Альберт Мальц - Такова жизнь Страница 5

– Подойди сюда, Джордж, – сказал мистер Смоллвуд. Бичер подошел к белым. Смоллвуд сел и перекинул ногу через ручку кресла. Он нервничал, глядя на стоявшего перед ним негра. Наказать Бичера легко. Слишком легко! Любой мерзавец может это сделать. Ему же хочется, чтобы негр понял, что он натворил, ударив белого. А это не так просто. Все равно, как учить ребенка понимать жизнь.

Минуту Смоллвуд молча разглядывал негра. Потом он заговорил серьезно и сдержанно, и голос у него, как всегда, был чистый и ровный. – Ну, Джордж, как ты себя чувствуешь после вчерашнего?

Бичер молчал. Глаза его были опущены. Он смотрел на ногу Смоллвуда, перекинутую через ручку кресла. Нога покачивалась взад и вперед, и Бичер не спускал с нее глаз, следя за белой туфлей. В горле у него першило. Спросить воды он не решался.

– Ты слышишь, Джордж?

– Да, босс. – Юноша сказал это хриплым гортанным голосом.

Токхью мотнул головой. Этот тон ему тоже знаком. Тон да глаза – все одно к одному. Их упорство, как стена, – ничем не прошибешь.

– Не зови меня боссом, Джордж, – сказал Смоллвуд. – Говори просто мистер Смоллвуд. – Он помолчал, внимательно глядя на юношу… – Ты раскаиваешься, Джордж?

Бичер отвел глаза, избегая пронизывающего взгляда Смоллвуда. Он начал говорить, запнулся. Потом кашлянул и проглотил слюну… – Что бы от меня хотите, мистер Смоллвуд?

Смоллвуд повторил свой вопрос спокойно и твердо. – Отвечай мне, Джордж, ты раскаиваешься?

Наступило молчание. Потом Бичер поднял голову. В нем боролись гордость, страх и отчаянная решимость. – Нет, сэр! Понадобится – и я опять так сделаю. Будь на месте Бэйли негр, его бы линчевали за это!

– Негров линчуют за то, что ты сделал, – грубо перебил его Токхью. Он сплюнул за перила табачную жижу. – Это еще что за разговоры? Негр и белый – большая разница. Ты об этом не забывай.

Бичер повернулся к нему. Его угрюмое лицо дышало ненавистью; двадцать два года жизни слились воедино в эту самую минуту и горячей, горькой волной поднимались у него в крови. В глубине сознания была только одна мысль – взбунтоваться, высказать все. Эта мысль владела им. – По-вашему, я должен был смотреть, как он насилует девочку? – страстно крикнул он. – Ведь ей только десятый год.

Токхью хотел было сказать что-то. Смоллвуд остановил его. – Мистер Токхью, – язвительно заметил он, – разрешите вам напомнить еще раз – не плюйте на клумбу моей жены.

– Виноват, – буркнул Токхью. «Ах, чтоб тебе! – кипел он, – да я бы целый месяц в рот спиртного не брал, только бы пустить свинью на твои клумбы!»

– Тебе не следовало его бить, – сказал Бичеру Смоллвуд.

Бичер шагнул вперед. Глаза его смотрели умоляюще, лицо дергалось от волнения. – Что же мне было делать, босс? Я сказал ему – уходи. А он не уходит. Надо же что-то делать! Я его оттащил, а он ударил меня, сбил с ног. А потом я его ударил. Что же вы от меня хотите?

Смоллвуд вскочил с кресла. – Я хочу, чтобы ты знал, что белых бить нельзя, – сердито закричал он. – Ты должен был побежать за помощью, крикнуть, все, что угодно, только не бить его.

Бичер дрожал всем телом, молча глядя на Смоллвуда. Глаза его блестели от волнения. Он чувствовал, как пульсирует кровь в горле. Его охватило безудержное желание: крикнуть на этого белого человека, высказать все хоть раз в жизни, говорить, не сдерживая себя, хоть раз в жизни поднять лицо от черной земли и взглянуть в голубое небо, поднять голову горделиво, как свободная, высоко взлетающая птица, – это желание душило его. Он не мог вымолвить ни слова.

Смоллвуд быстро сел в кресло. Он вытер лоб носовым платком. Он был недоволен собой. Он рассердился, а сердиться не следовало. Но мальчишка просто невероятен! Он ничего не видит дальше собственного носа. Где он находится – на Maрсе или в округе Кларабелл, в штате Луизиана? Ни малейшего понятия о положении негров на юге! 40

Рассуждает так, как будто он – вождь племени у себя в Африке. Вождь! – просто негр, который живет среди белых. Он себя погубит… Во всяком случае, сейчас ясно одно: Бичер останется на плантации. В шоферах он окончательно собьется с толку.

– Джордж, – уже более спокойно сказал Смоллвуд, – о мистере Бэйли ты забудь. Это касается меня, а никак не тебя. Ты подумай о том, что ты сам сделал. Негров линчуют за драку с белыми, – ты это прекрасно знаешь. А с мистером Бэйли я сам рассчитаюсь.

