толстой. Дата проставлена ею же. Опубликовано в «Русских ведомостях» 1899, № 173 от 25 июня при отчете за период с 30 мая по 10 июня, без подписи и обращения. Списки пожертвований без обращения и подписи напечатаны в 1899 г. в «Русских ведомостях» № 78 от 20 марта, № 99 от 10 апреля, № 102 от 13 апреля, № 112 от 25 апреля, № 122 от 5 мая, № 133 от 16 мая, № 137 от 20 мая, № 139 от 22 мая, № 151 от 3 июня, № 168 от 20 июня, № 172 от 24 июня, № 177 от 29 июня.

1 В газете эта фраза заменена: В письме 17 июня граф Л. Н. Толстой сообщает еще о получении им

2 Последняя фраза напечатана в «Русских ведомостях» иначе: Из этих денег послано: А. С. Пругавину (Самара) 1100 р., П. М. Останкову (Казань) 1100 р., кн. С. И. Шаховскому (Бугульма) 565 р.

135. A. C. Пругавину.

1899 г. Июня 17? Я. П.

Посылаю вамъ 700 р. Спѣшу, чтобы не опоздать.

Л. Толстой.

На обороте: Самара. Александру Степановичу Пругавину.

Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Открытка. На письме пометка адресата: «№ 2. Получил 20 июня (семьсот рублей)». Датируется по почтовому штемпелю: «Тула, 17 июня 1899». Впервые опубликовано в статье А. С. Пругавина «Письма и записочки Л. Н. Толстого» — «Вестник Европы» 1911, 2, стр. 279.

См. письма №№ 57 и 89.

136. А. С. Пругавину.

1899 г. Июня 19? Я. П.

Дорогой Александръ Степановичъ

Каждый день получаю деньги и спѣшу посылать. Посылаю вамъ 800 р.

Вашъ Л. Толстой.

Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Датируется по отметке адресата на письме: «Получил 22 июня 99 г.». Из Тулы в Самару почта приходила на четвертый день. Впервые опубликовано под датой «20 июня» в статье А. С. Пругавина «Письма и записочки Л. Н. Толстого» — «Вестник Европы» 1911, 2, стр. 279.

См. письма №№ 57 и 89.

137. В. В. Стасову.

1899 г. Июня 20. Я. П.

Дорогой Владиміръ Васильевичъ

Г-жа Дараганъ, которая передастъ вамъ это письмо, находится въ очень жалкомъ положеніи. Вы всѣхъ знаете, и васъ всѣ любятъ и уважаютъ, помогите ей, если можете, совѣтомъ. Обнимаю васъ.

Левъ Толстой.

20 Іюня 1899.

На обороте: Его Превосходительству Владиміру Васильевичу Стасову. Публичная библіотека.

Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевским по автографу в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», изд. «Прибой», Л. 1929, стр. 230.

Владимир Васильевич Стасов (1824—1906) — известный художественный и музыкальный критик, близкий знакомый семьи Толстых. См. письма 1878 г., т. 62.

Толстой направил к Стасову Антонину Эдуардовну Дараган, безрезультатно в течение пяти лет хлопотавшую о разводе в силу исключительно тяжелых семейных обстоятельств.

