НОРМАН МЕЙЛЕР - ЛЕСНОЙ ЗАМОК Страница 5

Но прежде чем я успел поделиться этими соображениями с Гиммлером, мне удалось (или показалось, будто удалось) выйти на куда более перспективную фигуру. А почему бы не избрать на роль производителя младшего из братьев Гидлеров — трудолюбивого Иоганна Непомука? Конечно, в случае с коммивояжером перед нами был бы классический инцест первой степени, а моя новая версия означала — отчасти в опровержение взлелеянной Гиммлером научной гипотезы, — что главным инцестуарийцем становится не Адольф Гитлер, а его отец Алоис.

С другой стороны, если Алоис был зачат Марией Анной от Иоганна Непомука, это подкрепляло позицию Гиммлера, причем весьма существенно. Потому что Клара Пёльцль, молодая женщина, которой предстояло в дальнейшем стать третьей женой Алоиса и родить ему сына Адольфа, доводилась Иоганну Непомуку родной внучкой. И если Алоис был сыном Непомука, значит, Клара была его племянницей! В итоге нашего фюрера породили бы дядя с племянницей, Алоис и Клара. А это вам не фунт изюму! Более того, я уже понимал, в каком свете смогу преподнести это Хайни. Мой окончательный сценарий предполагал судьбоносное соитие в ходе случайной встречи. По моей версии, Мария Анна Шикльгрубер и Иоганн Непомук Гидлер зачали Алоиса в день, когда она прибыла из Граца навестить родных в Штронесе. Туда же заглянул на часок и проживающий в Шпитале Иоганн Непомук. И этот часок он скоротал на сеновале с Марией Анной. А она сразу же забеременела. Непомук, узнав об этом, не имел шансов отпереться от отцовства, потому что все сложилось в некотором роде экстраординарно. Там, на сеновале, едва отдышавшись, она сказала: «Ты сделал мне ребеночка. Клянусь! Я его уже чувствую».

Кроме того, согласно моему сценарию, Иоганн Непомук любил жену, любил трех дочерей, которых она ему родила, и, разумеется, в мыслях не держал омрачить свое семейное счастье. С другой стороны, он оказался способен взглянуть на вещи и глазами Марии Анны. Он был порядочным человеком. Поэтому пообещал ей заботиться о ребенке, которому еще только предстояло появиться на свет, однако попросил Марию Анну сказать родителям, что деньги ей будут поступать из Граца. Так она и сделала, и ей поверили, хотя никто ни разу не видел того, что ей приносят хоть какие-то письма.

Мария Анна смирилась с таким поворотом дел, однако радости он ей, понятно, не приносил. Через пять лет она сказала Непомуку, что собирается во всем признаться. Потому что не может больше сносить презрительные взгляды, которыми женщины Штронеса провожают ее, стоит ей только выйти из дому, ведя за руку пятилетнего малыша.

Непомук предложил на роль эрзац-мужа собственного старшего брата Георга. Непомук не любил Георга, а Георг не любил Непомука, но когда хроническому алкоголику предлагают поступающие на регулярной основе деньги, выбирать ему не приходится. Я преувеличиваю, но только чуть-чуть. Георг женился на Марии Анне ради ее ежемесячного пособия, причем отдельную радость ему доставлял тот факт, что деньги поступали от нелюбимого Непомука, которому ради этих нескольких жалких крон приходилось пуще прежнего корячиться в поле. Георг с особым вкусом смаковал выпивку, оплачиваемую каторжным трудом младшего брата. Человек он был не больно-то симпатичный — неудачник, раз и навсегда озлившийся на весь белый свет.

Мария Анна, выйдя наконец замуж, добивалась от мужа, чтобы тот официально признал себя отцом Алоиса, однако Георг категорически отказался, заявив, что это оскорбило бы его личную честь. Если ему и удалось во время многих затяжных пьянок внушить собутыльникам, что он правильно поступил, женившись из-за денег — а из-за чего же, черт возьми, еще? — то тем меньше оснований было у него усыновить и узаконить выблядка, о котором каждому встречному и поперечному было известно, что он не от Георга. Он считал себя, ладно уж, пьяницей и неудачником, но никак не рогоносцем! А выблядок, раз уж родился, пусть так и остается выблядком.

Такую легенду (как выражаемся мы, разведчики) я преподнес Гиммлеру. Она была дополнительно подкреплена несколькими собеседованиями с престарелыми обитателями Штронеса, которым, пусть и в раннем детстве, еще удалось застать в живых забулдыгу Иоганна Георга Гидлера, умершего в 1857 году. Конечно, звенья цепи, на которой держалась эта конструкция, при пристальном рассмотрении оказались бы слишком ржавыми, однако Гиммлеру мой рассказ пришелся по душе и был тем самым легитимирован. Я выдал на-гора историю, согласно которой среди предков Гитлера не было никакого еврея, а его отец и мать доводились друг другу дядей и племянницей. Таким образом, я преуспел в превращении Адольфа Гитлера в инцестуария первой степени во втором колене. Гиммлер благословил мои труды.

