Эдвард Форстер - Комната с видом на Арно Страница 45

— Все хорошо, — мягко проговорила миссис Ханичёрч. Она вошла в гостиную, и мистер Биб услышал, как она, поцеловав дочь, сказала:

— Мне очень жаль, что я так рассердилась по поводу Греции, но это все из-за георгинов.

Люси отозвалась глухо:

— Спасибо, мама. Ничего страшного.

— И ты права. Тебе нужно съездить в Грецию. Можешь поехать, если сестры Элан тебя возьмут с собой.

— О, как здорово! Спасибо, мама!

Следом за миссис Ханичёрч в гостиную вошел мистер Биб. Люси сидела перед инструментом, положив руки на клавиатуру. Она была рада, хотя мистер Биб ожидал большей радости. Мать Люси склонилась к ней. Фредди, которому Люси пела, расположился на полу, преклонив к ней голову и зажав незажженную трубку между зубов. Как ни странно, но группа получилась замечательная. Мистеру Бибу, любителю старого искусства, сразу припомнилась его любимая тема Santa Conversazione — тема святой беседы, где люди, любящие друг друга, изображены разговаривающими о высоком — тема, игнорируемая современной живописью, ибо нет в ней ни чувственности, ни сенсационности. Зачем Люси выходить замуж или уезжать в путешествие, когда у нее столько друзей дома?

Беги веселого гулянья;Молчи средь шумного собранья.

— А вот и мистер Биб!

— Мистер Биб не осудит меня за плохую игру.

— Это прекрасная песня и очень мудрая, — проговорил священник.

— Нет, она не очень хороша, — ответила Люси с безразличием в голосе. — Я забыла, чем — то ли гармонией, то ли еще чем-то.

— Она написана не по правилам, но тем она и хороша! — сказал мистер Биб.

— Мелодия нормальная, — вторгся в разговор Фредди. — А слова подкачали. Не спорь. Пора выбрасывать белый флаг.

— Какие глупости ты говоришь, — отозвалась его сестра.

Santa Conversazione, святая беседа, утратила свою святость. Священник встал. В конце концов, почему Люси должна говорить о Греции или благодарить его за то, что ему удалось убедить ее мать? Он попрощался и вышел.

Фредди на крыльце зажег для него велосипедный фонарь, после чего со своей обычной радостью в голосе произнес:

— Насыщенный денек выдался, не так ли?

Не слушай звуков нежной лиры…

— Подождите, она заканчивает!

Забудь алмазы и сапфиры.Всю прелесть бытия презреть —Так проще жить и умереть!

— А я люблю такую погоду, — сказал Фредди.

И мистер Биб растворился в пронизанной ветром мгле.

Две вещи были совершенно очевидны. Люси вела себя превосходно, а он помог ей. Вряд ли ему удалось бы понять все детали этой значительной перемены в жизни девушки. Если в чем-то он был либо неудовлетворен, либо озадачен, ему оставалось смириться — в главном Люси была на правильном пути.

Всю прелесть бытия презреть…

Не исключено, что в песне этот «правильный путь» был очерчен чересчур резко, а аккомпанемент, который священник слышал сквозь порывы ветра и который частично снимал эту резкость, более согласовывался с позицией Фредди и спорил со словами:

Всю прелесть бытия презреть —Так проще жить и умереть!

Так или иначе, четвертый уже раз Уинди-Корнер лежал перед ним — как маяк в ревущем океане мрака.

Глава 19. Люси говорит неправду мистеру Эмерсону

Мисс Ханичёрч нашла сестер Элан в их любимом отеле возле Блумсбери — умеренно роскошное, чистое, душное заведение, активно посещаемое провинциалами. Они обычно вселялись сюда перед тем, как отправиться на покорение великих морей, и проводили пару недель, неторопливо закупая одежду, путеводители, куски непромокаемой кожи для сидения на траве, специальный хлеб для улучшения пищеварения и прочие вещи, без которых за границей просто не обойтись. Им и в голову не приходило, что в других странах, в тех же Афинах, тоже есть магазины, но к путешествию они относились как к военной операции, которую можно успешно провести, только вооружившись в лавочках и магазинчиках Хеймаркета. Сестры полагали, что и мисс Ханичёрч обязана хорошенько экипироваться. Хинин сейчас стал доступен в форме таблеток. С одноразовым мылом не будет хлопот в поезде — лицо и руки всегда будут свежими и чистыми. Слегка ошеломленная, Люси пообещала, что купит все.

— Но вы, конечно же, всё знаете про эти мелочи, тем более что вам помогает мистер Виз! — трещали сестры. — Джентльмен — это такая опора!

