Борис Шергин - Сказки Страница 5

Кормщик говорит:

– Ты по уставу сделал. Теперь бы надо нам сходить его похоронить, но не терпит время. Надо подыматься на Русь.

Лодью задержали непогоды у Вайгацких берегов. Здесь она озимовала.

Сказанный детина к весне занемог. Онемело тело, отнялись ноги, напала тоска. Написано было последнее прощанье родным. Тяжко было ночами: все спят, все молчат, только сальница горит-потрескивает, озаряя черный потолок.

Больной спустил ноги на пол, встать не может. И видит, сквозь слезы: отворилась дверь, входит незнаемый человек, спрашивает больного:

– Что плачешь?

– Ноги не служат.

Незнакомый взял больного за руку:

– Встань!

Больной встал, дивяся.

– Обопрись на меня. Походи по избе.

Обнявшись, они и к двери сходили и в большой угол прошлись.

Неведомый человек встал в огню и говорит:

– Теперь иди ко мне один.

Дивясь и ужасаясь, детина шатнул к человеку твердым шагом:

– Кто ты, доброхот мой? Откуда ты? Незнаемый человек говорит:

– Ужели ты меня не узнаешь? Посмотри: чья на мне рубаха, чей кафтанец, чей держу в руке платочек? Детина всмотрелся и ужаснулся:

– Мой плат, мой кафтанец… Человек говорит:

– Я и есть тот самый пропащий промысловщик из Пустой Губы, костье которого ты прибрал, одел, опрятал. Ты совершил устав, забытого товарища помиловал. За это я пришел помиловать тебя. А кормщику скажи -он морскую заповедь переступил, не схоронил меня. То и задержали лодью непогоды.

Понятие об учтивости

Деревня Лодьма славна была изготовлением изящных корабельных моделей. Здесь подолгу живал Маркел Ушаков.

…Царский чиновник едет мимо ряда лодемских крестьян, сидящих на бревнах.

– Эй, борода! – кричит чиновник.

Все с бородами,– усмехнулись крестьяне.

– Кто у вас тут мастер? – сердится чиновник.

– Все мастера, кто у чего, – отвечают крестьяне.

– Я желаю купить здешнюю игрушку – кораблик!

– За худое понятие об учтивости ничего не купишь,– слышится спокойный ответ.

Это сказал Маркел Ушаков, который по виду ничем не отличался от любого мужика-помора.

Рассказы о кормщике Маркеле Ушакове

Вступительная статья к Рассказам о кормщике Маркеле Ушакове

Русский Север долго хранил устную и письменную память о морской старине, замечательных людях Поморья. Сказания о морской старине бытовали в морском сословии Архангельска и передавались из поколения в поколение. Включенные в данный раздел рассказы являются художественным осмыслением слышанного и записанного мною в молодых годах, запечатленного в памяти от тех ушедших времен.

Примечательными представителями "поморских отцов" были Маркел Ушаков, Иван Порядник (Рядник), Федор Вешняков.

Маркел Иванович Ушаков (годы его жизни: 1621-1701) видится нам типичным представителем старого Поморья. Он имел чин кормщика и, кроме того, был судостроителем. С дружиной своей он жил "однодумно, односоветно", поэтому и товарищи его были ему "послушны и подручны".

Сведения об Ушакове и Ряднике взяты мною из сборника поморского письма XVIII века "Малый Виноградец". В начале двадцатых годов сборник этот принадлежал В. Ф. Кулакову, маляру и собирателю старины, проживавшему в ту пору в Архангельске. В рассказах я старался сохранить эпизодическую форму повествования и стиль речи поморского автора, избегая излишней витиеватости и славянизмов, сохраняя отблески живой разговорной речи того времени.

Рядниковы рукавицы

Между матерой землей и Соловецкими островами зимою ходят ледяные тороса. Ходят непрерывно, неустанно. Соловецкий трудник Ушаков водил суда меж лед бойко и гораздо.

Братия спросили:

– Чем тебя, Маркел, почествовать за экой труд?

Маркел ответил:

– Повелите выдать мне рядниковы рукавицы. Все удивились:

– Что за рукавицы? Кожаный старец объяснил:

Хаживал к игумену Филиппу некоторый Рядник-мореходец. Сказывал игумену морское знанье. И однажды забыл рукавицы. Филипп велел прибрать их: "Еще-де славный мореходец придет и спросит…" Сто годов лежат в казне. Не идет, не спрашивает Рядник рукавиц.

– Сегодня пришел и стребовал! – раздался голос старого Молчана.– Хвалю тебя, Маркел,– продолжал Молчан.– Не золото, не серебро – рядниковы рукавицы ты спросил, в которых Рядник за лодейное кормило брался на веках, в которых службу морю правил. Ты, Маркел, отцов наших морских почтил. Молод ты, а ум у тебя столетен.

Маркел и стал хранить эти рукавицы возле книг. Надевал в особо важных случаях.

Из-за Рядниковых рукавиц попали в плен свеи-находальники.

Но расскажем дело по порядку.

