Альваро Кункейро - Из книги «Сказки и легенды моря» Страница 5

Перед отплытием адмирал Бренн Ле Нуар выбрал себе жену из сирот разоренного города. Чтобы не связываться обязательствами, флотоводец отказался от конкурса красоты и прибег к взвешиванию, остановившись, разумеется, на самой тяжелой из претенденток — тринадцатилетней дочери бондаря. Она подарила ему целую дюжину детей, и адмирал впоследствии удачно устроил жизнь каждого из отпрысков. Все мальчики стали моряками, а среди потомства одной из девочек была мать адмирала Колиньи, знаменитого вождя французских гугенотов.

Плеван рассказывает, что в 1957 году, когда исполнилось пятьсот лет войне Гонфлера и Сэндвича, нормандцы вновь пересекли Канал — правда, на сей раз без оружия — и заключили мир с англичанами. Мэр Сэндвича облачился в парадное платье, дети спели песню, в которой пугали сами себя именами Бренна Ле Нуара, несущего огонь, и обе стороны уселись за один стол, чтобы разделить трапезу — всевозможные блюда из селедки. Великий был праздник. Жаль, что не осталось в Нормандии потомков Бренна Ле Нуара; последний из них расстался с жизнью у Трафальгара.

Адмиралы Гонфлера! Пожиратели лука и бычьих кишок на хаэнский манер, любители яблочной водки, они искали себе жен как можно дальше от родных мест и привозили из Пондишери или Луизианы экзотических красавиц, которые быстро угасали в холодных туманах Нормандии… Но я собирался говорить о кельтских адмиралах, о гаэльцах и ирландцах. Если мои сведения верны, это единственные в мире моряки, поднимавшиеся на свои корабли в шпорах; в час битвы, когда судно должно было нестись на всех парусах, а ветра для быстрого маневра не хватало, капитана опускали на веревках с кормы, и он, яростно крича, пришпоривал «Дракона Армаха» под рев своих воинов. Тогда, если даже стоял полный штиль, корабль несся по зеленой глади, как чистокровный скакун, бесстрашный и ловкий в бою. Когда-нибудь я расскажу, как в 999 году ирландский флот совершил подводное путешествие. На глубине тысяча футов моряки обнаружили золотых рыб, которые стерегли покоившуюся на камне арфу великого музыканта древности, утонувшего со своим кораблем по пути к святым местам. То одна, то другая рыба задевали хвостом арфу, и она издавала чудесные звуки. Чего только не случалось с этими мечтательными кельтами!

ЗОЛОТОЕ РУНО В ГАЛИСИИ

Греки полагали, что, отправившись на поиски золотого руна, Ясон нашел его, а вместе с ним прекрасную и зловещую Медею, где-то в восточном Средиземноморье или за византийскими проливами, дальше Трои, на берегах Черного моря. Но сейчас не знатоком вопроса хочу я быть в ваших глазах, а писателем, человеком воображения, галисийцем, который мечтает обогатить историю океана, что омывает берега его маленькой родины. В Рибадео — точное место неизвестно — обнаружена драгоценность, золотой предмет, сразу ставший гордостью западного ювелирного искусства. Это прославленный золотой барашек, которым «Курьер ЮНЕСКО» украсил обложку своего последнего номера. Предмет невелик: шесть с половиной сантиметров в длину, столько же в высоту и пятьдесят два грамма чистого веса. Castrón de ouro[9]… Мастер, сделавший его, изобразил завитки шерсти — драгоценного руна, которое некогда искал грек Ясон. Золотой баран, разумеется, не подвеска и не накладка, ибо прекрасно стоит на четырех ногах, обходясь без дополнительной опоры. Он мог быть сделан как за пределами Галисии, так и у нас, украшавших себя золотом еще в доримские времена. Возможно, его изготовили ювелиры Тартесса, жители которого торговали с атлантическими народами. Профессор Бланко Фрейхейро, посвятивший крылатому барану серьезное исследование, напоминает, что литературная традиция связывает мотив золотого руна с греками. Путешествия греков в Галисию подвергают сомнению; все считают выдумкой греческие поселения на кантабрийских землях. Никто сегодня не верит, что после взятия Трои Диомед оказался на берегах Миньо, чтобы в память своего отца Тидея основать город Туй. Никто не думает больше, что одним апрельским утром вверх по Пересу прошел бесстрашный Тевкр и там, где сейчас мост Понтеведро, на высокой скале заложил город: «Я, храбрый Тевкр, основал тебя…» А ведь кое-кто из древних писателей свидетельствует о присутствии греков в наших краях. Например, у Страбона можно прочитать, что греки бывали здесь и построили города Элленис и Амфилохию. Мы не верим в греческие колонии на кантабрийских берегах, но, когда появляются такие находки, как крылатый баран из Рибадео, стоит задуматься, говорит Бланко Фрейхейро. И дать свободу воображению, добавляю я.

