Алексей Гравицкий - Живая музыка Страница 5

А он его — колом… спящего. Кол снова задрожал в руках. Нет другого выхода! Пальцы стиснули осину. Удар был резким и страшным. Игорь вложил в него всю боль, все страхи, всю ярость, какая была. Грубо отесанное дерево с хрустом проломило ребра, глубоко вошло в тело. Игорь выпустил кол. Все… Сил не осталось. Внутри было пусто. Ни чувств, ни мыслей, одна лишь опустошенность. Игорь отступил в сторону, ноги подкосились, и он рухнул на пол. Сквозь шум в ушах прорвался голос Ульянова:

— Удовлетворен?

Игорь дернулся. Жаркой волной накатила паника. Не веря себе, чувствуя, что сходит с ума, повернул голову. Саша как ни в чем не бывало поднялся с дивана. Из груди его торчал осиновый кол.

— Не берет меня осина.

Ульянов легко ухватился рукой за кол, выдернул, оставив жуткую рваную рану в груди. Задумавшись на секунду, повертел осину в руке и с силой снова всадил себе в живот. Игорь вздрогнул, попытался подняться, но сил не было.

Саша выдернул кол, распахнул халат, демонстрируя жуткие окровавленные дыры, оставленные заточенным деревом. Потом слегка напрягся и прикрыл глаза. Раны, словно в кино, которое закрутили в обратную сторону, затянулись: какие–то считанные секунды — и их не стало. Об их существовании теперь напоминала только свежая розовая кожа и отсутствие волос на груди в том месте, куда вошел кол.

— И серебряные пули меня не берут. И чеснок я люблю. Особенно гренки с чесноком под пиво! — весело добавил вампир.

Он запахнул халат, подтянул пояс и протянул Игорю руку:

— Вставай.

Игорь с трудом поднялся, вяло соображая, позволил довести себя до кресла и усадить. Саша ушел куда–то. Игорь слышал шум воды, звон посуды, не осознавая, что слышит… Понимания вообще не было. Потом появился знакомый запах. Кофе!

Он опустил взгляд, понял, что сидит в кресле у журнального столика, а перед ним чашка с кофе. Пальцы на автомате подцепили фарфоровую чашечку.

— Как? — услышал он чей–то хриплый голос. Не сразу сообразил, что голос этот — его.

— Я — Высший, — спокойно отозвался Саша. — Значит, бессмертен. Вот Диму или Владика ты б этим колом похоронил. Меня — нет. Я вечен.

Вечен… Игорь ловил лишь какие–то обрывки слов. В голове по–прежнему было пусто. Лишь иногда там возникало что–то, подобно озарению, и тут же тухло.

— Теперь ты меня убьешь…

Саша пожал плечами:

— С чего вдруг?

— Как же… я…

Игорь снова замолчал, потеряв мысль. То, что секунду назад вспыхнуло истиной, сейчас уже не имело смысла.

— Не волнуйся, я не мстителен, — покачал головой Ульянов. — И потом, если б у тебя получилось меня убить, я был бы тебе признателен. К сожалению, это невозможно. Я пробовал. Разными способами пробовал. И сам, и другим позволял. Возможно, меня может похоронить ядерный взрыв… не знаю.

Игорь тупо смотрел перед собой. Кофе в чашке закончился, а вместе с ним — и желание что–то говорить или понимать.

— Жить вечно — скучно и утомительно, — тихо произнес Саша. — Единственное, что меня утешает — музыка. А ты, нехороший человек, хочешь лишить меня последней радости.

Саша сидел грустный и уставший. Смотреть на него было неприятно, и Игорь молча закрыл глаза…

Ему снилась Танюшка. Ее туфельки под вешалкой, сумочка на тумбочке в прихожей, исходящий паром на кухне чистый заварочный чайник. И сама Танюшка на диванчике.

«Ты вернулась», — обрадовался Игорь.

«Считай, что и не уходила», — ответила она.

«Почему?»

