Неустановленный автор - Музейная ценность Страница 5

Женька уже подключился к классу, Красильников тянул меня в первые ряды, но как-то не очень хотелось. Я позвал его:

– Антон!

Он нехотя отстал от Романова с его россказнями и подошел ко мне:

– Чего хотел?

– Возьми камеру, давай одни пошатаемся? – предложил я.

– Ну, давай, только потом. Знаешь, как здорово рассказывает!

Я понял, что Антон не составит мне компанию и даже не пытался его уговаривать, просто отдал камеру и пошел в другой зал. Меня туда как магнитом тянуло, не знаю почему.

Просто как будто кто-то влажно нашептывал в ухо: «Юра, идем со мной, идем со мной…» А куда идем, не говорит, но и так все понятно. Я завернул за угол, послышались легкие крадущиеся шаги. Может Красильников передумал? Обернулся – никого. Значит, просто показалось. Картины на стенах жили своей жизнью, но у меня было ощущение, что они сопровождают меня, указывают, где и куда нужно свернуть. Я прошел несколько залов, шаги гулко отдавались в прозрачном, пропитанном стариной воздухе. И тут я увидел его!.. Глаза буквально вырвали его из всего музея. Я понял, что сюда стоило приехать уже только из-за него.

Интермедия 2

Остров в северном море, 12.. год, подножие гор

Что есть мир, что есть вселенная? Это бренно, как все вокруг, кроме этих древних гор, подпирающих своими вершинами своды поднебесной, кроме вечного солнца, и заката, опаляющего медовым маревом все вокруг. Во времена зарождения мира и порядков, которые существуют и правят людьми и поныне, когда законы смертных и непоколебимые границы измерений еще не отделили человеческий мир от другого, загадочные существа странствовали по юной планете.

Однажды на восемнадцатый день априла, когда все льды стаяли и сбежали хрустальной капелью в прозрачные горные реки со студеной водой, из-за северной вершины Кэйнмэйк пришло облако, заслонившее и нежный розовый восход, и закат, отливающий золотом и пурпуром. Облако опустилось и висело над вершиной совершенно недвижимо. Дикие черные лебеди кружили над ним, покуда поднималось солнце. Так в царстве хаотиков стал знаменоваться рассвет.

Повелитель Эван возглавлял величественное шествие, растянувшееся по подножию горы, конца ему не было видно.

Воины, закованные в серебро и золото, терялись в густых зарослях леса. Император осветил факелом свод пещеры, летучие мыши с писком полетели прочь от палящего огня, Эван вошел, и воины последовали за ним.

Тронный зал был узким, он помещался в самой глубине пещеры, где не били живительные родники, куда не проникал спасительный луч света. Мрак и сырость царствовали в его сводах. Озеро, обложенное зелеными тусклыми каменьями, делило залу на равные половины. Воды его дымились, наполняя все вокруг запахом соли и подводной травы. От зеленых камней исходило слабое свечение.

Помост, на котором возвышался трон, отдававший лиловым холодом, был устроен на груде камней. Магистр в черном одеянии занимал агатовое кресло, на его подлокотниках нашли свое прибежище каменные тролли с мохнатыми ушами. На лапе одного из них лежала тяжелая рука Магистра позолоченая перстнями.

Эван направился к нему. Он чинно ступал по слюдяным плитам зала и звуки его шагов гулко отдавались от каменных стен и повисали в воздухе.

– О Магистр, – молвил Эван. Я повеливаю носителями многих титулов, но склоняю свою голову у колен твоих…

– Знаю, путник, чего жадешь ты… Ты будешь и далее властителем земель своих и тех, кои не поминаются ни в манускриптах, ни в одах Всевышнему, но даровать тебе бессмертие было б жестоко.

– О, маг!..

– Не мыслишь ты, как надобно, глупец!.. Исчезни!..

Каменья подземного озера сверкнули, ослепили дерзкого повелителя и вся процессия продвигавшаяся сквозь лесные кущи начала медленно таять. Кони, дамы, рыцари, превращались в клубы сизого дыма, стелились по траве, обращались пением птиц, повисали прозрачной росой в призрачной красе северных гор.

– Ну что же? – голос Магистра разбил стеклянную тишину зала. Хотел бы я знать кто посмеет оспорить мое решение?

Он встал, глаза тролля сверкнули зеленым огнем, черные бархатные одежды зашелестели вслед.

– Янгус! – гремел глас Магистра.

От стены темного зала отделился маленький скрюченный человек, рыжий клок волос закрывал правый глаз, пятна на лице, скрывали его выражение.

– Величество…

– Хочу знать о манускрипте Хранителей. Мне виделось, они преемников себе искали. Юнцов. Было это далеко впереди.

Столетия, страны, города летели…

– О да, Магистр…

– Решение их принято и законно?

– Не решено, Магистр, покуда Ваше слово не звучало…

– О равновесии дбра и зла судить хотели без меня?