– Как? – Бичер спросил это шопотом. Он пригнулся и застыл на месте; его горящие, налитые кровью глаза смотрели прямо в лицо Смоллвуду. Он уже не владел собой. Слепая злоба на мир белых людей охватила все его существо. Сейчас, в эту минуту, он слышал голос всей своей жизни. Голос, который говорил о долгих годах работы на плантации; он был словно река, пробивающая плотину; словно глубокий, набухающий поток, который сносит, наконец, каменную стену покорности, привычки к хлысту и к дулу револьвера. – Как? – повторил он. – Как? Как? Как вы расправитесь с ним? Пошлете его в арестантскую роту? Поставите его перед судом негров, как меня перед судом белых?

Смоллвуд вспыхнул. Стало слышно его дыхание. Потом он отрывисто засмеялся и, когда заговорил, голос его прозвучал необычно, словно ему с трудом удавалось сдерживать себя. – Бэйли тебя не касается, Джордж. Я же сказал, Бэйли будет иметь дело со мной.

– С вами! – Бичер выпрямился. Страдания и несправедливости, презрение и горечь, накопившиеся за всю жизнь, рвались наружу в его истерических криках. – Вас только слушать хорошо, а на самом деле вы такой же, как все! Меня в арестантскую роту, а он туда не попадет! Вы знаете, что не попадет! Вы лжете!

Смоллвуд ударил его по лицу. Бичер, шатаясь, отступил назад, но все-таки удержался на ногах. – Бейте! – истерически крикнул он. – Мне не больно! Я разбил тому белому челюсть – это самое лучшее, что я сделал в жизни. Бейте, мне не больно. Мне теперь все равно!

Смоллвуд остановился. Занесенный кулак так и застыл в воздухе. Его смуглое лицо посерело. Он стоял неподвижно и трясся всем телом, не помня самого себя. Но он не кинулся к негру, Не ударил его во второй раз. Прошла минута – он вздрогнул и быстрым судорожным движением прижал руку к груди. Мучительный стыд исказил его лицо. Он неправ! Боже мой, он был неправ! Да, он лгал! Негр уличил его во лжи!

Смоллвуд упал в кресло и стиснул руками голову. Он страдал. Ударить этого мальчишку – боже, какая низость! Столько красивых слов, а на деле чем он лучше любого белого плантатора: чуть что – и кулак, чуть что – и петлю на шею!

Он застонал. В ту минуту, когда Бичер назвал его лжецом, он готов был убить этого негра. Сейчас безумство прошло, но его сменило чувство острой физической боли, обжигающей тело. Боже мой, значит, вся жизнь была ложью? Не может быть! Нет! Эта минута была ложью. Только эта минута. Он не такой, как другие плантаторы. Это уже доказано. Это – факт.

Боль утихала. Ему стало легче. Да, он немного успокоился… Неправда, неправда, – стараясь рассуждать трезво, думал Смоллвуд, – это неправда. Десять лет на плантации, и ведь все обходилось без жестокостей, без револьвера, без всего того, чем злоупотребляют другие плантаторы. И он не обсчитывал негров. Правда, ему было хорошо известно, что его негры еле-еле зарабатывают себе на хлеб. Они живут в нищете, и надеяться на более счастливые времена им нечего. Жилища у них немногим лучше свинарников, на работу их гоняют, как скотину. Но виной всему цены на хлопок, он тут не при чем. Ему приходится выбирать: или конкурировать с другими плантаторами, или бросать дело. Всему виной цены на хлопок. Но, честное слово, он не обсчитывал негров так, как обсчитывают другие хозяева. Он не принадлежит к числу тех южан, тех «белых джентльменов», которые развлекаются линчеванием в скучный субботний вечер. Нет, он не из таких и никогда таким не будет.

Смоллвуд глубоко вздохнул. Он посмотрел на Бичера. Негр стоял неподвижно, словно застыв на месте, голова его была чуть опущена, глаза помутнели. Он тяжело дышал, приоткрыв рот.

Смоллвуд решился: Бэйли необходимо рассчитать! Да, это первое, что надо сделать! С какой ловкостью обошел он в мыслях ту часть этой истории, которая касалась непосредственно Бэйли! Бэйли – человек нужный, и он уже был готов дать ему возможность исправиться. А стал бы он ждать, исправится Бичер или нет, если бы Бичер вздумал изнасиловать белую девочку? Вряд ли. Да, Бэйли будет уволен, и сегодня же. Жаль только, что его нельзя притянуть к суду. Но тут уже приходится считаться с обществом. Нет такого плантатора, который привлек бы к суду белого за изнасилование негритянки. Об этом не может быть и речи. Но Бэйли потеряет хорошее место, а это уже не так мало. А Бичер? Бичер? Тяжело – но его надо проучить. Жизнь есть жизнь, никуда от нее не уйдешь. Негр, который воображает, что можно ударить белого и остаться безнаказанным, кончит тем, что в один прекрасный день будет болтаться на суку. Лучше наказать его сейчас, как ребенка, ударившего отца. И спорить с ним бесполезно, всё равно, что с ребенком. Надо наказать; наказать по возможности мягко, но так, чтобы он раз и навсегда запомнил закон мира, в котором живет, и не попал в беду, не дал жизни сломать себя. Это очень неприятно, но ничего не поделаешь.