Стасов ответил Толстому 4 августа 1899 г.: «Лев Николаевич, получил ваше письмо через Антонину Эдуардовну Дараган. Она несколько дней всё не могла поймать меня, потому что я был на даче, здесь, в Парголове (каникулы библиотечные, и я в обычном летнем двухмесячном отпуску), то она не шла в библиотеку, когда я бывал на несколько часов в городе. Наконец, она потеряла терпение, закусила удила и прилетела по железной дороге сюда ко мне на дачу и рассказала мне всю свою горестную историю, дала мне прочитать все свои бумаги, а их у нее целая сумочка. Вижу, надо приниматься работать для нее, мне так ее жалко в самом деле, ну да и вы тоже мне поручаете. Надо, значит, непременно. Вот я и принялся. А надо вам сказать, Лев Николаевич, что я совсем не годен никуда по делам, не умею тут решительно, даром, что был когда-то в правоведении. Притом же, июль — самое затруднительное время в году для дел: никого нет в городе, все в разъезде, кто в деревне, кто за границей, кто где. Трудно очень кого-нибудь поймать в Петербурге. Однако, нам с нею как-то особенно счастливо всё удавалось. Нам надо было военного министра, но он должен был именно присутствовать почти постоянно на маневрах в Красном селе, так что все приемы были отложены и приемные дни нарушены. Но мы устроили так, что нам дали знать из его дома по телефону, когда он именно будет в городе (у себя на даче на Каменном острову), и я ее туда направил в удобный день и час. А между тем Александр Васильевич Верещагин (который теперь состоит чиновником по особым поручениям при министре и действует превосходно, рассказывает министру настоящую самую правду о том, где что найдет, куда его министр посылает исследовать, между тем как прежние посланцы привозили всё только фальшь и ложь). Александр Васильевич по моей просьбе предварил нужного адъютанта, и наша Антонина получила через всё это возможность быть принятою министром. Приехав к нему на дачу (чего теперь, последнее время, никому не удавалось по причине маневров), она послала через адъютанта свое письмо, написанное мною, и где я говорил, что вот граф Л. Н. Толстой принимает в ней участие и проч. Министр сначала прислал ей ответ на словах, через адъютанта, что ему невозможно действовать в этом деле, что он на то не имеет права, и что ему было бы слишком неловко; она пришла в великое отчаяние и горесть, собралась уезжать, но вдруг выходит другой адъютант и говорит: «Пожалуйте к министру, он вас ждет». Она восхитилась, снова ободрилась, вошла в кабинет. Министр принял ее необыкновенно любезно, просил ее рассказать, в чем ее дело и чего она желает, но просил ее быть [как] можно более краткой, потому что он сейчас должен поспевать на железную дорогу. Она рассказала и подала краткую записку, сочиненную также мною. Он сказал, чтò и прежде прислал сказать через адъютанта, что ему тут невозможно ничего самому сделать и это ему очень жаль. Тогда она сказала те слова, которые я ее научил: «Что как он думает и как скажет, хорошо ли она сделает, если попробует обратиться к суду чести тех офицеров, где служит ее муж (на Амуре 10 000 верст отсюда)? Министр подумал секунду и сказал: «Да, может быть, это Вам поможет. Но тогда вам надо подать просьбу генерал губернатору Амурского края (командующему там войсками)». И на том аудиенция кончилась. Но, провожая ее очень любезно, министр сказал: «Кланяйтесь, пожалуйста, от меня графу Льву Николаевичу». А надо вам сказать, что уже вперед знали, что министр — один из самых ревностных поклонников ваших, и потому я и решился поступить так, как мы поступили. Не знаю, написала ли вам Антонина Эдуардовна, но я на всякий случай передаю вам здесь эти слова министра. Чтоб кончить со всей этой историей, прибавлю, что на другой же день я написал письмо (уже от себя) к генералу Гродекову, командующему войсками в Приамурской области, и которого я давно хорошо знаю; это умный, отличный и образованный генерал; а Антонина Эдуардовна послала ему со своей стороны просьбу (мною же сочиненную) и с приложением копий со всех ее документов. Чтò будет дальше, мы, конечно, долго не узнаем: письмо на Амур ходит полтора месяца! Но надо вам сказать, что, кроме всего мною рассказанного, Антонина Эдуардовна раньше того, что мне удалось предпринять, сама адресовалась в синод и получила от него разрешение вести свое дело в Полтавской консистории без вытребования ее мужа с Амура (что законом назначено) и на этом новом основании начала свое дело в консистории. Итак, дело пошло в ход через несколько дверей зараз, но если была удача у министра (что до сих пор самое главное), то Антонина Эдуардовна во всем тут обязана обаянию вашего имени и уважению беспредельному министра к вашей великой личности. Но, благо я вам теперь пишу, мне хочется прибавить пару слов про самого себя. Я не думаю, чтоб во всей России, как она ни восхищается вашим «Воскресением», был кто-нибудь, кто больше меня был бы в восторге от этой необыкновенной вещи. Тут вы рисуете и лепите такие вещи, которые всех тиранят, всех возмущают, но которых никто не смеет, да и не умеет поставить перед всеми глазами. И какая новизна, и какая сила, и какая скульптура выпуклая и поразительная! И какие характеры и какие живые люди! Мне только под час страшно жалко, зачем так мало, зачем скоро кончится? Нет, решительно Лев Толстой выше и сильнее и глубже всех, всех, кто только писал и создавал в нашем веке. Да и не одного нашего века. И такою-то громадною вещью кончается XIX столетие. Ha-днях я пересматривал рукопись вашу об искусстве. Ах, какая великая тоже вещь! И сколько удивительного именно в том, что не попало в печать! Какая обида, что целые миллионы людей еще не знают и не слышат всего этого! Ваш В. Стасов» (публикуется впервые).