Она поманила его, ласково, привычно. Он подался вперед, наклоняясь, чтобы услышать ее мягкий шепот. Но Танюшка не зашептала. Она быстрым движением лизнула его щеку. Игорь отпрянул, поглядел на ее лицо. Сердце заколотилось сильнее от предчувствия непоправимого.

«Мне нужна живая музыка», — обнажила клыки в улыбке Танюшка…

Он проснулся. Сердце билось в каком–то сумасшедшем ритме. Сон таял, уступая место реальности. А что в реальности?..

Игорь повернул голову, огляделся. Он сидел в кресле. Рядом на журнальном столике стояла пустая чашка с засохшей на донышке кофейной гущей. Диван, шкаф, еще одно кресло…

На мгновение сердце замерло. Внутри все похолодело. Игорь с ужасом поднялся, медленно, словно во сне, двинулся к двери. Уже у выхода резко обернулся и окинул комнату взглядом. Возле шкафа стоял побуревший от засохшей крови осиновый кол.

Значит… все правда. И опять все снова?..

Игорь выбежал из комнаты, метнулся в кухню. Ульянов стоял там у плиты, придерживая джезву за ручку.

— Проснулся? Сейчас будет завтрак…

Игорь, не дослушав, повернулся и побежал прочь из квартиры. Межквартирный холл, кафель, синюшные стены… Прочь отсюда! Лифт, подъезд, улица. Прочь!.. Он огляделся. Тетка с коляской ухмыляется во все зубы. В коляске ребенок, беззубый еще. Мужик с собачкой. Собачка задрала ногу у забора, а мужик старый. Старик. Зубов уже нет. А вон помоложе идут, эти с зубами.

Господи, да они же все, все такие!.. Они все такие… и были такими всегда. Вампиры. Сосут кровь или нет, живут всегда или живут сейчас — неважно. Они все — вампиры. Вечные вампиры! Мыслящие своими сиюминутными страстишками, не любящие тех, кто на них не похож. Любящие их только тогда, когда переломают, когда доведут до черты, когда приблизят к себе. Приблизят, если собой не сделают. Признают. Ты, мол, гений, мы на тебя больше не покушаемся, но ты наш… И почему он раньше этого не видел? И куда от них бежать?

— Я не ваш, — пробормотал Игорь себе под нос. — Я не ваш, вампиры вы чертовы. Идите вы к дьяволу!

Прочь. Прочь от них. Прочь отсюда. Куда?

Он повернул голову. Ответ родился сам собой.

Игорь сместился к краю дороги, пошел по самому краю тротуара. Главное… сделать это резко и не рано, чтобы успел он, а не тот вампир, который попытается ему помешать.

Игорь шел, непрерывно оглядываясь назад. Главное, дождаться подходящего момента, главное… пианист резко метнулся в сторону. Завизжали тормоза, но никакая сила уже не могла предотвратить тупого удара.

Свет погас. Где–то на краю сознания завизжала дамочка с коляской.

Внутри все болело, словно выжгли огнем. К горлу подкатывал тошнотворный ком, а в голове вспышками пульсировала боль. Темнота и пульсирующие вспышки боли. Он попытался провалиться обратно в темноту, но ничего не вышло. Кто–то мягко провел ладонью по руке…

Танюшка!

Игорь медленно открыл глаза. Танюшки в комнате, вернее в больничной палате, не было. На краю его койки сидел бледный как смерть Саша Ульянов и довольно улыбался синюшными губами.

— Зачем ты?..

Голос не слушался. Игорь облизнул пересохшие губы. Саша по–прежнему молча улыбался. Лицо его было необыкновенно бледным, несмотря даже на белоснежный халат, накинутый на плечи.

— Дайте мне умереть, — тихо попросил Игорь.

— Ни за что! — покачал головой Саша. — Мир не переживет потери такого пианиста. Да что мир, хрен с ним, с миром. Я не переживу.

Игорь бессильно опустил веки. Снова навалилась темнота, прерываемая вспышками боли.

— Почему? — произнес он одними губами.

— Мне нужна живая музыка, — донесся тихий, вкрадчивый голос Саши. — Мне нужна твоя живая музыка. Только не сходи с ума, это плохо влияет на творчество.