Джудит Леннокс - Следы на песке Страница 49

«Я полюбила тебя, когда мне было одиннадцать лет, Гай, — думала Фейт. — Я полюбила тебя с той минуты, когда ты, в пропыленных ботинках, вошел в кухню в Ла-Руйи. С того мгновения, когда я увидела тебя. Ты улыбнулся мне, и лицо твое осветилось. И с тех пор я все время любила тебя, так или иначе».

Задребезжал оконный шпингалет, кто-то постучал по стеклу.

— Понимаешь, — сказал Гай, — я думал об этом целый день. Ничего не делал, только думал. — Он попытался улыбнуться. — Сегодня утром я едва не наложил гипс на здоровую руку. — Вид у него был совершенно измученный. Тёмные круги под глазами, красная кайма по краю век. — Ты любишь меня, Фейт? Ты любишь меня хоть немного?

Она подошла и положила голову ему на грудь.

— Конечно, люблю, глупый. Разве могу я тебя не любить?

Со сдавленным стоном он обнял ее и поцеловал в макушку.

Обычно человек не сразу осознает, что испытал минуты полного счастья, думала Фейт, но этот момент был именно таким. Она ничего не стала бы менять. Пусть все останется так, как есть: струйки воды из водосточной трубы, стекающие в лужицу под ногами, колючая, как наждак, щека Гая. Только при воспоминании об Элеоноре картина слегка омрачилась и потускнела по краям. Но Фейт закрыла глаза и сосредоточилась на тепле его рук и блаженстве этих мгновений.

Шпингалет задребезжал снова. В окно просунулась голова.

— Инвентаризация, Мальгрейв. Бегом. — Любопытные глаза посмотрели сначала на Гая, потом на Фейт. — Немедленно, Мальгрейв. А не то Дикин разорвет тебя на части.

Мисс Дикин была начальницей станции.

— Мне надо идти, Гай, — пробормотала Фейт и побежала к двери.

— Я не могу больше так! — крикнул он ей вслед. — Я не могу жить во лжи.

Он догнал ее, схватил за плечи, притянул к себе. Фейт было больно дышать, как после долгого бега.

— Завтра утром в парке, — сказала она. — Встретимся под той липой, Гай, в половине девятого. Под липой.

Фейт была рада, что мисс Дикин, ее начальница, устроила инвентаризацию именно сегодня. Когда пересчитываешь карандаши и бинты, не остается времени думать. Она ползала по полу в поисках пропавшей канистры с маслом, и боль в коленках отвлекала ее от воспоминаний об объятиях Гая, а брюзжание мисс Дикин временно стирало из памяти полный ненависти голос Элеоноры.

В шесть утра дежурство закончилось, и Фейт пошла домой. На Махония-роуд было темно и холодно.

— Руфус? Джейк? — крикнула она, но никто не ответил.

Пока она обходила дом, открывая двери в пустые комнаты, ее бросало от восторга к отчаянию. Воспоминания, незаконченные фразы, обрывки мыслей проплывали в голове. Фейт понимала, что ей надо отдохнуть, но не могла и продолжала бродить из комнаты в комнату, не в силах остановиться. Она попыталась вспомнить, сколько часов провела без сна, но сбилась со счета. Примерно двое суток, сообразила она и посмотрела на часы. Половина восьмого.

В спальне Фейт открыла комод и посмотрела на его содержимое. Аккуратно сложенные платья, шарфы, шляпки — яркие напоминания о прошлом. Она провела тыльной стороной руки по шелковым складкам платья от Дуйе. Может быть, когда-нибудь она снова наденет его и пойдет гулять по берегу с Гаем? Или, одетая в бледно-зеленое, цвета нильской воды, платье от Шиапарелли, она будет ужинать с ним при свечах, под звуки негромкой музыки? Фейт осторожно вынула из ящика платье «холли-блю». А что если когда-нибудь он расстегнет эти крохотные перламутровые пуговки и платье спадет с ее обнаженных плеч на пол лилово-голубым облачком крепдешина?

Фейт села на край кровати, прижимая платье к груди, как ребенка. И холодно напомнила себе, что, взяв Гая в любовники, она будет ничем не лучше Линды Форрестер. По отношению к семье Невиллов это будет то же самое, что сделала Линда по отношению к Мальгрейвам. Фейт вспомнила холодную ненависть, мелькнувшую в глазах Элеоноры. Если она станет любовницей Гая, она заслужит эту ненависть. При мысли о Ральфе и Линде ее передернуло. Прижавшись подбородком к коленям, она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Способна ли она унизить Элеонору, как Линда унизила Поппи? Закрыв глаза, Фейт вдохнула лавандовый запах старого платья и призналась себе, что способна. Она снова посмотрела на часы. Десять минут девятого. Чтобы быть в парке вовремя, следует поспешить.

Она уже готова была встать и выйти из комнаты. Но тут вспомнила, как стояла рядом с Гаем в детской комнате на Мальт-стрит и смотрела на ребенка, спящего в колыбельке. Нежные детские черты, любовь в глазах Гая. А как же Оливер? Пусть ей все равно, что думает о ней Элеонора, но может ли она оторвать Гая от маленького сына? Обидеть невинное дитя?

