Томас Рид - Оцеола, вождь семинолов Страница 46

Я опасался только, что дорогой мы можем наткнуться на группу индейцев — теперь уже наших врагов! Это была реальная опасность, и поэтому мы приняли все меры предосторожности.

В нескольких местах нам попадались свежие следы мокасин и лошадиных копыт. А однажды мы наткнулись на догорающий костер, вокруг которого были следы индейцев. Здесь находился их лагерь. Ни одного белого или цветного мы не встретили, пока не подъехали к одной из заброшенных плантаций на берегу реки. Здесь мы в первый раз наткнулись на человека.

Это был всадник — по-видимому, индеец. Он находился слишком далеко от нас, чтобы мы могли рассмотреть цвет и черты его лица. Но по его одежде, посадке, красному поясу и штанам и особенно по страусовым перьям на голове мы узнали в нем семинола. Он ехал на черном коне и только что показался на просеке в лесу, куда мы направлялись. Он, очевидно, увидел нас в то же мгновение, как мы заметили его, и, наверно, хотел избегнуть встречи с нами. Взглянув на нас, он повернул коня и снова скрылся в лесу.

Пылкий Галлахер пришпорил своего коня и пустился в погоню за всадником. Я хотел удержать его, но мне показалось, что этот всадник Оцеола. Тогда никакой опасности не было. Мне хотелось встретиться с молодым вождем и дружески поговорить с ним, поэтому я поскакал за Галлахером, а Джек последовал за нами.

Я был почти уверен, что этот странный всадник — Оцеола. Мне показалось, что я узнал страусовые перья, а Джек рассказывал мне, что молодой вождь ездит на великолепном черном коне. По всей видимости, это был он. Чтобы окликнуть его и заставить остановиться, я пришпорил своего коня и обогнал Галлахера.

Вскоре мы въехали в лес, где скрылся всадник, но здесь, кроме свежих следов, мы ничего не увидели. Я окликнул Оцеолу, громко назвал себя, но ответом мне было только лесное эхо. Некоторое время я ехал по следу, продолжая звать Оцеолу, но не добился никакого ответа. Всадник или не хотел отозваться на мой призыв, или отъехал слишком далеко, чтобы услышать меня. Конечно, было бессмысленно догонять его, если он сам, по доброй воле, не остановился. Мы могли бы гнаться за ним по следу целую неделю и все-таки не догнать его. Видя бесполезность наших усилий, мы с Галлахером отказались от намерения мчаться за всадником и вернулись на дорогу, чтобы скорее закончить наше путешествие.

Я хорошо помнил боковую тропинку, которая сильно сокращала дорогу, и мы повернули на нее. Мы проехали довольно далеко и затем снова напали на свежий лошадиный след, который вел от реки, куда мы направлялись. Мы осмотрели след и увидели, что он еще влажный. Рядом на сухих листьях деревьев блистали капли воды. Значит, всадник переправлялся через реку вплавь!

Это открытие заставило меня задуматься над целым рядом вопросов. Зачем индейцу понадобилось ехать на ту сторону? Если это Оцеола, то что ему там было нужно? При таком напряженном положении в стране индеец, подъехавший к поселку белых, рисковал жизнью. Если бы его заметили и взяли в плен, ему угрожала бы неминуемая гибель. Чтобы решиться на такой отважный шаг, надо было иметь серьезные причины. Если это Оцеола, то какие у него причины? Единственным приемлемым объяснением было то, что Оцеола отправился туда в качестве разведчика. Что ж тут зазорного со стороны индейца?

Хотя в этом предположении не было ничего невероятного, но оно почему-то не убеждало меня. Как будто какое-то облако внезапно окутало мою душу, неясное предчувствие томило меня, и какой-то демон, казалось, нашептывал мне: «Это не так!» Всадник, безусловно, переплыл реку. А ну-ка, проверим!

Мы подъехали к реке и убедились в справедливости нашего предположения: след действительно выходил из самой воды. Значит, всадник переплыл реку. Мы сделали то же самое и на другом берегу снова увидели следы черного коня.

Не останавливаясь, я поехал по следу. Галлахер и Джек не отставали от меня. Ирландец был очень удивлен моей настойчивостью. Но я не в силах был даже отвечать на его расспросы. Мрачное предчувствие с каждой минутой все сильнее томило меня. Сердце так и трепетало в груди, сжимаясь от боли.

След привел нас к небольшой поляне в роще магнолий. Дальше ехать было незачем: мы оказались у цели. Я машинально взглянул на землю и замер в седле. Мрачное предчувствие исчезло, но зато появились еще более мрачные мысли. На всей поляне виднелись следы лошадиных копыт, как будто здесь была стоянка. Большие следы принадлежали черному коню. Но рядом виднелись другие, поменьше. Это были легкие следы подков маленького пони.

— Господи! Масса Джордж! — пробормотал Джек, опередив Галлахера и впившись взглядом в землю. — Взгляните, ведь это следы маленькой Белой Лисички. Мисс Виргиния была здесь! В этом нет никакого сомнения!