Устремившись на загадочную окраину мира в поисках золотого руна, не к Финистерре ли, последней точке известной ему земли, плыл Ясон? География его приключений, известная нам по литературе, определена намного позже самих событий. Возможно, греческие и финикийские торговцы оловом знали какой-то богатый желтым металлом порт на океанском берегу и в связи с ним рассказывали о золотом руне. И вот вспомним испанских конкистадоров, что, начитавшись рыцарских романов, искали в Индиях страну Эльдорадо, где все, начиная с деревьев и кончая дверьми жилищ или булыжниками на дороге, золотое, неустрашимый Ясон с сотней отважных товарищей отправляется на корабле «Арго» к галисийским берегам. Далекое и полное опасностей путешествие за Геркулесовы столпы, где воды обрываются головокружительными пропастями и плавают страшные чудовища, закручивая волны в неистовые водовороты. Ясным торжественным вечером, скажем, майским, корабль бросил якорь в устье Эо, напротив скалы, где позже возник Рибадео. Эллины высадились и были приняты галисийцами по всем законам гостеприимства.

Можно предположить, что Эет был царем галисийцев, живших у Эо. Аргонавты увидели на голове и шее, на запястьях, щиколотках и коленях владыки золотые украшения — диадему, гривны, браслеты… У царя была неслыханно красивая дочь с чарующими (в буквальном смысле слова) глазами. Причесывалась она золотым гребнем, каким позже — вероятно, научившись у нее — стали причесываться, нежась под солнцем, дивноголосые сирены. Дочь царя Эета звалась Медеей и разбиралась в магии. Была она, как говорим мы, галисийцы, unha meiga, колдунья, sociere, умела не только ворожить, готовить любовные напитки и яды, но и брать верх в тонком споре, рассуждая неторопливо и убедительно, подобно обитателям наших палестин… Ясон полюбит Медею, благодаря ей добудет золотое руно и вернется на родину. Вместе с ней, разумеется. Все остальное: возвращение, ревность, цепь смертей — вам знакомо по греческой трагедии… Медея-галисийка! «Арго» выходит из устья Эо, оставляя слева уступы Кебрантас, о которые разбивается свирепое море, впоследствии названное кантабрийским. На корме стоит Медея, и Ясон обнимает ее узкую талию своей мощной рукой. Медея прощается с зелеными холмами, окаймляющими берега, с далекими синими горами… Castrón de ouro, крылатый баран из золота, должен напоминать о живом баране, чья золотая шерсть была дороже бесценных металлов, которые галисийцы использовали для своих поразительных ювелирных изделий.

Корабль Ясона идет в Грецию, оставляя позади Ортегаль и Финистерре, штормовыми ночами укрываясь в спокойных бухтах, проплывая мимо Лиссабона — там, может быть, еще жили греки, помнившие Одиссея, — и разыскивая пролив, чтобы выйти в хорошо знакомое море, где царит Посейдон. Медея, при всей ее terribilitá[10], сладко заснет в объятиях Ясона. Медея-галисийка, Ясон на Финистерре и в Рибадео. Невероятно? Я бы так не сказал.

АЛЕКСАНДР В ПОДВОДНОМ ЦАРСТВЕ

Как хорошо известно друзьям, меня всегда увлекала не столько подлинная история Александра Великого, сколько знаменитый средневековый роман о нем. Не довольствуясь существующими легендами, я еще в юности, quadema via[11], стал писать о чудесах, предвещавших рождение героя; о браке македонца и дочери Дария, к которой он не прикоснулся, пока звездочеты не сказали, что наступил благоприятный момент; о воздушных и подводных путешествиях Александра (они, конечно, волновали меня больше всего). Я писал, что перед спуском на дно океана Александр сорок дней ел только мясо и остерегался даже произносить названия рыб. Эти предосторожности должны были сделать его чужим для обитателей моря, чтобы, спустившись под воду, он не был принят за кого-нибудь из них. Царь не счел лишним получить семикратное благословение у епископа вавилонского и на семь дней удалиться в пустыню с халдейским священником Кеотесом, обладателем великих знаний, чтобы выучиться языку сирен. Я объяснял, что этот язык нельзя усвоить, зубря грамматику; следует начинать с первых криков, воркотни и лепета сирены-младенца, шаг за шагом пройти весь путь ее развития и наконец полностью овладеть речью, как ребенок, который, заговорив, постепенно избавляется от смешных ошибок. Вопрос о языке сирен поднимался не раз, и есть мнение, что им нравилось слегка заикаться — только не в начале слов, а в конце. Сирена сказала бы не «су-су-субботнее при-при-приложение», а «субботне-е-е приложение-е-е».