Эйфория вчерашнего вечера угасла, и теперь Фейт видела, что, став любовницей Гая, она поступит нечестно, неправильно, несправедливо. Она заставила себя вспомнить то, что вчера говорила Элеонора. «Ему нужна моя забота и порядок… Если он потеряет все то, что дала ему я, он погибнет». Она вспомнила Гая в Ла-Руйи: аккуратно уложенная одежда в рюкзаке, точные движения рук, когда он разделывал курицу. Фейт с первого дня поняла, что он другой, не такой как Мальгрейвы, что он следует иным правилам. И восхищалась этим. Грызя ногти, она думала: «Элеонора права, Элеонора сказала правду». Возможно, Элеонора не любит Гая, тем не менее она понимает его и у нее есть, что ему предложить: размеренное, упорядоченное существование, которое позволяет ему заниматься любимым делом.

Ни один из Мальгрейвов не имеет склонности к порядку и размеренности, с горечью думала Фейт. Мы идем по жизни на ощупь, натыкаясь на других людей и не замечая этого.

Платье незаметно соскользнуло на пол, а Фейт все сидела, прижавшись лбом к коленям. Она вспомнила, как беременная Николь с огромным животом говорила ей, что уже не уверена в своей любви к Дэвиду. А Джейк? Его продолжительное отсутствие наполняло Фейт страхом.

Наша семья распалась, думала она. У нас никогда не было особенно много корней, а те, что образовывались, мы безжалостно отрубали. Разобщение, которое началось еще в прошлом году во Франции, ускорилось и вырвалось из-под контроля. Теперь под угрозой было то немногое, в чем Фейт была уверена. Брак родителей. Отношения Николь с Дэвидом. Любовь Джейка к отцу. Поспешное бегство из Франции отзывалось отдаленными и разрушительными последствиями. Когда-то Фейт боялась бомбежек, но распад привычных жизненных связей пугал ее еще больше.

Было лишь одно место, где она могла почувствовать себя в безопасности. Она представила липу и плывущие в воздухе парашютики соплодий. «А как же я?» — произнесла она вслух. Она не в силах помочь своей семье, но может ухватить немного счастья для себя. Фейт встрепенулась. Стрелка часов двигалась по циферблату с невероятной скоростью. Двадцать пять девятого. Надо спешить.

Она сбежала по лестнице вниз, схватила с крючка свой жакет и сунула ноги в первые попавшиеся туфли. Ключ от входной двери куда-то запропастился. Может быть, он мне больше не понадобится, подумала она. Может быть, я сюда не вернусь.

Выскочив из двери, она увидела, что из-за угла появилась знакомая фигура. Не Гай. Не Джейк. Поппи.

Поначалу Фейт решила, что Поппи все знает. Мама все знает про папу. Раннее утреннее солнце слепило глаза. Неестественное оживление пропало, вместо этого нахлынула усталость и какая-то опустошенность. Фейт в ожидании прислонилась к двери. Поппи подняла взгляд.

— Фейт, — воскликнула она, задыхаясь от быстрой ходьбы. — Ужасная новость, Фейт.

— Папа? — прошептала она.

Но Поппи оцепенело посмотрела на нее темными омутами глаз на фарфорово-белом лице и покачала головой.

— Дэвид прислал телеграмму. — Голос Поппи дрожал. — Николь родила девочку.

Фейт не могла говорить, чувствуя, как нарастает внутри комочек страха.

— Ребенок очень слабый, — сказала Поппи. — Николь в тяжелом состоянии. О, Фейт, они боятся, что она умрет.

Он ждал до полудня. Листья липы дрожали на жаре, крошечные парашютики, кружась, падали на землю. Окончательно убедившись, что Фейт не придет, Гай пошел к ее дому в Айлингтоне. Дверь открыл Руфус Фоксуэлл. «Она уехала, — сообщил Руфус, — и не сказала, куда».

Гай вернулся на Холланд-сквер. За время ожидания в парке радость перешла в изумление, но сейчас его охватило отчаяние. Путь домой проходил по улицам, заваленным обломками камней, мимо огороженных зданий, поврежденных во время бомбежек. Глядя на кирпичные утесы развалин, Гай думал о том, что любая из этих полуразрушенных стен все же прочнее, чем любовь.

Глава девятая

Поппи провела в Комптон-Девероле две недели, а потом вернулась в Херонсмид. К тому времени Николь была уже вне опасности, и Поппи призналась себе, что чувствует себя неловко в доме Кемпов, несмотря на исключительное гостеприимство Лауры и Дэвида. Поппи казалось, что и сами Кемпы, и их большой дом олицетворяют тот образ жизни, который могла бы вести она. Импульсивный порыв на пляже в Довиле двадцать один год назад и время, прошедшее с тех пор, вырвали ее из этого круга. Когда-то она, принадлежащая к семейству Ванбургов, была ровней Кемпам. Теперь же она бездомная изгнанница, бродяжка. Даже со скидкой на нынешние тяжелые времена, она была не так причесана и не так одета. Иногда она с трудом вспоминала, как правильно пользоваться столовыми приборами, иногда пугалась, что ее выдает речь. Ральф не обратил бы на это внимания, но она, когда-то принадлежавшая к людям этого круга, замечала все свои оплошности.