Цзэн Пу - Цветы в море зла Страница 5

Переработка «Цветов» была безусловно плодотворной. Слова о том, что она «не имела никакого влияния на литературную жизнь», звучат не очень убедительно, если вспомнить большое число статей о Цзэн Пу, появившихся в тридцатых — начале сороковых годов, обращение драматурга Ся Яня и других писателей к подлинной биографии Сай Цзиньхуа, попытки ряда литераторов продолжить роман до шестидесятой главы. В наши дни «Цветы в море зла» также не утратили актуальности и своими достоинствами превосходят многие китайские сочинения. Недаром в последние десятилетия Цзэн Пу получил заслуженное признание не только в Китае, но и далеко за его пределами.

В. Семанов

ЦВЕТЫ В МОРЕ ЗЛА

Роман

Глава первая

ВОЛНЫ, РИНУВШИСЬ НА СУШУ, В ОДНО МГНОВЕНИЕ ЗАТОПЛЯЮТ ОСТРОВ РАДОСТЬ РАБОВ. АВТОРА ПРОСЯТ ОПИСАТЬ СУДЬБУ ЦВЕТКА СВОБОДЫ, ОТРАЗИВ ЕЕ В СОБЫТИЯХ ТРИДЦАТИ ЛЕТ

Забыты песни рек и гор,           страна удручена,Рыдают чистые сердца,           не находя исхода.Увы! Срединная земля           уже обречена,Растоптана, умерщвлена           былых времен свобода!Любимцы Золотых дворцов!           Мудрейшие мужи!С красавицами, что живут           в веселых заведеньях,Вы углубились в Южный сад,           и там, в немой тиши,Проходят многие часы           в любовных развлеченьях.

А вы, неверные послы,           на дальний Запад мчась,Вдали от родины своей           забыли долг священныйИ, тайно преступив закон,           признали вражью власть,Продав себя и не стыдясь,           увы, такой измены!

В море зла окунулась страна!За великие прегрешеньяПредыдущего перерожденьяНаказание терпит она!На дорогах драконыВступают в ночные сраженья[1],Вы ж, вельможи, средь белого дняВеселитесь за кубком вина!..

Мир трепещущих душЛишь забвеньем и страхом объят,Всполошились в испугеТигровые стражи у трона,Распахнулись вратаИмператорских тайных палат,Входят в них иностранцы —Словно входят в Китай покоренный!

Поражения в тысячах дел!Не скрывая упрека,С горькой грустью на варваров[2]Смотрит Небесное око,Скорбно думают люди:«Печален Отчизны удел!»

А Богини свободы цветок улетел,Подгоняемый ветром с востока…

Вы, конечно, захотите узнать, кто такая Богиня свободы? При какой династии она была канонизирована? Где стоит ее изваяние? Рассказывать об этом пришлось бы слишком долго. Поэтому сначала я поведаю вам о стране рабства, которая обладала лишь самой примитивной свободой. Она находилась за пределами пяти великих океанов земного шара, куда не проникли еще ни Колумб, ни Магеллан. Там простиралось огромное море, называвшееся Морем зла, и среди этого моря затерялся остров Радость рабов[3]. Он находился под тридцатью градусами северной широты и ста десятью градусами восточной долготы. Его горы и реки были прекрасны, цветы и деревья ласкали взгляд красотой. Но уже долгое время небо стояло низко над островом, сквозь темные тучи никогда не проглядывало солнце, воздух здесь был тяжелым. Подумайте, если обитателям этого острова не хватало даже свежего воздуха, без которого не может обойтись ни один человек, то как мало у них было свободы! Они жили хуже собак, но за жизнь цеплялись. Отсюда и родилась у них потребность почитать сильных, заискивать перед иностранцами и из рода в род передавать суеверные легенды о грехах и возмездии.

По умению приспосабливаться жителей острова можно было сравнить только с Фэн Дао[4] и Цянь Цяньи[5], а по ловкости — с Ян Сюном[6] и Чэнь Цзыаном[7]. Стоит ли удивляться, что цари их деспотичностью походили на Циньшихуана[8], Юлия Цезаря, Чингисхана, Людовика Четырнадцатого, а тупостью — на Янди[9], Ли Юя[10], Чарльза Первого и Людовика Шестнадцатого?