Миссис Ханичёрч, которая приехала в город вместе с Люси, нервно постукивала пальцами по портмоне.

— Как хорошо, что мистер Виз отпустил вас с нами, — продолжила мисс Кэтрин. — Не каждый молодой человек способен на такое. Но вероятно, он потом присоединится к вам?

— Или мистера Виза удерживает в Лондоне его работа? — спросила мисс Тереза, наиболее проницательная и наименее добрая из сестер.

— Так или иначе, мы увидимся с ним, когда он приедет вас проводить. Мне так хочется встретиться с ним!

— Никто не будет провожать Люси, — вмешалась миссис Ханичёрч. — Она не любит этого.

— Да, терпеть не могу проводов, — подтвердила Люси.

— Не может быть! Как интересно! Я думала, что в этом случае…

— О, миссис Ханичёрч! Неужели вы уходите? Как приятно было встретиться!

Они наконец сбежали, и Люси произнесла с облегчением:

— Как хорошо! На этот раз все.

Но ее мать была обеспокоена.

— Ты можешь говорить, что я тебе не сочувствую, дорогая, — произнесла она. — Но я не вижу причин, почему бы тебе не рассказать своим друзьям про Сесиля и покончить с этим. Мы все время сидим как в засаде, лжем, а нас словно просвечивают. Противно же!

У Люси было что возразить. Она вкратце описала натуру сестер Элан: это такие сплетницы! Скажешь им что-нибудь, и мгновенно об этом узнают все.

— Но почему бы всем об этом не узнать?

— Потому что я обещала Сесилю не объявлять о разрыве помолвки, пока я в Англии. Уедем — скажу. Так много лучше. О, как сыро на улице. Свернем сюда!

«Сюда» было в Британский музей. Но миссис Ханичёрч туда не хотела. Если уж прятаться от дождя, то в магазине. Люси усмехнулась презрительно — она поставила перед собой задачу полюбить греческую скульптуру, и с этой целью уже заняла у мистера Биба мифологический словарь, чтобы выучить имена богов и богинь.

— Хорошо, — тем не менее сказала она. — Пусть магазин. Пойдем в книжный. Мне нужен путеводитель.

— Ты знаешь, Люси, — остановила ее миссис Ханичёрч. — Вы все: ты, Шарлотта, мистер Биб говорите мне, что я глупая. Может быть и так. Но я никогда не пойму эту игру в прятки. Ты избавилась от Сесиля — очень хорошо! И я благодарна тебе за то, что он ушел, хотя поначалу я и сердилась. Но почему об этом не сказать всем? Зачем помалкивать и ходить на цыпочках?

— Это только несколько дней.

— Но почему?

Люси молчала. Она все больше отдалялась от матери. Было бы очень просто сказать: «Потому что меня преследовал Джордж Эмерсон. И если он услышит, что я бросила Сесиля, он опять примется за свое». Это было бы просто, и, благодаря счастливому совпадению, это было бы правдой. Но Люси не могла так сказать. Она не любила откровений, поскольку они могли привести к познанию собственной сущности и Свету, который есть царь ужаса. С того самого последнего вечера во Флоренции она считала неразумным раскрывать кому-либо свою душу.

Молчала и миссис Ханичёрч. Она думала: «Дочь моя мне не отвечает. Нашему с Фредди обществу она предпочитает этих любопытных старух. Прицепится к любому сброду, лишь бы сбежать из дома». А так как ни одна из мыслей миссис Ханичёрч долго не могла пребывать неозвученной, она произнесла:

— Ты просто устала от Уинди-Корнер.

То была совершеннейшая правда. Когда Люси избавилась от Сесиля, она надеялась вернуться в Уинди-Корнер, но затем обнаружила, что у нее больше нет дома. Уинди-Корнер мог быть домом для Фредди, который и жил, и думал просто и честно; но для того, кто намеренно исказил, если не изуродовал свою внутреннюю сущность, свое сознание, Уинди-Корнер, как дом, умер. Люси не осознавала, что ее сознание искажено, поскольку к этому осознанию должно было прийти само сознание, а Люси разрушила этот инструмент жизни. Она думала так: «Я не люблю Джорджа; я разорвала свою помолвку потому, что не люблю Джорджа; я должна ехать в Грецию потому, что не люблю Джорджа; гораздо важнее искать имена богов в словаре, чем помогать маме; все, кроме меня, ведут себя ужасно». Она была обиженной и раздраженной и хотела делать совсем не то, что должна, и в этом состоянии духа она продолжила разговор.

— О, мама! — воскликнула она. — Что за чепуху ты говоришь! И нисколько я не устала от Уинди-Корнер.

— Тогда почему ты сразу этого не сказала, а размышляла целых полчаса?