«Это, — сказал он, — более чем что бы то ни было другое, объясняет невероятную смелость и победоносность нашего фюрера. Как я неоднократно подчеркивал, для инцестуарийцев первой степени чрезвычайно характерны смерть в раннем возрасте или ущербность — как физическая, так и психическая, — но опять-таки фюрер проявил инстинкт самосохранения в беспримерной степени. Гений и воля — уникальные составляющие его личности — позволили ему избавиться от изъянов, как правило присущих инцестуариям первой степени, пусть и во втором колене. И величественный результат оказался подлинным благословением для всех нас. Гены сельских тружеников, передаваемые из поколения в поколение, триумфально превратились в трансцендентную добродетель».

Достигнув этой точки, Гиммлер закрыл глаза, откинулся в кресле и неторопливо выдохнул воздух. Выглядело это так, словно он изгоняет из собственных легких последних бесов, не сподобившихся подняться на уже набранную им высоту.

«Не хочу повторяться, — понизив голос, продолжил он, — но случаи инцеста первой и второй степени могут оказаться по-настоящему опасными. Нужна Воля фюрера, чтобы преуспеть в такой ситуации. — Слово «воля» значится здесь с прописной, потому что он произнес его с особым благоговением. — Я верю в то, что в окружающем нас тонком мире полным-полно духов, являющихся воплощениями или частицами Зла. Вполне возможно, что самые скверные из этих исчадий группируются вокруг сущности, которую в былые века принято было называть Сатаной. И означенный Сатана, если Он и впрямь существует, наверняка уделяет особое внимание инцестуариям первой или второй степени. Ибо как же Ему не стремиться пресечь на корню те исключительные способности, которые возникают в результате дарованного Господом Богом удвоения генов? Тем большая честь и хвала Гитлеру, разумеется. Внутренний взор фюрера, вне всякого сомнения, позволил ему не опустить глаз перед самим Сатаной».

Гиммлер даже не догадывался о том, что приведенные им аргументы фактически нарастают в геометрической профессии. В преподнесенной мною легенде не было лжи, но в ней наличествовала ирония. Сама по себе гипотеза, пусть и построенная на более чем шатких доказательствах, была верной. Именно Иоганн Непомук Гидлер снабжал двоюродную сестру деньгами, именно от него она и прижила Алоиса Шикльгрубера. Ирония же, причем двойная ирония, заключалась в том, что Адольф Гитлер, родной сын Алоиса, был не просто инцестуарием первой степени во втором колене—в действительности его зачали в самой сердцевине инцеста. Потому что Клара Пёльцль, которой предстояло стать третьей женой Алоиса и родить ему сына Адольфа, доводилась своему мужу родной дочерью. И об этой интимной связи мне предстоит в самое ближайшее время сообщить вам во всех подробностях.

Чтобы выполнить такое обещание, мне предстоит сейчас расширить эти мемуары, включив в них элементы семейной хроники, как если бы я был обычным беллетристом старой школы. Предстоит проникнуть в мысли Иоганна Непомука, равно как и в сознание его внебрачного сына Алоиса Гитлера, описать чувства трех его жен и многочисленных детей.

Итак, мы вправе покончить с Марией Анной Шикльгрубер. Несчастная мать умерла в 1847 году, в возрасте пятидесяти двух лет, оставив сиротой десятилетнего сына. Диагнозом была «чахотка в результате грудной водянки»; болезнь стремительно развилась за две последние зимы, которые она провела ночуя в коровнике, и в конце концов свела ее в могилу. Перед смертью она много размышляла о том, какой крепкой и славной была в молодости, лет в девятнадцать, какой сильной, какой подвижной, а как она пела первую партию в церковном хоре в Дёллерсгейме! Но сейчас, три с лишним десятилетия спустя, обманувшись во всех ожиданиях, она вдобавок в ходе нечастых совокуплений с Георгом набралась от него и вечно пожирающей ее мужа злости. Сам же он, как это часто бывает с алкоголиками, пересидел на земле едва ли не всех, кто полагал, будто беспробудное пьянство доконает его не сегодня завтра. Жену он пережил на десять с лишним лет. Алкоголь стал для него не только пожизненным проклятием, но и всесильным эликсиром жизни и лишь в самом конце явился в предсказуемой роли палача. Сгорел он за день. Назвали это ударом. Никто его не хватился, потому что ни с Непомуком, ни с Алоисом он не поддерживал никаких отношений. К тому же Алоису уже было двадцать и он работал в Вене.