Однажды в соловецкой трапезной иноки "московской породы" сели выше "новгородцев". "Новгородская порода" возмутилась. Маркел втиснулся меж теми и теми и так двинул плечом в сторону московских, что сидящие с другого края лавки "московцы" посыпались на пол.

Баталия случилась в праздник, при большом стечении богомольцев. Маркела в наказание за бесчинство и послали в Кандалакшу, к сельдяному караулу.

В безлюдное время, в тумане, с моря послышался стук весел и нерусская речь. Маркел говорит подручному:

– Каяне ( от названия города Каяна, на территории нынешней Северной Финляндии, с которого шведы (свеи) не раз делали набеги на Поморье.) идут. За туманом сюда приворотят. Бежи в деревню! Нет ли мужиков…

К Маркелу в избу входят трое каянских грабежников. Двое захватили его за руки, третий стал снашивать в лодку хлебы, рыбу и одежду.

Маркел стоит: его держат эти двое. Наконец третий, оглядев стены, снял с гвоздя заветные Рядниковы рукавицы.

Маркел говорит:

– Это нельзя! Повесь на место!

Тот и ухом не ведет.

Тогда Маркел тряхнул руками, и оба каянца полетели в разные углы. Вооружась скамьей, Маркел тремя взмахами "учинил без памяти" наскакивающих на него с ножами грабежников. Сам выскочил в сени, прижал двери колом.

Те ломятся в двери, а он стоит в сенях и слушает: не трубит ли рог в деревне?

И деревенские, как пали в карбас, сразу загремели в рог.

А в лодке еще трое каянцев. Вопли запертых слышат. Один выскочил из лодки и бежит к свеям на помощь. С ним Маркел затеял драку, чтобы не подпустить к избе. Но рог слышнее да слышнее. Показался русский карбас с народом. В свалке один грабежник утонул. Пятеро попали в плен.

За такую выслугу Маркелу с честью воротили чин судостроителя.

Стихосложный Грумант

На моей памяти молодые моряки усердно обзаводились рукописными сборниками стихов и песен.

Иногда такой "альбом" начинался виршами XVIII века и заканчивался стихотворениями Фета и Плещеева.

В сборнике, принадлежащем знаменитому капитану-полярнику В.И. Воронину, находился вариант "Стихосложного Груманта", написанного безвестным помором.

В старинном сборнике поморских стихов "Рифмы мореплавательны", принадлежащем моему отцу, также был вариант названной песни. Напечатанный здесь текст "Стихосложного Груманта" представляет собою свод двух вариантов.

В молодых меня годах жизнь преогорчила:Обрученная невеста перстень воротила.Я на людях от печали не мог отманиться.Я у пьяного у хмелю не мог звеселиться.Старой кормщик Паникар мне судьбу обдумал,На три года указал отойти на Грумант.Грумалански берега – русской путь изведан.И повадились ходить по отцам, по дедам.Мне по жеребью надел выпал в диком месте.Два анбара по сту лет, и избе за двести.День по дню, как дождь, прошли три урочных годаПритуманилась моя сердечна невзгода,К трем зимовкам я еще девять лет прибавил,Грозной Грумант за труды меня не оставил.За двенадцать лет труда наградил спокойством,Не сравнять того спокою ни с каким довольством.

Колотился я на ГрумантеДовольны годочки.Не морозы там страшат,Страшит темна ночка.Там с Михайлы, с ноября,Долга ночь настанет,И до Сретения дняЗоря не проглянет.Там о полдень и о полночьСветит сила звездна.Спит в молчанье гробовомОкеанска бездна.Там сполохи пречудноПуще звезд играют,Разноогненным пожаромНебо зажигают.И еще в пустыне тойБыла мне отрада,Что с собой припасеныЧернило и бумага.Молчит Грумант, молчит берегМолчит вся вселенна.И в пустыне той изба,Льдиной покровеннаЯ в пустой избе один,А скуки не знаюЯ, хотя простолюдин,Книгу составляюНе кажу я в книге сейПечального виду.Я не списываю тутЛюдскую обиду.Тем-то я и похвалюПустынную хижу,Что изменной образиныНикогда не вижу.Краше будет сплановатьЗдешних мест фигуру,Достоверно описатьГруманта натуру.Грумалански господа,Белые медведи,Порядовные моиБлижние соседи.Я соседей дорогихПулей угощаю.Кладовой запас сверятьИх не допущаю.Раз с таковским гостенькомБился врукопашну.В сенях гостьюшку убил,Медведицу страшну.Из оленьих шкур одеждуШью на мелку строчку.Убавляю за работойКромешную ночку.Месяцам учет ведуПо лунному светуИ от полдня розню ночьПо звездному бегу.Из моржового тинкаДелаю игрушки:Веретенца, гребешки,Детски побрякушки.От товарищей один,А не ведал скуки,Потому что не спущалПраздно свои руки.Снасть резную отложу,Обувь ушиваю.Про быванье про своеПесню пропеваю.Соразмерить речь на стихПрилагаю тщанье:Без распеву не почтутГрубое сказанье.

Треух