Фредерик Стендаль - Семья Ченчи Страница 5

После этого молодая девушка дала Олимпио толстый кошелек, набитый монетами, а Марцио — принадлежавший ее отцу суконный плащ, обшитый золотым галуном, и отослала обоих.

Оставшись одни, женщины первым делом вытащили большие гвозди, вбитые в голову и горло покойного, а затем, завернув тело в простыню, они протащили его через ряд комнат до галереи, выходящей в маленький заброшенный садик. Оттуда они сбросили тело на большой куст бузины, росшей в этом уединенном месте. Так как в конце галереи находились отхожие места, то они надеялись, что, когда на следующее утро найдут труп старика, упавший в куст, все подумают, что он оступился, направляясь туда.

Все случилось в точности так, как они предполагали. Когда утром нашли труп, крепость огласилась воплями, обе женщины поспешили тоже поднять громкий крик, оплакивая внезапную смерть отца и супруга. Но юная Беатриче, имевшая смелость отомстить за поруганную честь, не обладала осторожностью, необходимой в жизненных делах: на другой день утром она отдала женщине, стиравшей в крепости белье, окровавленную простыню, сказав при этом, чтобы та не удивлялась такому обилию крови: у нее, мол, ночью сделалось сильное кровотечение; таким образом, пока что все обошлось благополучно.

Франческо Ченчи похоронили с почестями, а обе женщины вернулись в Рим для того, чтобы наконец насладиться покоем, которого они так долго были лишены. Они полагали, что счастье их будет вечным, ибо не знали о том, что в это время происходило в Неаполе.

Правосудие божие не допустило, чтобы столь жестокое отцеубийство осталось безнаказанным: как только в Неаполе узнали о случившемся в крепости Петрелла, оно внушило главному судье сомнение; он послал королевского комиссара с поручением осмотреть тело и арестовать тех, на кого падет подозрение в убийстве.

Королевский комиссар велел арестовать всех живущих в крепости. Они все были отправлены в Неаполь, закованные в цепи; в их показаниях не было обнаружено ничего подозрительного, если не считать сообщения прачки о том, что она получила от Беатриче окровавленную простыню. Ее спросили, пыталась ли Беатриче объяснить ей, почему на простыне были такие большие пятна крови. Она ответила, что Беатриче говорила ей о своем обычном женском недомогании. Ее спросили, могут ли от него быть пятна такой величины; она ответила, что нет и что пятна были слишком яркого цвета.

Эти сведения были немедленно посланы в Рим, и все же прошло несколько месяцев, прежде чем власти подумали об аресте детей Франческо Ченчи. Лукреция, Беатриче и Джакомо имели возможность тысячу раз спастись, уехав, например, во Флоренцию под предлогом паломничества или сев на корабль, отходивший из Чивита-Веккьи, но бог не внушил им этой спасительной мысли.

Узнав о том, что происходит в Неаполе, монсиньор Гверра тотчас же нанял убийц, поручив им прикончить Марцио и Олимпио. Но убить удалось в Терни только одного Олимпио; что же касается Марцио, то он был схвачен неаполитанскими властями и препровожден в Неаполь, где сознался во всем.

Это роковое показание было немедленно отослано в Рим, где наконец решились арестовать и заключить в тюрьму Корте-Савелла Джакомо и Бернардо Ченчи, единственных оставшихся в живых сыновей Франческо, а также Лукрецию, его вдову; Беатриче же оставили во дворце ее отца под охраной большого отряда сбиров. Марцио был привезен из Неаполя и также заключен в тюрьму Савелла. Там ему устроили очную ставку с обеими женщинами, которые решительно все отрицали; особенное упорство проявила Беатриче, ни за что не пожелавшая признать обшитый галуном плащ, который она подарила Марцио. Этот бандит, внезапно восхитившись поразительной красотой девушки и необыкновенным красноречием, с каким она отвечала на вопросы судей, отказался от всех своих показаний, данных в Неаполе. Его подвергли пытке, и он предпочел умереть на дыбе, не признавшись ни в чем: это был достойный дар красоте Беатриче.

После смерти этого человека, ввиду того, что обвинение не было доказано, судьи решили, что нет достаточных оснований для того, чтобы подвергать пытке сыновей Ченчи или обеих женщин. Их перевели, всех четверых, в замок Святого Ангела, где они прожили спокойно несколько месяцев.

Казалось, опасность миновала, и никто в Риме больше не сомневался, что прекрасная и столь мужественная девушка, внушавшая всем сочувствие к себе, будет вскоре выпущена на свободу, когда, по несчастью, в руки судебных властей попал бандит, который убил в Терни Олимпио. Привезенный в Рим, этот человек во всем сознался.