Издревле этот остров не имел никаких сношений с соседними странами, поэтому в других государствах даже не знали его названия. С самой глубокой древности не дышали здесь вольным воздухом. Жители считали, что обладать едой, жильем, ученой степенью, женой и детьми — это и есть высшая радость свободы. Но недаром в старину говорилось: «лучше смерть, чем неволя». Настал смертный час и для населения, которое вдоволь насладилось своей примитивной, рабской свободой. Пятьдесят лет тому назад (примерно в середине XIX века) вокруг острова Радость рабов неожиданно поднялись огромные волны. Остров был потрясен до самого основания, море уже готовилось захлестнуть его.

Но народ по-прежнему жил словно в полусне. Люди целыми днями плясали и веселились, предаваясь разврату. Они играли на лютнях под названием «свобода», пили «вольное вино» и любовались на цветы, которые тоже назывались «цветами свободы». Год за годом неудержимо текло время, лунные затмения сменяли солнечные. И вот наконец в 1904 году рухнуло небо, раскололась земля, раздался оглушительный треск, и Радость рабов погрузился в пучину Моря зла.

Можете ли вы себе представить, что остров Радость рабов находился совсем близко от Китая? На севере он граничил с Песчаным морем, на востоке — с Желтым морем, на западе — с Синим морем и на юге — с Южно-Китайским морем[11]. Едва о гибели острова стало известно, как в первом китайском порту, открытом для торговли[12], — Шанхае, где жили представители различных стран мира, все в один голос заявили, что это редчайшее явление. Дни наполнились сплошными дебатами и поисками причин исчезновения острова. Было истерто до основания несколько дюжин перьев, изведен не один фунт бумаги и чернил для того, чтобы описать сие знаменательное событие. Некий юноша по прозванию Ревнитель свободы специально приехал в Шанхай, желая получить достоверные сведения об острове Радость рабов. Однако к кому обратиться с расспросами, он себе не представлял.

Когда он прогуливался по улице, в глазах у него рябило от множества прохожих. Здесь были и жирные компрадоры, связанные с иностранными фирмами, и ловкие сторонники реформ, способные украсть даже солнце, и щеголяющие в европейских костюмах субъекты с обрезанными косами[13], выдающие себя за революционеров, и корреспонденты газет, с языка которых всегда готов сорваться поток лжи. Казалось, их абсолютно ничто не тревожило. Они преспокойно играли в кости, забавлялись гетерами, распивали чай в «Жилище покоя» и слушали певичек в «Гнезде небесного блаженства». Вокруг сновали экипажи, запряженные роскошными лошадьми, вино лилось рекой, а дым разврата поднимался до небес. Словом, жизнь била ключом, и Ревнитель свободы удивился, как слабо эти люди реагировали на трагическое событие. Несколько дней он провел как во сне. Но однажды, когда он сидел в зале одного из ресторанов, туда вбежал какой-то человек с искаженным от ужаса лицом и закричал:

— Беда! Беда! Между Японией и Россией началась война! Три восточные провинции[14] под угрозой.

Один из посетителей презрительно усмехнулся:

— Разве только три? По-моему, все восемнадцать давно уже потеряны.

Заслышав эти слова, Ревнитель свободы вздрогнул и подумал, как быстро все переменилось в такой совсем недавно спокойной стране. Он машинально встал и направился к выходу. Оказавшись на улице, он долго шел, не зная куда. Неожиданно взору его представилась обширная равнина. Горы вокруг отливали золотистым цветом, вода в реке казалась прозрачной, как ароматная роса; несколько десятков богатых зданий утопали среди пышных деревьев. Это был благодатный край, и его чудесные картины, словно вышитые шелком на парче, не могли не вызвать восторга. Но кругом было пусто и тихо — ни души.

Сердце юноши дрогнуло: ему показалось, будто он когда-то уже бывал здесь. Он бродил взад и вперед, не в силах расстаться с этим волшебным местом, и вдруг заметил невдалеке маленькую хижину. Повинуясь какому-то безотчетному влечению, Ревнитель свободы приблизился ко входу и уже совсем готов был переступить порог, как путь ему неожиданно преградила занавеска из нитей жемчуга. Юноша заглянул через нее внутрь и увидел посреди хижины нечто похожее на вазу с цветком необыкновенной красоты. «Уж не цветок ли это из красной яшмы, который, по преданию, принадлежал суйскому императору Янди? — подумал он. — Или, может быть, это цветок с яшмового деревца престолонаследника Чэня…»[15]