Джек Керуак - Пик (это я) Страница 5

— Пошли, — сказал брат и посадил меня на закорки, как тогда, днем.

Мы повернулись к дому и посмотрели на малышей в окне, которые, похоже было, вот-вот заплачут, и брат это понял и сказал:

— Не плачьте, ребята, завтра или на следующий год мы с Пиком вернемся и здорово повеселимся, будем ловить рыбу в реке, есть конфеты, играть в бейсбол, рассказывать друг другу разные истории, а потом залезем на дерево и будем пугать тех, кто внизу. Так оно и будет, увидите, только придется немного подождать. Хорошо?

— Да, сэр, — ответил Джонас.

— Да, сэл, — повторил малыш Генри.

— Ух ты! — выдохнул Уиллис.

А мы с братом зашагали прочь по двору, перелезли через забор и прямиком в лес. Без малейшего шума. Ура! Нам удалось сбежать.

7. Идем в город

Знаешь, дед, темнее ночи я в жизни не видел: только мы с братом дошли до леса, месяц спрятался за тучи, и, когда изредка выглядывал, было видно, какой он тощий и тусклый. И похожий на банан. Становилось все холоднее, и я весь продрог. Не хватало только ливня с ураганом… Честно говоря, мне уже не было так хорошо, как в начале пути. И все время казалось, что я забыл что-то сделать или оставил что-то нужное в доме у тети Гастонии, хотя я знал, что ничего подобного, я просто это себе напридумывал. Господи, почему в голову лезут такие мучительные мысли? В темноте по лесу шел поезд, но, видно, где-то далеко, мы с братом слышали его, только когда в нашу сторону дул ветер. Поезд загудел у-у-у, и звук долго не смолкал, как будто хотел обязательно долететь до холмов. Брр! Вокруг темнотища, холодно, мне было не по себе. А моему брату — хоть бы что.

Сначала он нес меня по лесу, но потом опустил на землю:

— Уфф, парень, все, я не собираюсь тащить тебя на своем горбу до самого Нью-Йорка!

И мы потопали дальше, пока не вышли к кукурузному полю, и брат сказал:

— Мне кажется, ты еще не поправился после болезни. Уверен, что можешь идти сам?

— Так точно, сэр, — сказал я. — Просто я немного подмерз. — И пошел вперед.

— Первым делом я куплю тебе куртку, малыш. Полезай-ка на спину. — Брат опять усадил меня к себе на плечи и, покосившись на меня, сказал: — Послушай-ка, Пик. Ты уверен, что хочешь идти со мной?

— Так точно, сэр.

— Ладно. Только почему ты называешь меня «сэр»? Ты ведь знаешь, что я твой брат.

— Да, сэр, — выпалил я, но тут же поправился: — Да, брат.

Я не знал, что еще сказать. Помню только, мне было страшно, потому что я понятия не имел, куда мы идем и что будет со мной, когда мы, наконец, дойдем, если дойдем. А спрашивать у брата было неловко, ведь он пришел за мной и такой был радостный и довольный.

— Послушай-ка, Пик, — снова сказал брат. — Мы с тобой вместе идем домой, и, пожалуйста, называй меня Шнур, понял? Так меня все зовут.

— Хорошо, сэр, — ответил я, но тут же спохватился: — То есть Шнур.

— Далеко пойдешь, — засмеялся брат. — Ты видел черного кота на дереве у дома Джелки? Ну, на него еще собаки лаяли? Это я его туда посадил, понимаешь, схитрил, чтобы псины на меня не накинулись. Котяра отлично шипел и, спасибо ему, все прошло как надо. Он принес нам удачу. А теперь берегись! — сказал брат дереву, спрятался за ствол, изогнулся и стал на него лаять, а потом: «Фсс!» — зашипел как кошка, и мы оба покатились со смеху. Вот какой он был, дед.

— Бедный малыш, — вздохнул брат и поудобнее усадил меня на спину. — Вижу, тебе очень страшно, ты начинаешь всего бояться, прямо как взрослый. В Библии сказано: «Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле». Похоже, хотя тебе всего одиннадцать лет, ты уже это знаешь. Не беда, ведь я пришел за тобой и научу тебя быть настоящим бродягой..

Мы прошли еще немного вперед и увидели вдалеке огни города, но брат ничего не сказал. А потом мы вышли на дорогу.

— Сейчас я тебе расскажу, куда мы идем, — сказал брат, как будто прочитал мои мысли и понял, что меня тревожит. — Скоро мы научимся отлично понимать друг друга, и станем друзьями, и будем вместе бродить по свету. Когда я узнал про деда, то сразу понял, какие неприятности и беды тебя ожидают, Пик, и сказал Шейле — это моя жена, — что теперь она будет твоей новой мамой. Она согласилась со мной и сказала: «Иди и забери бедного малыша к нам». Шейла очень классная, сам скоро увидишь: Ну и я поехал за тобой на юг, потому что кроме меня у тебя никого не осталось, да и у меня больше нет родни. А знаешь, почему мистер Отис дал дедушке Джексону ту лачугу и тот кусок земли, где ты родился? И почему мистер Отис сейчас так старается тебе помочь?