– Вас ждали…

– Мир рухнул бы, нельзя склонить чаши весов, ведь Мы не вечны – Хранители, Хаотики уйдут. Всевышний не дал Долорес права. Альфредо не посмеет чрез порог познанья преступить.

– О да, Магистр…

– Я должен видеть их…

– Пожалуйте, сюда, Магистр…

Маленький уродец семеня шел к озеру. Он снял синий перстень с левой руки Магистра и бросил его в туманные воды озера. И тот час столб воды взметнулся ввысь.

– Они?! – в голосе Магистра возмущение рокотало громом.

– О да!

– И вновь они? Вот это трио?

– Вы правы Маг! Антоний, Юриус и Эва…

– Не быть тому. Добра не будет больше, чем можем сотворить мы зла. Не быть. Довольно, Янгус!

Глава 3

Я стоял потрясенный, ошарашенный. Не знаю, как это получилось, но я уже не принадлежал себе. Даже странно. И еще я очень напугался, потому что никогда такого раньше не было. Когда с тобой происходит нечто невероятное помимо твоей воли, а ты к тому же можешь понять, что именно!

Кажется, я весь покрылся мурашками, и ладони стали влажные и холодные.

Я медленно пошел к нему. На невысоком постаменте передо мной стоял весь в позолоте клавесин. Белые-желтые клавиши из слоновой кости показались мне горячими, когда я дотронулся до них. Высокий дребезжащий звук разбил прохладную тишину зала. Я оглянулся. Нажал еще одну. А потом мне почему-то захотелось сыграть «Собачий Вальс». Ну не знаю, чего это меня так сподобило! Я тогда волновался, вдруг кто-нибудь услышит. Стыдно – скажут: «Такой верзила, и „Собачий Вальс“ играет!». А я, может, ничего другого и не умею.

В общем, это клавесин произвел на меня такое впечатление, что я обо всем забыл. Как маленький, стоял и нажимал все клавиши по очереди, как будто ноты на вкус пробовал. И тут, когда я уже прошел четверти три, между ними что-то блеснуло.

Так холодно, как звезда, тогда, на рыбалке. У меня от удивления чуть глаза не выпрыгнули.

Осторожно нажал еще одну клавишу, раздался какой-то низкий звук, и я мизинцем прижал прозрачный камушек на тонкой длинной железке. Аккуратно вытащив ее полностью, я стал рассматривать свою находку. Белый камень в окружении светло-зеленых и сиреневых, маленьких, словно осколки.

Длинный стержень, на котором они крепились, был потолще цыганской иголки и остро заточенным на конце. Это я выяснил, когда легонько до него дотронулся. Тут же на моем указательном пальце выступила круглая, как бусина, капля крови.

Я сунул эту иголку в карман, бросил прощальный взгляд на клавесин, который вдруг показался мне старой рухлядью, и пошел догонять класс.

Хотабыч все так же увлеченно о чем-то рассказывал, кивал на портреты и пейзажи, развешанные на стенах. Ребята хлопали глазами и старались поближе протиснуться к механическому пианино. Олег Владиславович позвол всем немножко поиграть, после чего экскурсия гуськом отправилась дальше.

Я догнал Красильникова и положил ему руку на плечо:

– Ну как?

– Отлично!

Я ничуть не сомневался, что он именно так и скажет. Дальше мы все осматривали вместе, и играть пробовали вместе: он, потом я – все вместе. Я был очень рад, что у меня есть такой друг, но что-то внутри царапало меня и было как-то нехорошо. Только я никак не мог понять: почему именно.

Вечером я поделился с Антоном своей находкой.

– Как тебе программа Хотабыча?

– Какого Хотабыча? – удивился Красильников.

– Да экскурсовода, – я забыл, что не поделился с другом своей ассоциацией.

– А он и правда на него очень похож. Понравилась, конечно, а что?

– Просто мне кажется, что я время в музее провел с большей пользой, чем вы все вместе взятые…

– Это ты к чему клонишь? – хитро прищурился Антон, – Рассказывай, пока я приготовлю чего-нибудь на зуб положить, – попросил он.

И тут я, ни слова не говоря, достал из кармана иголку с камнями.

– Вот это штука! – присвистнул Красильников. – Где ты ее взял?

– В музее, – скромно ответил я.

– Стянул?!

– Издеваешься? – тут пришла моя очередь удивиться. – Чтобы я что-то украл?!

– Да не кипятись ты, я просто не ожидал такое увидеть.

– Понятно – не ожидал. А что ты хотел? Чтобы я рояль или контрабас из кармана достал?! – продолжал возмущаться я.

Мы поняли, что нам обоим нужно помолчать и остыть. Я на повышенных тонах ничего объяснить не могу, а он ничего понять не в состоянии. Поэтому мы не придумали ничего лучше, чем сидеть и жевать бутерброды.