Джейн Остин - Гордость и гордыня Страница 43

— Мой дядя должен прислать за нами слугу.

— O! Ваш дядя? Он держит слугу? Я рада, что у вас есть кто-то, кто думает о подобных вещах. Где вы будете менять лошадей? О, в Бромли! Ну, разумеется. Если вы упомянете мое имя в «Колоколе», вам окажут всяческое внимание.

У леди Кэтрин нашлось еще много вопросов об их возвращении домой, а так как сама она отвечала не на все, нельзя было отвлекаться, что Элизабет сочла счастливым для себя обстоятельством, иначе, занятая своими мыслями, она могла бы забыть, где находится. Размышления следует оставлять до часов одиночества. И стоило ей остаться одной, как она с величайшим облегчением вновь предавалась раздумьям. Не проходило дня без одинокой прогулки, когда она могла без помех испытывать все радости неприятных воспоминаний.

Письмо мистера Дарси она вскоре уже знала почти наизусть. Изучила каждую фразу, и ее чувства к написавшему все время менялись. Когда она вспоминала выражения, к которым он прибегнул, в ней вновь вспыхивало негодование, однако стоило ей подумать, сколь несправедливо она осудила и упрекала его, как ее гнев обращался против нее самой, а перенесенные им разочарования пробуждали в ней сочувствие. Его чувство к ней вызывало благодарность, а его характер — уважение. Однако одобрить его поведения она не могла, ни на миг не раскаивалась в своем отказе и не испытывала ни малейшего желания вновь увидеться с ним. Ее собственное прошлое поведение служило постоянным источником досады и сожалений, а злосчастные недостатки ее близких были еще одной причиной для более тяжкой печали. Ее отцу было довольно посмеиваться над ними, и он никогда ничего не сделает, чтобы обуздать ветреные выходки своих младших дочерей, а ее мать, чьи манеры были тоже прискорбными, не видела в этих выходках ничего дурного. Элизабет вместе с Джейн часто пыталась образумить Кэтрин и Лидию, но пока мать продолжала потакать своей любимице, что могли сделать они? Кэтрин, бесхарактерная, обидчивая, находилась под полным влиянием Лидии и всегда сердилась на их советы, а Лидия, своевольная и пустоголовая, оставляла их слова без всякого внимания. Обе они были невежественными, ленивыми и тщеславными. Пока в Меритоне останется хоть один офицер, они будут кокетничать с ним, а пока Меритон будет оставаться в полумиле от Лонгборна, их ничто не удержит от постоянных прогулок туда.

Угнетали ее и опасения за Джейн. Объяснение мистера Дарси, полностью восстановившее ее прежнее доброе мнение о Бингли, лишь усугубило мысль о том, чего лишилась ее сестра. Его любовь оказалась искренней, а поведение безупречным, если не поставить ему в вину неколебимую доверчивость к другу. Как горестно было думать, что столь блестящей, столь завидной во всех отношениях судьбы, сулившей столько счастья, Джейн лишилась из-за глупостей и вульгарного поведения ее собственных сестер и матери!

Когда ко всем этим мыслям добавлялась правда о характере Уикхема, легко поверить, что веселость, прежде почти не оставлявшая ее, теперь настолько угасла, что ей трудно было сохранять хотя бы подобие бодрости.

Последнюю ее неделю в Кенте приглашения в Розингс вновь стали столь же частыми, как и вначале. Самый последний вечер был проведен там, и ее милость подробнейшим образом расспрашивала об их пути, наставляла, как следует упаковать их вещи, и столь убедительно описывала единственный способ практичного размещения платьев в дорожном сундуке, что Мария, едва вернувшись под кров сестры, почувствовала, что должна распаковать сундук и переложить заново все платья, которые с таким старанием укладывала в него все утро.

Когда они расставались, леди Кэтрин милостиво пожелала им доброго пути и пригласила приехать в Хансфорд в следующем году, а мисс де Бэр снизошла до того, что сделала реверанс и протянула руку каждой.

Глава 38

B субботнее утро Элизабет и мистер Коллинз спустились к завтраку на несколько минут раньше остальных, и он воспользовался случаем для церемонного прощания, которое считал совершенно обязательным.

— Не знаю, мисс Элизабет, — сказал он, — успела ли миссис Коллинз изъявить вам признательность за доброту, с коей вы навестили нас, но я убежден, вы не покинете наш дом, не выслушав ее благодарности. Вы с великой любезностью почтили нас своим обществом, и, поверьте, ее чувствуют всем сердцем. Мы знаем, сколь малым может прельстить наше скромное жилище. Наша простая жизнь, наши небольшие комнаты, немногочисленная прислуга и то, как мало мы выезжаем, — все это должно сделать Хансфорд очень скучным для молодой девицы вроде вас. Однако, уповаю, вы поверите, сколь мы благодарны за такое снисхождение, а также, что мы как могли старались скрасить ваше пребывание тут.