— Нет, сэр, то есть Шнур, — ответил я. Мне очень хотелось это узнать.

— Дело в том, что твой дед родился рабом и какое-то время принадлежал деду мистера Отиса. Ты ведь не знал этого, да?

— Не знал, сэр, Шнур, никто мне об этом не говорил, — ответил я и вдруг вспомнил, что однажды взрослые вроде бы говорили что-то про рабов.

— Мистер Отис, — продолжил брат, — хороший человек. Он считает, что обязан время от времени помогать черным, и прекрасно, я, к примеру, этим похвастаться не могу. Все хотят делать добрые дела, каждый на свой лад, и тетя Гастония, бедняжка, больше всех. Дядя Сим Джелки, в общем-то, человек неплохой, он просто очень бедный, не может подбирать таких бродяг, как ты. И вряд ли уж так сильно всех ненавидит. Старший Джелки — всего-навсего дряхлый свихнувшийся старикашка, хотя… Не уверен, что я бы не спятил, приключись со мной то же, что с ним. Как-нибудь я тебе про это расскажу. Главное, я не хочу, чтобы ты попал в воспитательный дом, куда тебя собрался отправить мистер Отис. А ты понимаешь, почему тетя Гастония взяла тебя к себе и почему все Джелки на тебя ополчились?

Я не очень-то понимал и попросил:

— Скажи почему?

— Да потому, что наш с тобой папаша Альфа Джексон лет десять назад в страшной драке вышиб старику Джелки глаз. С того дня между двумя семьями началась смертная вражда. Тетя Гастония, сестра твоей мамы, очень ее любила и заботилась о ней до последнего… До того самого дня, когда отец, после пяти лет исправительных работ, три из которых оттрубил на Мрачном Болоте[2], освободился, но к маме не вернулся.

— А куда он делся? — спросил я и попытался вспомнить лицо отца, но у меня ничего не вышло.

— Никто не знает, — хмуро ответил брат. — Малыш, твой отец был, а может, и есть, необузданный и плохой человек. Никто не знает, жив он или мертв, а если и жив, нам все равно не узнать, где он сейчас, в эту ночь. Твоя бедная мама давно умерла, и никто не осудит ее за то, что она помешалась и плохо кончила. Парень, — брат повернул голову, чтобы на меня посмотреть, — ну вот мы с тобой и вышли из тьмы-тьмущей.

Как-то невесело он это сказал.

Песчаная дорога закончилась, и мы вышли на совсем другую дорогу — такой красивой я еще никогда не видел! По краям стояли белые столбики, а там, где она пересекала ручей, на столбиках сверкали драгоценные камушки. И еще посередине была ровная белая линия. Красота! Прямо впереди светились огни города. В ту сторону пронеслись три или четыре машины, будто наперегонки. Вжик-вжик-вжик! Вот это скорость!

— Ну что, — сказал брат, — еще не передумал идти со мной?

— Нет, сэр, Шнур. Я очень хочу.

— Внимание, сейчас мы с тобой отправимся по этой славной дороге в новые края. А ну разойдись! — Хотя вокруг не было ни души, мы вприпрыжку понеслись по дороге мимо изредка попадавшихся белых домов, и нам было хорошо.

— Город уже близко. Ихха! — закричал брат, взмахнув рукой, и мы поскакали дальше.

Вскоре мы поравнялись с большим белым домом, таким огромным, как лес позади него. Спереди были белые колонны и красивое крыльцо, а вокруг всего дома много-премного больших окон, из которых свет падал на ухоженный газон.

— Это фамильная усадьба ветерана Гражданской войны, генерала Клэя Таккера Джефферсона Дэвиса Кэлхуна, командира 17-го дивизионного бригадного полка армии Конфедерации, героя, раненного в левую четверть малой берцовой кости и награжденного Золотой Звездой медали Почета Конгресса США «Пурпурное сердце». Ему сейчас уже лет сто, он сидит вон там, наверху, в своей библиотеке, и пишет мемуары о битве при Шайло в Геттисбергской кампании и поражении при Аппоматтоксе[3]. Представляешь?!

Брат вообще обо всем рассказывал в таком духе, и хоть бы что.

Дальше мы проскакали мимо обычного дома и еще одного, и еще — их было очень много, но потом они закончились и начались необычные, темно-красные, как скалы, и повсюду в окнах горел свет. Вот это да! Я никогда раньше не видел столько огней, колонн и стеклянных окон! А сколько людей гуляло по хорошим и ровным дорогам!

— Это город, — сказал брат, и — ты не поверишь! — мне почудилось, что я уже видел ГОРОД из машины, давно-давно, когда мы с мамой однажды поехали смотреть кино, но тогда я был совсем еще маленький и ничего толком не запомнил. И вот я снова в городе, мне уже побольше лет, брат скоро покажет мне новые края, и от всего, что я видел вокруг, теперь уже просто дух захватывало.