Глава LI. Кто был всадник?

Мне стало нехорошо, и я чуть не свалился с седла. Но необходимость скрыть свои чувства заставила меня держать себя в руках. Иногда появляется подозрение, которое неохотно выскажешь даже лучшему другу. Именно так было со мной, если это вообще можно назвать «подозрением». К несчастью, оно уже почти перешло в уверенность.

Я понял, что не столько следы на земле, сколько мое поведение заинтересовало Галлахера. Он заметил, с каким волнением я отыскивал след. Он не мог не заметить этого волнения. И теперь, выехав на поляну, он увидел, как я побледнел и как дрожали мои губы от непонятного ему смятения.

— Что с тобой, Джордж, мой мальчик? Ты полагаешь, что индеец замышляет какую-то подлость? Ты думаешь, что он приехал на твою плантацию шпионить?

Этот вопрос помог мне найти ответ, который, как я полагал, был довольно далек от истины.

— Весьма возможно, — ответил я, стараясь не выдать своего смущения. — Вероятно, шпион-индеец вступил в сношения с кем-нибудь из негров. Это следы одного из пони с нашей плантации… Очевидно, негры ездили сюда и встречались с индейцем, но для какой цели, сказать трудно…

— Нет, масса Джордж, — вмешался мой черный оруженосец, — у нас никто не ездит на Белой Лисичке, кроме…

— Джек, — резко перебил я его, — мчись домой и скажи, что мы сейчас будем. Скорее, мой милый!

Приказ был отдан так решительно, что Джеку пришлось быстро подчиниться. Не закончив фразы, он пришпорил свою лошадь и поскакал. Такую уловку я применил из предосторожности. За минуту до того у меня и в мыслях не было посылать курьера вперед, чтобы известить о нашем прибытии. Я знал, что простодушный негр хотел сказать: «У нас никто не ездит на Белой Лисичке, кроме мисс Виргинии». И я придумал эту хитрость, чтобы не дать ему возможности договорить. Когда негр уехал, я взглянул на своего товарища. Галлахер был человек открытой души, говоривший всегда прямо и не способный ничего утаивать. Глядя на его приятное, цветущее лицо, я ясно видел, что Галлахер озадачен, и мне стало как-то не по себе. Однако мы оба промолчали и свернули на тропинку, по которой уехал Черный Джек.

Это была узкая дорожка для скота, по которой рядом ехать было нельзя, и мы ехали молча: я впереди, а Галлахер за мной.

Мне не надо было направлять свою лошадь, она и без меня хорошо знала, куда ей идти, — это была все та же дорога. Теперь я уже не высматривал следов на земле. Раза два мне попались следы маленького пони, но я не обращал на них внимания: я знал, откуда и куда они вели.

Я был слишком поглощен своими мыслями, чтобы замечать что-нибудь вокруг себя. Кто же мог ехать на пони, кроме Виргинии? Да, мне было ясно, чье имя хотел назвать Черный Джек: на Белой Лисичке ездила только сестра, никому другому на плантации не позволялось садиться на ее любимую маленькую лошадку. Впрочем, было одно исключение. Я видел, на пони и Виолу. Не ее ли имя назвал бы Джек, если бы я дал ему договорить? Может быть, это была Виола?

Но зачем же квартеронке встречаться с Оцеолой? Совершенно незачем. Меня долго не было, и многое изменилось в мое отсутствие. Кто знает… может быть, Виоле надоел ее черный поклонник и она обратила благосклонное внимание на блистательного вождя. Вероятно, она часто видела его здесь. Ведь после моего отъезда на север прошло несколько лет, прежде чем у семьи Пауэллов отобрали их плантацию. И тут мне вспомнился один случай из времен нашего первого знакомства с Пауэллом — правда, не слишком существенный. Виола стала восхищаться красивым юношей, и Черный Джек очень рассердился. Сестра начала бранить Виолу за то, что она терзает своего верного поклонника. Виола была красавицей и, как большинство красивых девушек, кокеткой. Мои предположения могли оказаться правильными… Эта мысль меня утешала, но зато, увы, бедный Джек!..

Еще одно незначительное обстоятельство подкрепляло мою догадку. За последнее время я заметил в своем слуге большую перемену: он не казался мне таким веселым, как раньше, он был задумчив, серьезен и рассеян.

Скоро у меня мелькнуло еще одно предположение. Хотя на Белой Лисичке никому не разрешалось ездить, но кто-нибудь из слуг мог тайком нарушить этот запрет и, взяв пони с лужайки, отправиться на свидание с индейцем. Все это было весьма вероятно. На нашей плантации, как и на всякой другой, могли быть недовольные рабы, которые поддерживали связь с враждебными индейцами. Место свидания находилось примерно в одной миле от дома. Ехать было приятнее, чем идти пешком, а взять пони с пастбища можно совершенно спокойно, не боясь, что тебя заметят. Дай-то бог, чтобы это было так…