Монсиньор Гверра, скомпрометированный признанием бандита, был немедленно вызван в суд. Ему не избежать было тюрьмы, а также, весьма вероятно, и смертной казни. Но этот удивительный человек, который во всех своих делах пользовался особым покровительством судьбы, спасся почти чудом. Он считался первым красавцем при папском дворе и был слишком хорошо известен в Риме, чтобы незаметно скрыться; к тому же у всех застав города была поставлена усиленная охрана, а дом его с момента вызова в суд, несомненно, все время находился под наблюдением. Надо сказать, что он был высок ростом, отличался белизной кожи и имел красивую белокурую бородку и прекрасные волосы того же цвета.

С непостижимой быстротой он сговорился с каким-то угольщиком, переоделся в его платье, сбрил свои кудри и бороду, вымазал лицо сажей, купил пару ослов и стал, прихрамывая, ходить по улицам Рима, продавая уголь. Он весьма искусно изображал грубого и глуповатого человека; набив себе рот хлебом и луком, он выкрикивал в разных частях города свой товар, в то время как сотни сбиров искали его не только в Риме, но и по всем дорогам. Наконец, когда лицо его примелькалось большинству сбиров, он решился выйти из Рима, все еще погоняя двух ослов, нагруженных углем. Он повстречал несколько отрядов сбиров, которым и в голову не пришло его арестовать. После этого от него получено только одно письмо; мать послала ему в Марсель денег, и здесь, полагают, что он вступил в войска и сейчас сражается где-нибудь во Франции.

Признание убийцы из Терни и бегство монсиньора Гверры, повергнувшие весь Рим в изумление, настолько усилили подозрение и даже улики против Ченчи, что из замка Святого Ангела их перевели снова в тюрьму Савелла.

Оба брата, подвергнутые пытке, не обнаружили того величия духа, какое проявил разбойник Марцио; они малодушно сознались во всем. Синьора Лукреция Петрони, привыкшая к удобствам и роскоши и будучи к тому же по своему сложению довольно тучной, не могла вынести пытки на дыбе и рассказала все, что ей было известно.

Совсем иначе держалась Беатриче Ченчи, поразившая всех силой характера и твердостью духа. Ни уговоры, ни угрозы судьи Москатти не достигли своей цели. Она вынесла пытку на дыбе с неслыханным мужеством, не проявив ни малейшей слабости. Судьям ни разу не удалось вырвать у нее показание, которое хотя бы в малейшей степени компрометировало ее; более того, своими остроумными ответами она часто приводила в замешательство знаменитого Улисса Москатти, который вел допрос. Он был настолько удивлен поведением молодой девушки, что счел необходимым довести об этом до сведения его святейшества папы Климента VIII, ныне благополучно правящего.

Его святейшество заинтересовался процессом и затребовал к себе все дело. Он заподозрил Улисса Москатти, столь знаменитого своими глубокими познаниями и редкой проницательностью ума, в том, что тот подпал под обаяние красоты Беатриче и щадит ее при допросах. Следствием было то, что его святейшество передал дело в руки другого, более строгого судьи. Действительно, этот варвар предал прекрасное тело пытке ad torturam capillarum (то есть Беатриче Ченчи допрашивали, подвесив ее за волосы)[17].

Когда она была поднята на дыбу, новый судья велел привести к Беатриче ее мачеху и братьев. Как только Джакомо и Лукреция увидели ее, они воскликнули:

— Грех совершен, и теперь надо покаяться! Незачем позволять терзать свое тело из-за ненужного упорства.

— Вы хотите покрыть наш дом позором и умереть в бесчестии! — вскричала молодая девушка. — Вы совершаете большую ошибку, но раз вы этого хотите, пусть будет так.

Повернув голову к сбирам, она сказала:

— Развяжите меня: пусть мне прочтут показания моей матери, чтобы я могла подтвердить то, что должно быть подтверждено, и отвергнуть то, что должно быть отвергнуто.

Так и было сделано; она подтвердила то, что в показаниях соответствовало истине[18]. Тотчас же со всех них сняли цепи; Беатриче, не видевшая братьев в течение пяти месяцев, захотела пообедать вместе с ними, и они провели весь день очень весело.

Но на следующее утро их снова разлучили; обоих братьев перевели в тюрьму Тординона, а женщин оставили в тюрьме Савелла. Святейший отец, прочитав протокол, содержавший их показания, велел немедленно же привязать их к хвостам необъезженных лошадей и предать таким образом смерти.