Элизабет поторопилась выразить собственную благодарность и заверить его, что была у них очень счастлива. Шесть недель пролетели чудесно, a радость быть с Шарлоттой и оказанные ей знаки внимания заставляют ее чувствовать, что она у них в неоплатном долгу. Мистер Коллинз, весьма польщенный, ответил с еще большей торжественностью и улыбками:

— Мне доставляет величайшее удовольствие слышать, что вы провели время здесь не без приятности. Мы, разумеется, делали все, что в наших силах. И по счастью, открыв вам доступ в столь высокий круг, могли благодаря нашему положению в Розингсе разнообразить скромные домашние вечера. Полагаю, мы можем льстить себя мыслью, что ваш визит в Хансфорд не был совсем уж докучным. Наша связь с семейством леди Кэтрин поистине величайшее благо и преимущество, какими могут похвалиться лишь немногие. Вы видите, сколь мы к ним приближены. Вы видите, сколь часто нас туда приглашают. Поистине, нельзя отрицать, что при всей скромности этого смиренного жилища никто из гостящих под его кровом не может стать предметом сожаления, ежели их, как и нас, принимают в Розингсе запросто.

Слова не могли выразить его восторги, и он был вынужден пройтись по комнате, пока Элизабет пыталась соединить вежливость и правду в двух-трех коротких фразах.

— Правду сказать, дражайшая кузина, вы можете сообщить о нас в Хартфордшире самые лучшие известия. Во всяком случае, льщу себя мыслью, что так полагаете и вы сами. Ежедневно вы были свидетельницей внимания, которое леди Кэтрин оказывает миссис Коллинз. И я уповаю, что никому не покажется, будто вашей подруге выпал несчастный… но на это лучше набросить покров молчания. Лишь разрешите мне заверить вас, дражайшая мисс Элизабет, что я могу от всего сердца пожелать вам обрести в супружестве равное счастье. Моя любезная Шарлотта и я едины душой и мыслями. Во всем видно поразительное сходство наших характеров и помыслов. Мы словно были предназначены друг для друга.

Элизабет могла лишь сказать, что подобное всегда великое счастье, и с той же искренностью добавила, что не сомневается в разных благах, которые дарит ему домашняя жизнь, и очень этому рада. Однако она нисколько не пожалела, когда появление подательницы сих благ прервало подробное их перечисление. Бедняжка Шарлотта! Как жаль было оставлять ее в подобном обществе! Но она сделала свой выбор с открытыми глазами и, хотя, видимо, сожалела, что ее гостьи уезжают, о сочувствии как будто не просила. Ее дом и хозяйство, приходские дела и ее птичник, как и все прочее, требовавшее ее участия, еще не утратили своего обаяния.

Наконец экипаж был подан, сундуки привязаны снаружи, свертки уложены внутри, и кучер объявил, что можно трогаться. После нежного прощания с Шарлоттой мистер Коллинз проводил Элизабет до экипажа. И пока они шли через сад, он поручал ей передать его наилучшие пожелания всей ее семье, не забыв добавить благодарность за доброту, оказанную ему в Лонгборне зимой, а также его нижайшее почтение мистеру и миссис Гардинерам, с коими он не имеет счастья быть знакомым. Затем он подсадил ее в экипаж, за ней Марию, и они уже собирались захлопнуть дверцу, когда он озабоченно напомнил им, что они все еще не поручили ему ничего передать леди Кэтрин и мисс де Бэр.

— Однако, — добавил он, — вы, несомненно, пожелаете, чтобы я передал им выражение вашего величайшего почтения и нижайшую благодарность за их доброту к вам, пока вы гостили тут.

Элизабет ничего не возразила, дверце было позволено захлопнуться, и лошади тронулись.

— Только подумать! — воскликнула Мария после не скольких минут молчания. — Кажется, и двух дней не прошло, как мы сюда приехали, а сколько всего случилось!

— Да, очень многое, — ответила ее спутница со вздохом.

— Мы девять раз обедали в Розингсе, а кроме того, два раза пили там чай! Как много у меня найдется, чего порассказать!

A Элизабет про себя добавила: «И как много мне придется скрыть!»

B дороге они разговаривали мало, никакой беды с ними не приключилось, и уже через четыре часа после отъезда из Хансфорда экипаж остановился перед домом мистера Гардинера, где им предстояло погостить несколько дней.